Смерть чистого разума - Алексей Королев

прелесть, да и Цюрих в целом ничем не хуже Мюнхена, разве что поменьше. Но чёрт побери, здесь же ничего не происходит, а я всё-таки первым делом криминальный репортёр, а потом уж бытописатель лыжных курортов. И вот стоило произойти чему-то действительно интересному – и я бессилен из-за глупой жадности остолопа Шульце и его драгоценных издателей. “Нанимать швейцарца мы не можем, а немец, говорящий по-французски, уж простите, старина, стоит вдвое дороже вас, Прёмель”. Спасибо за откровенность, скотина. Спасибо за откровенность».

* * *

«Невозможно вообразить себе деятельность менее осмысленную, чем горные прогулки. Человек вообще не должен жить в горах, это лишено какого бы то ни было практического смысла. Человек не баран. Ему свойственно передвигаться по плоскости, изредка преодолевая водные преграды. Движение человека по вертикали – от лукавого. То же, впрочем, касается и воздухоплавания, хотя бы mon prince им и увлечён. Но от аэроплана мне отвертеться удалось и, надеюсь, удастся в дальнейшем. А вот от треклятого скалолазания – нет, увы. Головокружение, боязнь высоты – “ты же лейтенант, хоть и переименованный зачем-то в шталмейстеры. Какое у тебя может быть головокружение?” А вот такое, mon prince, самое обыкновенное. Как только поднимаюсь выше ста футов, воротит с души – ничего не поделаешь. Бог, создавая Курляндию, эту лучшую из земель на свете, отчего-то не снабдил её горами. А кто мы такие, чтобы посягать на замысел Творца? Однако нужно одеваться и спускаться вниз. Закончил ли mon prince с этим бледнокожим дурачком? Чёртов наряд. Пальто, плед, пелерина. Сейчас август. На Балтике я бы даже искупался, а тут – полчаса пешком вверх от деревни и уже холодно, как на Новой Земле. Мне так отчаянно идёт беж, а вместо этого приходится наряжаться, как опереточный убийца из “Кончино Кончини”. И эти проклятые заусенцы. Ближайший порядочный маникюрный оператор находится даже не в Женеве… Но чего не сделаешь ради долга и ради дела.

Дела. Отец учил меня, что развлечение не может быть работой, оттого столь презренны ремёсла паяца, сочинителя, музыканта. Это было, конечно, неправильно. Он вообще был довольно косным человеком, отец, – в сочетании с болезненной честностью это и не позволило ему подняться выше вице-губернатора. Развлечение развлечению рознь – добротно придуманный и осуществлённый кунштюк и рассеет скуку, и послужит поучительным примером. Здесь мне пока не удалось добиться такого результата, однако время ещё есть. Ленивый ум не способен даже развлекаться должным образом – а уж что-что, а на леность мы оба пожаловаться не можем…»

* * *

«Ловко я догадался сперва снять комнату, а только потом приступить к работе. В результате нас осталось только двое – да и то этого немчика из Цюриха не стоит принимать в расчёт. Вряд ли он сумел выяснить даже имена причастных к происшествию лиц. А вот моя записная книжка полна, да и телеграммы весьма подробны. Итак, что же мне удалось выяснить точно? Попробую систематизировать – ибо я, несомненно, буду писать об этом деле книгу. Надо бы спросить ещё кофе. Владельца пансиона зовут доктор Антонин Веледницкий и он тоже, как и покойный Корвин, русский. Впрочем, весь пансион так и называется – «русским», ибо специализируется именно на этом сорте туристов. Доктор Веледницкий невролог, и не из последних, как это с очевидностью следует из того факта, что ему удалось получить практику в нашей стране. В пансионе есть и один постоянный постоялец – месье Сеглярофф или Секлярофф, кажется, он политический эмигрант. Тело Корвина нашёл местный горный проводник месье Канак. Расследование ведёт инспектор Целебан – он не местный, кажется, тоже из Женевы, но это не точно. Тело Корвина всё ещё находится здесь, в Вер л’Эглиз, в ожидании судебного следователя. Где именно – тайна, которую не знают даже местные. Но судя по ироничному замечанию владельца гостиницы месье Пулена, «но уж не в моей кладовой» – вполне возможно, что именно в ней. Пулен – живописный малый, образчик нашего провинциального трактирщика, прям и глуповат. Он несомненно знает куда больше, чем говорит, как и аптекарь Фромантен – он же местный синдик. Я скупил у него, должно быть, весь запас строфантовой настойки, но всё-таки сумел выудить главное: по некоторым сведениям, полиция уже схватила убийцу. Правда, кто он – никто не знает. Кроме, разумеется, инспектора Целебана, который с ловкостью циркача пока что уклоняется от общения со мной. Ну да ничего, никуда не денется. И не таких людей в своей жизни я, пользуясь как раз полицейской терминологией, “раскалывал”.

Так или иначе мне не за что себя упрекнуть. Мои сведения не только подробны, но и весьма точны – факт немаловажный. Несомненно, жители кантона Женева – да и вообще все читающие по-французски – располагают сейчас самой полной информацией об этом деле. Можно даже предположить, что мои заметки перепечатывают сейчас от Нью-Йорка до Петербурга. Что ж: слава приходит только к человеку трудолюбивому».

* * *

«Не худо бы отнести ботинки к башмачнику – да только нет у нас в деревне башмачника. Теперь уж до Всех святых – раньше не получится вырваться в Эгль. Да и с деньгами будет получше. Конец страды, как сказал бы отец. И дед, и прадед. Интересно, что бы они подумали, если бы узнали, чем занимается Шарль Канак? Нет, конечно, проводник в наших краях – ремесло вполне себе почтенное. И в старые времена существовавшее. Да только в нашем роду никаких проводников до меня отродясь не было. Как говорил тот русский? “Крестьянин никогда не видит неба, потому что не поднимает головы”? Это он правильно заметил. Можно даже разбогатеть, можно построить дом – хороший дом, такой, какой оставил дед отцу. Но неба они не видали ни разу. Да, нигде так не думается, как в горах. Руки сами делают своё дело – забить колышек, протянуть верёвку, поддержать, показать. А голова занята другим. До тридцати лет жил, как ветер. Ну да ничего, теперь наверстаем. Жизнь, можно сказать, только начинается. Одно плохо – башмаки совсем вида не имеют. А вечером – секция. Смеяться не будут, но всё равно – неловко как-то. И почему у нас в деревне нет башмачника?»

* * *

«Ну вот, не сдержался, обругал возчика. Хотя, в сущности, сам виноват: грязища здесь по осени от века, а осень в этом году наступила как-то неожиданно рано. Из дилижанса всегда следует выбираться аккуратно. Выпью-ка я кофе. Под него всегда хорошо думается, хотя кофе у Пулена не чета не