Аромат изгнания - Ондин Хайят

class="p1">Однажды под вечер я увидела у своего стола мальчугана лет десяти, черноволосого и черноглазого. Я улыбнулась ему, но он не спешил подойти.

– Здравствуй. Как тебя зовут? – спросила я.

Он пристально посмотрел на меня. Его огненные глаза напомнили мне другой взгляд, затерянный в сиротском приюте. Он ничего не ответил.

– Меня зовут Луиза, – сказала я ласково.

Он отошел. Другие люди садились передо мной. Я написала много писем в тот день, но мальчик занимал все мои мысли. Стемнело, а он был по-прежнему где-то рядом. Я знала, что нет смысла его звать, и решила собираться. Тут он подбежал ко мне.

– Мадам!.. Подождите! – крикнул он.

Я снова села.

– Вы пишете письма для детей? – спросил он.

– Я пишу для всех, кто в этом нуждается.

Он достал из кармана мелкую монетку, осторожно положил ее на стол и с тревогой посмотрел на меня.

– Этого хватит?

Я вернула ему монетку.

– Кому ты хочешь написать?

– Моей маме.

– По какому-то случаю?

– Да… То есть нет… Я просто хочу ей написать, и все.

Он озирался в замешательстве, как будто хотел убежать.

– А все написанные письма читают? – вдруг спросил он.

Я почувствовала в его вопросе глубокое беспокойство. Я поняла его, потому что сама часто задавалась этим вопросом, когда писала Жилю.

– Конечно, их читают!

– Даже если нет адреса?

Его черные глаза молили об ответе. Они тронули меня, но я боролась с собой, чтобы не заключить его в объятия, зная, что он этого не захочет.

– Да. Что ты хочешь сказать своей маме?

Он надолго задумался. Сонм воспоминаний кружился перед его сияющими глазами.

– Моя мама – волшебница. Она приходит ко мне, и тогда мне больше не грустно. Она всегда была веселой.

Была? Он сообразил, что употребил прошедшее время, и уставился на меня, чтобы прочесть на моем лице, поняла ли я. Я ничего не сказала и взяла перо. Сегодня мы напишем отсутствующим в жизни, всем тем, кого не хватает нашим дням. Сегодня мы напишем солнцу и ангелам.

Мама,

Я наполняю дыханием свое сердце, чтобы оно стало воздушным шаром и долетело до тебя. Шар красный-красный, и я уверен, что ты сразу его заметишь. Я положил в него шарики и бабки, потому что ты любишь играть, засушенные цветы, чтобы украсить твой дом, и кусочек бабушкиного пирога, правда, он слишком сладкий, и, если съесть много, болит живот. Это совсем маленький кусочек, просто чтобы ты сохранила крошки прошлого. Я стараюсь вести себя хорошо, но иногда шалю, и папа ругает меня. Но мне не страшно, я все равно шалю. Я не знаю, где ты теперь живешь, но очень хочу тебя навестить. Я надел бы черный костюм, который ты мне купила для больших праздников, а волосы пригладил бы водой. И ты была бы довольна, потому что я выглядел бы шикарно. Я медленно шел бы к тебе, а ты увидела бы меня издалека. Ты побежала бы ко мне, и я на всю жизнь остался бы в твоих объятиях. Я буду каждый вечер смотреть на небо, чтобы прочесть там твои послания.

Любящий тебя сын…

– Как тебя зовут?

– Нахель.

«…Любящий тебя сын Нахель». Я перечитала письмо и протянула ему. Когда он дочитал, глаза его заблестели.

Я взяла велосипед Валида. Нахель сел сзади и ухватился за седло. Я с силой крутила педали. Теплый ветер выдул все наши мысли. Мы оба наслаждались благодатной минутой, которая выпала нам, ничего не требуя взамен. Я остановилась на горном карнизе над морем. Мелодичные волны накатывали на песок. Я закрыла глаза, чтобы еще явственнее ощутить ветер лицом. Луна была полна света и сияла красотой. Однажды, может статься, Луна будет похожа на эту луну. Однажды, может статься, она будет любима и найдет свое место в этом мире. Я протянула письмо Нахелю и показала ему, как сложить его лодочкой. Мальчик спустился к морю и положил его на воду. Он смотрел, как лодочка танцует на гребнях волн и медленно тонет.

Два сердца в море…

Я проводила его домой, в обшарпанное здание неподалеку.

– Спасибо, мадам.

– Луиза.

– Спасибо, Луиза.

– Ты можешь приходить ко мне, когда захочешь.

Он в последний раз помахал мне рукой и убежал, боясь, что отец будет его ругать. Я пошла домой не спеша, кружным путем, тянула время, боясь оказаться одна в пустой квартире. Озаренное небо казалось почти нереальным. Я шла медленно, скользя по одинокому вечеру.

Назавтра с утра пораньше Наиля ждала меня на улице, осунувшаяся от ночных тревог. Гассам не пришел домой, в точности как Луна.

Наши дети бегут от колокола печали, накрывшего наши жизни.

Я протянула ей стихотворение.

Две матери, не будучи матерями, стоят друг против друга в утреннем свете…

Она прочла и крепко обняла меня. Избавят ли нас эти несколько слов от наших тягот?

Валид, лавочник, у которого я держала свой стол, пришел однажды вечером «ко мне в кабинет», как он говорил. Пламя свечи плясало на его изможденном лице. Он выглядел смущенным.

– Я хочу написать любовное письмо… – сказал он.

Он говорил о женщине.

– Дорогая?..

– После. Сначала письмо.

Я начала писать.

Дорогая…

Я живу на улице фруктовых деревьев, апельсинов и земляники. Ты – вода, орошающая виноградник моей жизни. Каждый день я буду давить для тебя спелый виноград. Он потечет в наши иссохшие стаканы и утолит жажду наших сердец. Я каждый день вижу, как ты проходишь передо мной. Как сказать тебе, что ты озаряешь мои небеса? Как дать тебе знать, что я хотел бы всегда держать тебя за руку и вести в темноте? В моем доме есть яблоки и груши. В моем доме есть всевозможные истории. Они для тебя. Я соберу все сладкие плоды на свете и положу их к твоим ногам. Посмотри на меня, прошу тебя.

Валид

Я протянула ему письмо.

– Так хорошо? – спросила я.

Он посмотрел на меня как-то странно.

– Думаешь, она поймет, что я хочу ей сказать?

– Да.

Повисло молчание, едва нарушаемое уличным гулом.

– К кому же я обращаюсь?

Его взгляд устремился на меня.

– К Луизе.

Мое перо повисло в воздухе, отказываясь коснуться бумаги. Валид все понял без слов и, улыбаясь, похлопал меня по руке.

– И все-таки к Луизе, – сказал он.

Он ушел. Я слушала его затихающие шаги в вечернем сумраке. «Дорогая Луиза», написала я наверху письма и медленно перечитала его.

На моей улице валяются разбитые сердца, осколки стекла и