Филантропы в рваных штанах - Роберт Трессел

Мы все в большей или меньшей степени находимся в состоянии крайней нужды.

− Вопрос! − крикнул Красс, и со всех сторон раздался громкий ропот недовольства, а Оуэн продолжал:

− Как же это случилось, что нам не хватает продукттов нашего труда?

− Причина нехватки продуктов труда, − сказал Красс, передразнивая Оуэна, − заключается в том, что у нас нет на их покупку денег, черт бы их побрал.

− Ага, − заявил человек на ведре. − Я уже говорил, что если послушаться Оуэна и разделить поровну все деньги в стране, то через полгода они снова попадут в руки к прежним владельцам. А что дальше делать?

− Конечно, делить их снова.

Этот насмешливый ответ прозвучал в разных углах одновременно, и все сразу загалдели, высмеивая наперебой глупость «этих социалистов», которых они обозвали «дележниками».

Баррингтон был здесь единственным, кто не принимал участия в беседе. Он сидел на своем обычном месте, как всегда, молча курил и, вероятно, был погружен в свои мысли.

− Я и словом не обмолвился о разделе всех денег, − сказал Оуэн, воспользовавшись тем, что шум на мгновение затих, − и я не знаю ни одного социалиста, который бы говорил что-нибудь подобное. Можете вы мне назвать фамилию человека, который это предлагает?

Ему никто не ответил, и Оуэн повторил свой вопрос, на сей раз обращаясь непосредственно к Крассу, который громче всех высмеивал «дележников». Он припер Красса к стене, и тот выглядел довольно глупо. После паузы Красс громко затараторил:

− А чего там, это факт. Каждому известно, они этого и добиваются. Только, черт бы их побрал, загребают жар чужими руками. Посмотри на лейбористов, например, − чем не свора горлопанов. Так разленились, что даже работать перестали. А вот скажите мне, чем занималось это дьявольское отродье до того, как попало в парламент? Были такими же работягами, как я и ты! У них только языки хорошо подвешены, получше, чем у нас.

− Да, мы все это знаем, − ответил Оуэн. − Но я опять прошу сказать, кто же это именно предлагает собрать все деньги в стране и разделить их поровну?

− А я говорю, всем известно, что они хотят так сделать! − крикнул Красс. − И ты это знаешь не хуже меня. Хорошенькое дело! − добавил он возмущенно. − По-ихнему, уборщик мусора или крестьянин − батрак на ферме должен получать столько же, сколько я и ты!

− Об этом мы поговорим в другой раз. А сейчас я хочу все же выяснить − на каком основании вы утверждаете, что социалисты выступают за раздел денег поровну между всеми?

− Ну, мне-то всегда было ясно, что они этого добиваются, − довольно неубедительно ответил Красс.

− Это же факт, чего тут, − поддержали его другие.

− Ты вот над чем подумай, − продолжал Красс, доставая из жилетного кармана вырезку из «Мракобеса». − Вот небольшая штуковина, которую я собирался тебе прочитать. Это из «Мракобеса». Совсем забыл о ней.

Потом он добавил, что для его зрения шрифт слишком мелкий, и передал свой клочок бумаги Харлоу, который прочел следующее:

− «Докажи свои принципы, или выслушайте обе стороны.

− Мне бы хотелось открыть тебе глаза на истинную причину нашего положения − несправедливость, тиранию и угнетение! − сказал недовольный жеребец изможденной кляче.

− Я бы охотнее открыла их, чтобы взглянуть на что-нибудь приятное, − ответила кляча.

− Мне тебя жаль. Если бы ты могла проникнуться благородными стремлениями... − начал было жеребец.

− Говори понятнее. Чего ты хочешь?

− Чего я хочу? Ну, равенства и чтобы повсюду все делили поровну.

− Ты это серьезно? − спросила кляча.

− Ну, конечно. Почему все эти лоснящиеся, ухоженные скакуны и лошади для охоты имеют теплые конюшни, первосортный овес, персональных конюхов и жокеев? По какому праву? Подумаешь об этом, так тошно становится, − ответил жеребец.

− Не знаю, может быть, ты и прав, − сказала кляча. − Чтобы доказать тебе, что я отношусь к этому так же серьезно, как ты, давай сделаем так. Ты мне дашь половину этих вкусных бобов, которые насыпали в твой мешок, а я тебе половину заплесневевшего овса с соломой из своего мешка. Надо на деле доказать свои принципы.

Притча миссис Проссер».

− Ага! Вот оно! − закричали все.

− Ну, что ты на это скажешь? − торжествующе спросил Красс. − Почему бы тебе не поделиться своим жалованьем с парнями, которые сидят сейчас без работы?

− Что скажу? − возмущенно ответил Оуэн. − А то, что, если редактор «Мракобеса» поместил это в своей газете как аргумент против социалистов, он или сам дурак, или считает дураками большинство своих читателей. Это не аргумент против социализма, это аргумент против лицемеров, которые притворяются христианами, против всех этих людишек, которые призывают «любить ближнего, как самого себя», притворяются, будто верят во «всеобщее братство», утверждают, что им чуждо все мирское и что они просто «странники на пути в лучший мир». Что же касается того, почему я не делюсь с другими, я вам отвечу: потому что я не хочу. Я не притворяюсь христианином. Но вы все «христиане», вы-то почему же так не поступаете?

− Разговор здесь не о религии, − недовольно заметил Красс.

− Тогда о чем же? Я ни разу не сказал: «Поделись с ближним», или: «Возьми на себя его ношу». Я не проповедую: «Подай просящему», или: «Сними с себя последнюю рубашку». Христос учил своих учеников поступать именно так, но, поскольку я не притворяюсь его последователем, я и не делаю ничего подобного. Но вы ведь верите в учение Христа, почему же вы не следуете его заветам?

Так как никто, по-видимому, не знал, что на это ответить, Оуэн продолжал:

− В этом вопросе разница между так называемыми «христианами» и социалистами заключается в следующем: Христос учил, что начало всего − бог, что все люди − братья. Те, кто ныне притворяется последователем Христа, лицемерно утверждают, что и в наше время можно жить в соответствии с этим учением. Но почему-то они этого не делают. Вместо этого они провозгласили принцип: «Выживает сильнейший».

Социалист же − в общем против своей воли − оказывается втянутым в самую гущу жестокой борьбы. Он призывает других участников битвы прекратить ее и жить согласно принципам Братской Любви и Взаимной Помощи. Но он не лицемерит и не притворяется, будто испытывает братскую любовь к тем, кто не идет ему