Приз - Полина Дашкова

Кадр в очередной раз сменился. Теперь показывали бараки,ходячие скелеты в полосатых пижамах, их лица, их глаза, груды женских волос,детских горшков, игрушек и обуви. Группа офицеров в белых халатах не спешапроходила сквозь строй заключенных. Среди них мелькнула длинная фигура доктораШтрауса. Потом был показан обед в доме коменданта лагеря. Голос за кадромнервно комментировал меню. Приз не слушал. Он впился в экран. Там тянулась кблюду с овощами худая гибкая рука. На пальце тускло сверкнул платиновыйперстень.

Зазвонил домофон. Приз отправился открывать журналистке,громко и хрипло напевая песенку про лютики.

По заказу Кумарина русский скрипач в ресторане играл романс«Утро туманное». Всеволод Сергеевич застыл с трезубой вилкой над блюдом, на которомдымилась в кристаллической солевой корке крупная морская дорада. Он закрылглаза. Губы его слегка трепетали, он неслышно напевал слова романса и помахивалрыбной вилкой в такт музыке. Скрипач стоял прямо над ними, едва не задеваябыстрым локтем плечо Григорьева.

— Почему вы все время молчите? — спросил Кумарин, когдаскрипач закончил, получил щедрое вознаграждение и отошел к другому столику.

— Я ем суп, — сказал Григорьев, — суп «Маринэ каприз» изморских гадов. О чем тут можно говорить?

— О том, как вам вкусно.

— Мне очень вкусно.

— Вы позвонили дочери, рассказали ей, что ее любимый ВоваПриз купил перстень Отто Штрауса?

— Зачем?

— Ну-у, ей это было бы приятно услышать. Это в определенномсмысле подтверждает ее смешную теорию о новом русском фюрере.

— Ничего это не подтверждает, — Григорьев сердито помоталголовой, — из того, что Вова Приз купил перстень, который принадлежал ублюдку,палачу Отто Штраусу, вовсе не следует, что над Россией нависла угрозанацистской диктатуры. Из того, что Приз сумасшедший, вовсе не следует, что унего есть шансы прийти к власти.

Кумарин засмеялся, так громко, что на них сталиоглядываться.

— Боже, Андрей! Эта ваша последняя фраза… Вы сейчас почтидословно повторили известное высказывание одного немецкого аристократа обАдольфе Гитлере. Он сказал это в тридцать втором году. Он был не глупее нас свами. И он ошибся.

Убрали тарелки, торжественно, с бенгальскими огнями, подалидесерт.

— К старости я стал сластеной, — сообщил Кумарин и цокнулложечкой по прозрачной золотистой скорлупе из жженого сахара, которая покрывалашарик лимонного суфле, — Монако. Монте-Карло. Ницца. Послушайте, как чудесно,как сладко звучит, даже если не знать, что это. Вроде бы просто слова,фонетические конструкции, но какое в них заключено счастье! Счастье непременнодолжно быть комфортным, с шелковым бельем, душистым мылом, с цветами в спальнеи ванной комнате, с бесшумным автомобилем, с кондиционером, когда жарко, скамином, когда холодно. И обязательно с нежным легким десертом в конце ужина.Вы обратили внимание, какие изумительные здесь сумерки? Стены домов светятсяизнутри, солнечный свет пропитывает камни. Другой вкус еды, другие запахи.Только здесь, во Французской Ривьере, я перестаю чувствовать неумолимоеистечение времени. Мне шестьдесят пять лет. Позади сплошные воспоминания,скучные или страшные. Веселых почти нет. Назад оглядываться не хочется. Ивпереди ничего хорошего, только старость и смерть. Когда-то в пятнадцать лет япытался покончить с собой из-за несчастной любви.

— Вы? — удивился Григорьев.

— Ну да, да. Я тоже человек, не автомат. Она танцевала наконцерте в честь дня рождения Сталина, во дворце пионеров, и жила в бараке, всоседнем дворе. Тонкие руки, каштановые локоны, серые огромные глаза. Мать еебыла дворничиха, отец пил. От нее знаете, чем пахло? Мокрым клевером. Это былее природный запах. Представьте: пятьдесят второй год, я сын полковника НКВД.Она девочка из барака. Нам обоим пятнадцать. Один раз мы с ней поцеловались начердаке, под воркование голубей и хлопанье крыльев. А потом она загуляла сошпаной, с уголовниками. Я сходил с ума. Вскрыл вены, улегся в ванну. Спасли. Аона в итоге попала в колонию для малолеток и канула. Я навсегда запомнил запахмокрого клевера и, потом, это чувство — как безболезненно, мягко уходит из телажизнь, и вода становится сначала розовой, потом красной. Вот так же в старостичувствуешь истечение времени. Медленно, неумолимо жизнь из тебя уходит. И ничегоне остается. Скажите честно, Андрей Евгеньевич, вы ведь верите в то, чего нет?В Бога, в бессмертие души? Вам поэтому так легко стареть?

— Мне стареть совсем нелегко. Радикулит, простата и прочиепакости, знаете ли. Ничего приятного.

Они уже закончили ужин, спустились к пляжу, прямо уресторана. Григорьев курил, Кумарин произносил свои монологи и получал от нихне меньшее удовольствие, чем от романса «Утро туманное», запеченной рыбы дорадыи лимонного суфле.

Над городком кружили жирные чайки с подсвеченными брюшками.Ночью пылали такие яркие огни, что чайки словно фосфоресцировали изнутри. Попляжу ходил человек с миноискателем.

— Вот вам наше чудесное сегодня, — усмехнулся Кумарин, —каждую ночь здесь проверяют песок. Так просто в него зарыть какую-нибудьпакость. Бабах — и привет. Вы не ответили на мой вопрос. Впрочем, ладно, я итак знаю, что вы не атеист и для вас есть нечто за пределами биологическогосуществования. Поэтому вы всегда такой спокойный и не жадный. А знаете, чтоответил мне мой внук, когда я попытался поговорить с ним на эту тему? «Зачеммне думать о том, что будет после смерти, если я все равно не узнаю точногоответа, пока не умру?»

— Ну, он у вас умный мальчик, — улыбнулся Григорьев.

— Был. Пока не прибился к табунку фанатов Вовы Приза. Азнаете, сколько стоила Вове любовь миллионов таких маленьких дурачков идурочек, как мой Севка? Всего лишь пятьсот тысяч. То есть как раз половинуденег, которые оставил ему дядя. Вот матерился бы генерал Жора, если бы узнал!Пятьсот тысяч долларов Вова вложил в собственный пиар. Он заплатил лучшемуспециалисту по раскрутке, господину Гапону. Он поставил на эту карту. Не все,но половину. И выиграл.

— Что выиграл? — тихо спросил Григорьев.

— То есть как — что? Славу, власть, любовь.

Человек с миноискателем подошел совсем близко.

Устройство, похожее на электрический полотер, тихо, жалобнопищало, мигало маленькой красной лампочкой.

Человек, кряхтя, присел на корточки и принялся осторожноразгребать песок лопаткой. Через минуту в руках его оказалась сплющенная ржаваяжестянка из-под пива. Он рассмотрел ее при свете фонарика, прицелился и закинулв ближайшую мусорную корзину.