Мария Стюарт - Стефан Цвейг
Шрифт:
Интервал:
Однако и Мария Стюарт не была бы Марией Стюарт, если бы она слушалась добрыхсоветов, если бы она хоть когда-либо действовала осторожно и расчетливо.Правда, получение письма Бабингтона она поначалу подтверждает всего однойстрочкой; по словам глубоко разочарованного посланца Сесила, она еще не открыласвоего истинного отношения «her very heart» к плану убийства. Она медлит,колеблется, не смея довериться незнакомым людям, а тут еще ее секретарь Наунастойчиво советует ей воздержаться от письменных сообщений на столь опаснуютему. Но этот план так много обещает, этот зов так соблазнителен, что МарияСтюарт не в силах отказаться от своей роковой страсти к дипломатической игре иинтригам. «Elle s’est laissée aller à l’accepter»[*], – пишет Нау в тревоге. Три дня подряд сидит она, запершисьс обоими секретарями. Нау и Керлем, в своем кабинете и подробно, по пунктам,отвечает на каждое предложение. Семнадцатого июня, вскоре по получении письмаБабингтона, ее ответ готов и отсылается, как всегда, в пивном бочонке.
Но на сей раз злосчастное письмо далеко не уходит. Оно даже не следуетобычным путем в Лондон, в государственную канцелярию, где расшифровываетсятайная переписка Марии Стюарт. В своем нетерпении узнать результаты Сесил иУолсингем откомандировали Фелиппеса, своего шифровальщика, прямехонько вЧартли, чтобы он тут же, на месте, так сказать, по горячим следам, познакомилсяс ответом. Волею судеб Мария Стюарт, выехав на прогулку в своей коляске,неожиданно встречает этого вестника смерти. Ей сразу же бросается в глазанезнакомец. Но поскольку этот безобразный, конопатый малый (таким она описываетего в одном письме) с тихой улыбочкой ей поклонился – ему, как видно, неудается скрыть свое злорадство, – отуманенной надеждами Марии Стюарт приходит вголову, что человек этот пробрался сюда, чтобы по поручению ее друзейпроизвести рекогносцировку местности для предстоящего побега. На самом делеФелиппес здесь для более зловещей рекогносцировки. Как только письмо вынуто избочонка, он жадно на него набрасывается. Рыбка поймана, надо поскорее еевыпотрошить. Усердно разбирает он слово за словом. Сначала идут вступительныеобщие фразы. Мария Стюарт благодарит Бабингтона и, касаясь предполагаемогопобега из Чартли, выдвигает три встречных предложения. Собственно, неплохаяпожива для шпиона, но не это главное, решающее. И тут сердце Фелиппеса замираетот злобной радости: он дошел до места, где черным по белому стоит «consent» –то самое согласие, за которым Уолсингем охотится и которого домогается ужемного месяцев, – согласие Марии Стюарт на убийство Елизаветы. Ибо на сообщениеБабингтона, что шесть молодых дворян берутся заколоть Елизавету в ее дворце,Мария Стюарт спокойно и деловито отвечает следующим указанием: «Пусть техшестерых дворян пошлют на это дело и позаботятся, чтобы, как только оно будетсделано, меня отсюда вызволили… еще до того, как весть о случившемся дойдет домоего стража». Больше ничего и не требовалось. Этим Мария Стюарт выдала «hervery heart» – свое истинное отношение, она одобрила цареубийство, и, сталобыть, полицейский заговор Уолсингема достиг своей цели. Главари и их подручные,господа и слуги в восторге жмут друг другу грязные руки, которые вскореобагрятся кровью. «Теперь у Вас довольно ее бумаг», – с торжеством пишет своемухозяину его креатура Фелиппес. Да и Эмиас Паулет в предвидении, что казньжертвы вскоре освободит его от должности тюремщика, молитвенно воздевает руки.«Бог благословил мои труды, – пишет он, – я радуюсь, что он так наградил моюверную службу».
