Нежность - Элисон Маклауд

Виола. Лоуренс улыбался и кивал, благодаря за тачку. Виола пообещала Перси, что сама пришлет ему экземпляр романа – туда, куда его направят в составе армии. Позже, несколько месяцев спустя, Перси получил письмо от Мэделайн с новостями о различных друзьях. В том числе она сообщила печальную новость, что книга Лоуренса конфискована полицией.

«Какой удар, – написал он в ответ жене. – Бедняга. Бедный старина Лоуренс». Он очень сочувствовал писателю.

Но очевидно, Лоуренса отвергли не всюду: вот его рассказ в «Инглиш ривью». Лоуренс не из тех, кого легко остановить, сбить с пути. Это Перси понял в ту ночь у костра. Об убийстве президента Лоуренс пел с жаром, удивительным для такого слабогрудого человека.

В трясущейся тьме где-то взорвался очередной снаряд, и Перси вспомнил другие подробности той ночи: пылающий скелет, фальшивый цеппелин и свою малютку Барбару, испуганную и сердитую, что небо падает.

– Завтра тебе отдам, – сказал солдат, постукивая пальцем по странице. Он воспринял молчание Перси как желание получить журнал.

– Буду очень благодарен, – ответил Перси, позволив себе намек на улыбку. – Понял. Приду завтра на это самое место.

Солдат вгляделся в него поверх страницы.

– Вы недавно прибыли, верно, сэр?

– Так точно.

Солдат быстро кивнул, не сводя глаз с открытой страницы:

– Берегитесь котловин, сэр. Это, то есть, воронок. Фрицы иногда там подстерегают, в засаде.

– Понимаю.

– Если фрицы пустят газ, надо нассать на платок и обвязать нос и рот. Только нельзя бежать обратно сюда, в окоп, даже если глаза еще видят, потому что вас подстрелят – наши то есть. Вы ведь хотите получить свое жалованье за две недели, верно, сэр? Разрази меня гром, если я им позволю наложить лапы на мое.

Он ухмыльнулся. Передних зубов у него почти не осталось.

– Спасибо. Очень порядочно с вашей стороны. – Перси протянул руку и коснулся плеча солдата.

– Еще вот чего. Там грязь и вода кое-где по колено. Увидишь людей, которые в грязи по самые брови. Главное, осторожно на досках гати. Они скользкие, хотя с виду не скажешь, и бывает, что люди тонут. Тут грязь какая-то странная, засасывает. Не такая, как в Англии. Если кто-нибудь поставит на кон в картах кусок резинки или купить предложит, бери за любые деньги, потом разрежь пополам и приколоти к подошвам сапог.

– Ага, понимаю…

– У вас под ногами будут люди, сэр. Вот что я хочу сказать. Тут надо подходить с умом. Не бегать по ним не получится. Я только на лица стараюсь не наступать, если можно.

Перси кивнул.

Глаза солдата задвигались по странице слева направо.

Земля была изодрана. Он хотел увидеть все происходящее.

В хрупком, ясном сознании он слегка приподнялся, чтобы посмотреть, и обнаружил, что смотрит на собственное тело. Он лежал, ноги придавила огромная масса окровавленной земли. Он смутно смотрел на нее, думая, что она, должно быть, очень тяжелая. Он тревожился – очень сильно, и эта тревога легла грузом на его жизнь. Непонятно, почему земля, покрывающая ноги и бедра, так пропитана кровью184.

Он снова провалился в чтение. Младший лейтенант Персиваль Лукас похлопал скатку в изголовье солдата и повернулся, чтобы уйти.

Но солдат, не поднимая глаз от страницы, протянул руку, преграждая путь, как шлагбаум на заставе:

– Потрогайте меня, сэр, это на счастье. Так все делают. Меня звать Виктор, а это значит «победитель». Увидимся завтра вечером, прямо тут, в это же время. – Он встряхнул журнал. – Вам повезло. Пойдете в обход очереди.

– Замечательно. Буду ждать с нетерпением. – Он хотел что-нибудь дать этому человеку, Виктору, что-то большее, нежели пара портянок.

– Удачи, – сказал он.

Это все, что у него было.

Они ждали на позиции, примкнув штыки, утром первого июля, и слушали грохот, который раздался по плану, в 7:25. В далекой деревне Фрикур громогласно зазвонил колокол – это обрушилась колокольня церкви.

От странного звука ожидающим в траншее солдатам стало не по себе, словно колокол чудовищным языком вылязгивал их собственный немой страх. Послышался свисток, и они бросились наружу, через край окопа, в мир, наполненный шумом.

Персиваль Лукас бежал вперед на сильных длинных ногах, повинуясь не логике. Не разум прокладывал путь, приведший его от ручья из сада Рэкхэм-коттеджа в верховья реки Соммы, в одно из самых кровавых сражений человеческой истории.

Наутро его рота вошла на деревенскую площадь, на ходу отпинывая в сторону куски каменных святых. От церкви остался дымящийся обрубок, и они увидели, что колокольня, падая, раздавила два дома. По деревне блуждали коровы, безумные и больные, потому что их никто не доил. Больше никого на улицах не было – немецкий гарнизон отступил из деревни под покровом ночной темноты. Однако солдатам из роты Перси эта победа союзников казалась невсамделишной, словно дети понарошку разметили границу в поле, проведя черту палкой по земле. За последующие два года линия фронта передвинется разве что на несколько миль.

После бомбардировки тысячами снарядов в деревне было трудно дышать. Пейзаж вокруг Фрикура выглядел контуженным. Стога сена дымились. Птицы не пели. Дома стояли выпотрошенные.

Что касается Перси, ему не суждено было получить у Виктора экземпляр «Инглиш ривью» сегодня ночью в окопе. Не суждено было пролезть без очереди, опередив других любителей чтения. Не увидел он и деревенской площади, разрушенной церкви, измученных маститом коров. Через полчаса после сигнала к атаке пуля прошила его бедро, а другая застряла где-то в паху.

Придя в себя, он попытался понять в полузабытьи, не в могиле ли он. Вокруг было тихо, под ним – мягко. Несколько зеленых листиков – пять, он посчитал – трепетали хрупкими вымпелами на обугленной ветке. Он приподнялся на локтях. Ему было жарко. Потом ему стало холодно.

В отдалении он видел деревню, она все еще пылала после сегодняшней бомбардировки. Такой грохот. Он едва мог расслышать собственные мысли.

Он бежал, потом свалился в воронку, в кратер. Но нет, понял он, это не воронка от бомбы. Он лежит в естественном углублении лесного рельефа. Лес спас его.

Как тут тихо, спокойно. Ему ничего не было нужно. Ничего, кроме сна. Никого. Ему стало жарко, потом холодно.

Деревья над ним дымились. «Где твой ствол? – спрашивали они. – Где твой ствол?»

Он смахнул землю. Увидел мундир цвета хаки. Это его. Это тело – его собственное. «Я здесь», – ответил он.

«Ищи ищи корни ветки», – сказали деревья.

Он осмотрел себя. Из бедра был вырван кусок, но нога по-прежнему крепилась к телу.

«Я здесь», – сказал он деревьям и дыре неба.

Видимо, у него приключилась медвежья