Приз - Полина Дашкова

— Нет! Он не примет от меня никакой помощи, я его знаю! Да инеловко мне ему звонить. Вот если ты позвонишь ему, скажешь, что хочешь взять унего интервью для твоего журнала…

— Что, прямо завтра? — она сдвинула брови, отстранилась,взглянула на него удивленно.

— Ну да, завтра утром. Тянуть нельзя. У меня есть старыйсправочник Союза кинематографистов, там его телефон. Ты приедешь, такаямолодая, красивая, очаруешь его, увидишь его больную внучку, порекомендуешьсиделку. И все будут довольны.

Несколько секунд она молчала. Лицо ее стало серьезным иозадаченным. Приз слегка занервничал, быстро пролистал в голове фразу зафразой. Мог он себя чем-то выдать в этом разговоре? Почему она так долгомолчит? Что ей показалось странным? Не слишком ли далеко он зашел в своемальтруизме?

— А ты уверен, что он пригласит меня сразу домой, а неназначит встречу, допустим, в Доме кино? — спросила она задумчиво.

Вопрос был вполне разумный.

— Можно подстраховаться, сказать, что тебе нужно именнодомашнее интервью, со съемкой в непринужденной обстановке.

— А если материал не пойдет? Может получиться ужасно: явозьму интервью, его не напечатают. В любом случае, надо приезжать сфотографом, а никто из наших бесплатно работать не станет.

— Вот интересно, — пробормотал он, — почему, когда надосделать что-то хорошее, помочь двум беспомощным людям, старику и больнойдевочке, сразу возникает столько странных сложностей? Ну не напечатаютинтервью, и черт с ним! Дело же не в этом! У меня есть фотограф, он поедет стобой и поработает бесплатно.

— Если я буду с чужим фотографом, в наш журнал этот материалточно не пойдет.

Ему захотелось выругаться и ударить ее. Но он сдержался. Онне сказал ни слова, встал и вышел из комнаты. Она окликнула его, но он необернулся. На самом деле он просто отправился в душ, но получилось весьмаэффектно. Уже через три минуты она робко скреблась в дверь ванной комнаты.

— Володенька, — услышал он сквозь шум воды ее жалобный,виноватый голос, — я позвоню завтра утром, я все сделаю, как ты хочешь!

Андрей Евгеньевич дозвонился наконец на мобильный Рейча.

Трубку взял Рики. Судя по голосу, нежная детка еще не совсемпроснулась.

— А, это вы, князь? — спросил он с тошнотворной томностью. —Генрих принимает ванну. Он просил передать, что вряд ли сможет сегодняпоужинать с вами. Он плохо себя чувствует. Вчера перегрелся на солнце.

— Возможно, к вечеру ему станет лучше. Я позвоню чуть позже,— сказал Андрей Евгеньевич и хотел положить трубку, но тут до него донессяистерический вопль:

— Они опять здесь! Они давят, душат меня! А-а! На помощь!

— Извините, — нервно прошептал Рики и бросил трубку.

Григорьев не сомневался, что кричал Рейч. Он повторил вызов.Телефон был отключен. Он набрал гостиничный номер. Никто не ответил. Онпозвонил портье и спросил, у себя ли сейчас господин Рейч.

— Да, месье. С утра ни он, ни его молодой друг из номера невыходили.

— Вы не могли бы проверить, все ли там в порядке?

— Простите, месье, кто вы?

— Я приятель господина Рейча. Моя фамилия Григорьев. Мы сгосподином Рейчем договорились поужинать Сегодня. Я только что звонил на егомобильный, подошел его молодой друг, и мне показалось, там были крики.

— Хорошо, месье. Куда вам перезвонить?

Григорьев назвал номер. Перезвонили ему через пять минут.

— Месье, мы проверили. Все нормально. Месье Рейч и егомолодой друг отдыхают у себя в номере. Оба чувствуют себя хорошо, никакихкриков никто не слышал.

— Благодарю вас, месье.

Григорьев вышел на балкон, закурил.

— Что случилось? Генриху дурно? Его мальчик ввязался вовзрослую игру? — прозвучал рядом громкий насмешливый голос Кумарина.

Андрей Евгеньевич перевесился через перила и увидел внизу,на террасе, хозяина виллы в шелковом китайском халате, с запотевшим стаканом водной руке и телефонной трубкой в другой.

— Простите, я нечаянно подслушал ваш разговор. Телефонзатренькал, а я жду звонка. Спускайтесь, позавтракаем вместе, обсудим, как бытьс мальчонкой, или с девчонкой — кто он там на самом деле, этот Рики?

Горничная Клер накрывала стол в гостиной. Кумарин завтракалпоздно и красиво. На столе была белоснежная скатерть, блюдо с тончайшимиломтиками копченой семги, ананас, два сорта дыни, мягкие сыры, поджаренныйдиетический хлеб.

— Отелю лет триста, — грустно произнес Андрей Евгеньевич,усаживаясь в соломенное кресло, — стены толстенные, всюду ковры. Из-за жарыокна и балконные двери закрыты, кондиционеры работают. Понятно, что крика никтоне услышит. Знаете, что там происходит? Мальчонка сажает Генриха на иглу. Устарика наркотический бред, галлюцинации.

— Ну-ну, перестаньте. Может, он просто напился.

— В двенадцать дня? В такое пекло? У него высокое давление,он почти не пьет.

— Вам жалко старого пройдоху? — усмехнулся Кумарин и поднялзапотевший стакан со свежим апельсиновым соком, призывая чокнуться.

Стаканы тихо звякнули.

— Я должен получить от него информацию, — сказал Григорьев.— Ну и к тому же, правда, мне жалко Генриха. Он пройдоха, мерзавец, но умный.Жалко, когда разрушается такой мощный интеллект.

Вошла горничная с кофейником.

— Если фокус со снимками — это все-таки работа Рейча, тоинтеллект его начал разрушаться давно, и жалеть уже не о чем, — задумчивопроизнес Кумарин, наблюдая, как льется черный кофе в белоснежную чашку, — я быпонял, если бы он потребовал у них денег или продал снимки прессе. Но он, видимо,хотел кому-то что-то доказать. А это не говорит о высоком интеллекте.

Фарфор был тонкий, почти прозрачный.

— У вас здесь есть возможность пустить за ними наружку? —спросил Григорьев.

— Дороговато, — поморщился Всеволод Сергеевич, — но впринципе можно. Скажите, Клер, — обратился он к горничной по-французски, — вызнаете кого-нибудь, кто работает в отеле «Марго»?

— Да, месье.

— Замечательно. У меня к вам большая личная просьба.

— Я слушаю, месье.

— Дело в том, что в этом отеле отдыхает сейчас наш старыйприятель. Он немец, гомосексуалист, приехал сюда со своим юным другом. Мальчик— наркоман, темная личность. А наш приятель — человек пожилой, не совсемздоровый и романтически доверчивый. Мы с месье Григорьевым беспокоимся.