Теперь, когда райскую птицу загнали в силок, Уолсингему, казалось бы, нечегомешкать. Его план удался, свое подлое дельце он обстряпал; но он так уверен впобеде, что может себе позволить гнусную радость денек-другой поиграть своимижертвами. Он не препятствует Бабингтону получить письмо. Марии Стюарт (кстати,копию с него сняли); не вредно бы, думает Уолсингем, перехватить и ответ, этопополнит мое досье. А между тем Бабингтон по какому-то признаку догадался, чточей-то недобрый глаз проник в его тайну. Внезапно отчаянный страх овладеваетхрабрецом, ибо даже у самого мужественного человека сдают нервы, когда ончувствует себя во власти темной, непостижимой силы. Точно затравленная крыса,мечется он туда-сюда. Нанимает лошадь и уезжает в провинцию, намереваясьбежать. Потом вдруг возвращается в Лондон и является – невольно вспомнишьДостоевского – как раз к тому человеку, который играет его судьбой, кУолсингему, – необъяснимое и все же вполне объяснимое бегство обезумевшегочеловека в объятия злейшего врага. Очевидно, он хочет выведать, имеются ли наего счет какие-нибудь подозрения. Холодный, равнодушный министр полиции ничемсебя не выдает, спокойно отпускает он беглеца: пусть дурак еще в чем-нибудьпопадется. Однако Бабингтон уже чувствует протянутые к нему в темноте руки.Второпях пишет он Другу записку и находит, чтобы придать себе мужества,подлинно героические слова: «Уже готова огненная пещь, где нашу веру подвергнутиспытанию». Одновременно в прощальном письме он успокаивает Марию Стюарт,просит ее не терять мужества. Но у министра уже довольно улик, и он решительнозахлопывает ловушку. Схвачен один из заговорщиков, и Бабингтон, узнав это,понимает, что все потеряно. Он предлагает своему другу Сэведжу последнийбезумный шаг – немедля идти во дворец и заколоть Елизавету. Но уже поздно,сыщики Уолсингема преследуют их по пятам, и только благодаря отчаяннойрешимости беглецам удается ускользнуть в ту самую минуту, когда их пришлиарестовать. Бежать, но куда? На всех дорогах стоят заставы, во всех портахусиленный дозор, а у них ни денег, ни еды. Десять дней прячутся они в рощеСент-Джорджа – теперь она в сердце Лондона, а в то время была его окраиной, –десять дней ужаса и безысходного отчаяния. Немилосердно терзает их голод;наконец полное изнеможение гонит их к дому друга, и здесь им не отказывают вхлебе – последнем причастии, – но подоспевшие полицейские забирают их и воковах ведут через весь город. В темном каземате Тауэра дожидаются пыток иприговора отважные юные энтузиасты, а над их головами по всему Лондону ужетрезвонят колокола, торжествуя победу. Потешными огнями, пальбой и праздничнымишествиями ознаменовывают лондонцы спасение Елизаветы, раскрытие заговора игибель Марии Стюарт.
А между тем ничего не подозревающая узница замка Чартли после Многих летнеизбывной тоски снова познает часы радостного возбуждения. Каждый нерв у неенапряжен. В любую минуту может примчаться всадник с вестью, что тот «desseingeffectué»[*] – не нынче завтра ее, узницу,повезут в Лондон, в величественный замок; ей уже представляется в мечтах, каквся знать и горожане в пышных одеждах ждут ее у городских ворот, как ликующезвонят колокола. (Несчастной и невдомек, что на лондонских колокольнях и всамом деле звонят и гудят колокола, славя спасение Елизаветы.) Еще день-другой– и все будет завершено. Англия и Шотландия объединятся под ее скипетром, икатолическая вера будет возвращена всему миру.
Ни один врач не знает такого живительного снадобья для усталого тела, дляпоникшей души, как надежда. С тех пор как Мария Стюарт, по-прежнемуувлекающаяся, по-прежнему легковерная, мнит себя на пороге победы, онасовершенно преобразилась. Какая-то новая бодрость, какая-то вторая молодостьвдруг вселилась в нее, и та, что последние годы постоянно изнывала от слабости,жаловалась на колотье в боку, на утомление и ревматические боли, снова слегкостью вскакивает в седло. Сама дивясь этому неожиданному обновлению, онапишет Моргану (в то время как над заговором уже занесена коса): «БлагодарениеБогу, он еще не слишком меня обездолил, я и сейчас достаточно владею арбалетом,чтобы сразить оленя, и поспеваю на коне за гончими».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!