Смерть чистого разума - Алексей Королев

представляется мне не только возможной, но и небезынтересной, но здесь всё зависит от состояния моего здоровья. Впрочем, тут я пребываю в весьма оптимистичном настроении».

– Что, любопытный документ? – спросил Шубин, когда Маркевич протянул ему записку. – А возьмите-ка его себе на память. Мне-то он более ни к чему. Музей моей фамилии им вряд ли украсишь, да пожалуй что и наоборот: попадёт не в те руки, хлопот не оберёшься. Ну-с, счастливо оставаться.

«Самая большая сумма денег, которую я держал в руках – вероятно десять тысяч рублей, плотный пергаментный пакет, который учитель велел передать боцману со шведской “Королевы Амалии”. Боцман – вопреки рисовавшимся мне с детства картинам – оказался вовсе не ражим детиной с серьгою в ухе, а щуплым, нервным, всё время оглядывавшимся человечком семитской наружности. Пакет он торопливо спрятал за пазуху, так же торопливо передал мне акулий зуб в медной зеленоватой оковке – что-то вроде расписки. Была ослепительная лунная ночь, большая редкость в то время в Петербурге, и от того, что его можно ясно разглядеть, боцман нервничал ещё больше. Десять тысяч рублей. Примерно столько Тер и хотел получить от Шубина на свои “состязания в ловкости”. Сколько Шубин предложил Корвину? Не десять же, это смешно. Пятьдесят? Сто? Ста тысяч мне хватило бы до конца моих дней и на реализацию всех моих замыслов. Впрочем, не факт, ибо жить я собираюсь долго.

Почему я не удивлён тому, что записка, которую я держу в руках и, которая, несомненно, написана Корвином – если только не предположить здесь заговор во главе с малышом Жакаром – и рукопись второго тома “Геркулины” написаны разными почерками? Веледницкий говорил, что работать над “Геркулиной” Корвин начал около семи лет назад. Левшой же заделался в прошлом году. Но я читал чистовик, которому как раз около года. И потом, доктор не утверждал, что Корвин совершенно перестал пользоваться правой – он сказал, “практически перестал”. Всё сходится. Или нет?»

Кучера обоих шарабанов чуть не подрались из-за места прямо напротив калитки, суетился прибывший со вторым экипажем Веледницкий, помогая усаживаться генеральше, Шубин уже восседал – широченная серая спина – Луиза торопливо затягивала что-то ремнём в багаже, мелькнула мадемуазель, маленькая корзинка оказалась в ногах Анны Аркадьевны, последний гостинец на дорогу. Лошади – крестьянской стати, но совершенно некрестьянской сытости – наконец, обрели своих возниц на облучках и резво тронулись по коричневой жиже дороги на запад: генеральша первой, Шубин – за ней.

48. «Некоторые впечатления д-ра О. Бумке от доклада профессора О. Блейлера на собрании Немецкого общества психиатров» (Revue Neurologique, № 3/1908)

(Данная глава может быть читателем пропущена, так как её краткое и исчерпывающее содержание приведено несколькими главами ниже. – Прим. авт.)

…Схизофрения (Dementia praecox). После того, как из «функциональных психозов» был выделен прогрессирующий паралич, за которым сами собою последовали другие органические формы, теоретическая психиатрия в течение семидесяти лет совершенно беспомощно стояла перед хаосом наиболее часто встречающихся душевных болезней. Не было известно, какие симптоматические картины между собой связаны; видно было, что из острых состояний одни выздоравливали, другие переходили во «вторичное слабоумие» и «вторичное помешательство», однако не было известно, какие именно. На практике, правда, ставили прогнозы, не так удачно, как сейчас, но все же не наобум, если при этом опирались на личный опыт, основанный на внимательном наблюдении; однако прогноз не имел теоретического обоснования, а если имел, то ложное. Первый, кто с сознанием определённой цели и ведущего к ней пути пытался выбраться из тумана, был Кальбаум; он определённо заявил, что обычные симптоматические группы, которые считали болезнями, большую часть представляют лишь «болезненные состояния», и что за ними надо искать настоящих болезней. В качестве настоящих болезней он счёл себя вправе выделить кататонию, гебефрению и гебоид, кроме того, он уже подметил внутреннее родство этих по внешности столь различных форм. Однако проведённые им границы были слишком узки; каждый на основании своего опыта должен был их переступать. Вслед за этим профессор Крепелин в 1896 году выделил две принципиально различные группы: психозы, ведущие к слабоумию (позднейшая dementia praecox), и периодический психоз (позднее маниакально-депрессивный). В то время как последний представляет болезнь, острые синдромы которой могут совершенно пройти, первая группа включала в себя в начале те острые психозы, которые переходят во вторичные состояния. (…) Прогноз отдельного приступа периодического психоза можно сказать, всегда хорош, а прогноз отдельного приступа dementia praecox вовсе не всегда плохой, так как в очень многих случаях, когда обострение стихает, лишь небольшие изменения психики свидетельствуют о болезни.

…Итак, dementia praecox может остановиться в любой стадии, многие её симптомы могут в значительной степени или совсем сгладиться; однако, если она идёт вперёд, она ведёт к слабоумию и к слабоумию определённого характера.

Выделение маниакально-депрессивной группы и группы dementia praecox представляет наиболее значительный успех, какой когда-либо оказывала систематическая психиатрия. Лишь оно дало возможность изучать большинство функциональных психозов с точки зрения патологических единиц. Наряду с ними имеется, правда, неопределённое количество «функциональных» психозов, место которых ещё совершенно неясно. Однако относящиеся сюда случаи относительно редки; лишь разграничение двух больших групп дало прочную точку опоры, которая в свою очередь даёт возможность взяться за упомянутые менее многочисленные психозы. Прежде все попытки были безнадёжны. Путаница психиатрической диагностики была так велика, что не было двух авторов, которые с одним и тем же именем связывали бы одно и то же понятие, и во время дебатов по этому вопросу регулярно один другого не понимал. Так как, кроме всего, и название dementia praecox давало повод к недоразумениям (болезнь не обязательно ведёт к слабоумию и не всегда наступает преждевременно), я предпочитаю название схизофрения.

…Симптоматика. Из основных симптомов особенно важны расстройства ассоциаций. Нормальные сочетания идей теряют свою прочность, их место занимают всякие другие. Следующие друг за другом звенья могут таким образом не иметь никакого отношения одно к другому.

Аутизм. Схизофреники теряют контакт с действительностью, в лёгких случаях мало заметно, кое-когда, в тяжёлых случаях целиком. (…) Больные устно и письменно предъявляют бесчисленные желания, на которые они вообще не ожидают ответа, хотя часто речь идёт о ближайших потребностях, например о выписке. Они требуют, чтобы их выпустили, сотни раз на день берутся за ручку замка, а когда им раскрывают двери, они и не думают уходить. Они настойчиво требуют, чтобы их посетили; когда посетители наконец приходят, больные не обращают на них никакого внимания.

Воля. Большая часть больных страдает слабостью воли, в смысле апатии и недостаточной выдержанности воли.