Смерть чистого разума - Алексей Королев

class="p1">– Только одну главу. Скажем… ммм… вторую. И, разумеется, вы сохраните это в тайне. Так сказать, sub rosa.

– Разумеется. Завтра утром верну. Неужели даже Николай Иванович ничего не знает?

– Ни одна живая душа.

* * *

«Марк ничего не ответил.

Охвативший его в первую секунду ужас быстро сменился изумлением. Итак, ничего не произошло. Маховик Хронотопа не сработал, он по-прежнему в Мире Рассвета. То, что сперва казалось долгим сном, а потом – осязаемым кошмаром, оказалось обыкновенным чудом обращения в другую, быть может, лучшую жизнь. Новый мир не хотел отпускать Марка, а как знать – возможно, и сам Марк уже того не хотел.

– Марк, Марк! Разве ты забыл, что послезавтра – День Времени?! – сказала Нейф. – День величайшего из наших торжеств, праздник единства и свободы. Вся Геркулина, весь Мир будет веселиться. Реки будут говорить, а камни – смеяться, и леса танцовать. Как ты мог покинуть нас в канун Дня Времени?

Она вновь стояла в дверях, в сопровождении тех же незнакомцев, прежняя, стройная и темноволосая, без единой седой пряди, словно и не было час назад этих ужасных мгновений внутри Маховика. Час? А может, вечность? Нейф смеялась одними глазами, глядя на Марка, прежняя Нейф.

– Кто твои новые друзья? – спросил Марк. – Они выглядят старше, чем те, которых я видел раньше.

– О, они так же молоды, просто они с южных границ, поэтому их кожа потемнела до срока, а волосы выгорели. Знакомься, Марк. Это Зей Болл, он любит рисовать на магнитоскопе. Это Пел Зогг, никто лучше него не ловит голыми руками форель в ручьях, он два раза побеждал на состязаниях. Это Самм Сари, она командовала полусотней воздушной стражи и самолично сбила пять пифагорийских мехаптиц.

Новые друзья Нейф с улыбками приветствовали Марка, а он постарался поздороваться с ними как можно сердечнее – сейчас, когда никто, даже Нейф, ничего не помнит и не понимает, ему нужно выгадать немного времени. Немного времени в канун Дня Времени.

Они вышли на поляну. День клонился к закату, где-то вдали разводили открытый очаг, Марк понял, что наступает время вечерней трапезы. Пел Зогг предложил пока сыграть в сферы или в чёт-нечет, но Марк вежливо отказался. Он почувствовал себя смертельно уставшим, и Нейф поняла это. Её мехаптица была неподалёку, всего в нескольких десятков шагов за рощей. Новые друзья Нейф не препятствовали им. Они остались на поляне в ожидании пока позовут к столу.

* * *

Марк и Нейф стояли на берегу, на прохладных, ещё не согретых солнцем камнях. Они спустились прямо из нового дома Нейф – одноэтажного, но просторного, крытого той же странной “черепицей”, что и крылья мехаптиц и занимавшего всю расселину между двумя скалами.

У ног их лежало озеро, чистое и спокойное. Никого не было вокруг, куда ни кинь взгляда. На противоположном берегу озера была обсерватория и какая-то автофабрика, но сегодня, в канун праздника, не было видно ни единого человека.

С гор подул свежий ветер и охладил разгорячённые сном тела Марка и Нейф. Нейф раскинула руки и подставила свою грудь под это легкое дуновение, любуясь восходящим солнцем, и озером, и собой, и Марком.

– Где бы хотел встретить праздник? – спросила Нейф.

– Мне всё равно. А где это возможно?

Нейф пожала плечами.

– Где угодно. Тебе везде будут рады, ты же знаешь. Можем слетать к Истокам, там всегда собираются лучшие танцоры, ты увидишь, как ночь напролёт будет звучать самая прекрасная в Геркулине музыка. Здесь, недалеко, около Дома Рек, будут пиры, приедут медовары и сыроделы со всей страны, и из Пифагории в первый раз за долгие десятилетия привезут их знаменитую пунцовую рыбу, я её никогда не пробовала, да и никто в Геркулине. Но я бы посоветовала тебе посетить церемонию зажжения Огня Времени в Доме Народа. Там будут только члены Собрания, но тебя, конечно же, допустят, а вместе с тобой, – она улыбнулась, – может быть, допустят и меня.

– Ты никогда не видала эту церемонию? – спросил Марк.

– Нет, отчего же, видала. Когда была ребёнком. Детей туда допускают – если они, конечно, сидят тихо и не шалят.

– Давай отправимся в Дом Народа.

Нейф захлопала в ладоши.

– Как это замечательно, Марк! Ты увидишь новых Архонтов, Ала Гнатта и Валла Седима, которых выбрали на места Скоб Борс и… – она перестала улыбаться и запнулась.

– Что же ты остановилась? – спросил Марк. – Их выбрали на место Скоб Борс и Тара Бата?

– Я не хочу произносить это имя. Имя предателя.

– Предаёт не имя, Нейф, – мягко сказал Марк. – Предаёт человек, состоящий из ошибок и слабостей, заблуждений и пороков.

– Это не слабость, – жёстко ответила она. – Слабость – это когда я отказалась войти за тобой к Далу Мару. Когда решила, что четыре терции не могут противостоять девятнадцати.

– Ну какая же это слабость, – улыбнулся Марк. – Это естественное нежелание женщины рисковать.

– Наши женщины устроены не так, неужели ты этого ещё не понял?!

– Таких женщин как здесь, я не встречал никогда… и не встречу. А ты – лучшая из них.

– Это тоже – слабость, – она опять улыбнулась.

– Нет. Слабость – это испугаться сейчас этой чистой ледяной воды! – и с этими словами Марк бросился в озеро и поплыл широкими саженями, не оглядываясь. Нейф, закусив губу, молча смотрела ему вслед».

46. Из дневника Степана Маркевича

7/VIII.1908

Предрассветные часы – самые продуктивные, даже если спал шесть часов вместо необходимых мне восьми. Сейчас нет ещё и семи часов утра, но я уже успел тихо спуститься вниз (на кухне, впрочем, уже сдержанно гремели), положить рукопись «Геркулины» на столик около кабинета Веледницкого, выкурить папироску на террасе и зашифровать телеграмму для И.И. Интересно, во сколько открывается почта? Не позже девяти, вероятно, так что улизнуть до завтрака не выйдет.

(Письмена Корвина определённо не так просты, как может показаться, – и уж точно не просто бред воспалённого сознания. Во всяком случае, их следует изучить пристально. Неплохо бы их сшить в тетрадку, кстати.)

Десять лет назад, 7/VIII-1898 я записал в дневнике следующее:

«Каникулы заканчиваются. Коли обучение есть тяжёлый труд, как говорил то ли Аристотель, то ли Демокрит, то и отдых от этого труда мог бы быть и подлиннее. Впереди – два специальных класса и, как говорит Александрин, о будущем нужно задумываться уже сейчас. С ней, конечно, о таких вещах разговаривать немыслимо – что из того, что её муж был флигель-адъютантом? Она видит меня как минимум в Николаевском кавалерийском, словно забывая, как я ненавижу ездить