Ангелы и Демоны - Дэн Браун

— Я прохожу мимо нее каждый день, — продолжилсолдат. — Она находится в центре площади, как раз в том месте, кудауказывает линия. Именно поэтому я о ней и подумал. Но, как я сказал, это… несовсем скульптура. Это скорее мраморный блок.

— Блок? — переспросил Оливетти.

— Да, синьор. Мраморный блок, вделанный в мостовую. Восновании монолита. Он не похож на другие мраморные основания, поскольку имеетформу эллипса, а не квадрата, как бывает обычно. И на этом мраморе вырезаноизображение существа, выдыхающего ветер. — Швейцарец подумал немного идобавил: — Выдыхающего воздух, если использовать более научный термин.

— Рельефное изображение?! — изумленно глядя насолдата, чуть ли не выкрикнул Лэнгдон.

Взгляды всех присутствующих обратились на американца.

— Рельеф, — пояснил ученый, — является однойиз разновидностей скульптуры.

Скульптура есть искусство изображения фигур в их полномобъеме, а также в форме рельефа… Ему десятки раз приходилось писать на класснойдоске это определение. Рельеф являет собой двухмерное изображение, хорошимпримером которого был профиль Авраама Линкольна на одноцентовой монете.Медальоны Бернини в капелле Киджи могли служить еще одним образчиком этойразновидности ваяния.

— Bassorelivo? — спросил швейцарец, используяитальянский термин.

— Да, да! Барельеф! — подхватил Лэнгдон и, стукнувкулаком по капоту машины, добавил: — Я просто не думал в этом направлении. Этапластина в мраморном блоке, о которой вы говорите, называется West Ponente, чтоозначает «Западный ветер». Кроме того, она известна под названием Respiro diDio.

— Дыхание Бога?

— Да. Воздух! И он был изваян в мраморе архитектором,создавшим эту площадь.

— Но я всегда полагала, что Святого Петра спроектировалМикеланджело, — неуверенно произнесла Виттория.

— Да, собор! — воскликнул Лэнгдон. — Ноплощадь Святого Петра создал Бернини!

Кавалькада из четырех «альфа-ромео» покинула пьяцца дельПополо с такой скоростью, что сидящие в них люди не заметили, как стоящий украя площади микроавтобус Би-би-си двинулся следом за ними.

Гюнтер Глик чуть ли не вдавил педаль акселератора в полмикроавтобуса, пытаясь не отстать от четырех «альфа-ромео», с бешеной скоростьюпрокладывавших себе путь в сумасшедшем уличном движении Рима. Микроавтобусуеле-еле удавалось держаться в хвосте таинственных машин, которые, казалось,летели по воздуху.

Макри сидела на своем рабочем месте в задней частиавтомобиля, ведя телефонную беседу с Лондоном. Когда разговор закончился, онапрокричала, пытаясь перекрыть шум уличного движения:

— Что желаешь услышать вначале? Хорошую новость илиплохую?

Глик нахмурился. По собственному опыту он знал, что послеконтакта с начальством все дела почему-то начинают осложняться.

— Давай плохую.

— Редакторы писают кипятком из-за того, что мы уехали сплощади.

— Удивила!

— Кроме того, они полагают, что твой информатор —просто жулик.

— Естественно.

— А босс предупредил меня, что от полноценной взбучкитебя отделяет всего ничего.

— Здорово, — скривился Глик. — Выкладывайхорошую новость.

— Они согласились просмотреть наш материал.

Глик почувствовал, как гримаса недовольства перерастает вдовольную ухмылку. Похоже, что полноценную взбучку получит кто-то другой,подумал он.

— Ну так валяй, отсылай картинку.

— На ходу ничего не выйдет. Передам, когда остановимсяи сможем выйти на станцию сотовой связи.

В этот момент Глик со скоростью пушечного ядра летел по виаКола ди Рьенцо.

— Сейчас остановиться не могу, — заявил он и,выезжая на пьяцца Рисорджименто, резко бросил микроавтобус влево.

Поворот был таким резким, что все сложное хозяйство Макриедва не соскользнуло с сиденья.

— Если ты раздолбаешь мой компьютер, — сказалаона, с трудом поймав аппаратуру, — то нам придется доставлять материал вЛондон самим.

— Держись крепче, любовь моя. Что-то мне подсказывает,что мы почти на месте.

— Где?

Глик посмотрел на занимающий полнеба и уже такой знакомыйкупол, улыбнулся и произнес:

— Мы вернулись в то место, откуда начали.

* * *

Четыре «альфа-ромео», умело вписавшись в движение машинвокруг площади Святого Петра, разъехались по ее периметру, и гвардейцыспокойно, не привлекая лишнего внимания, высадились в заранее намеченныхместах. Швейцарцы сразу стали невидимыми, растворившись в толпе туристов илизатерявшись среди машин прессы, припаркованных у края площади. Часть гвардейцевскрылись в частоколе окружающих площадь колонн. Создавалось впечатление, чтоони просто испарились. Глядя сквозь ветровое стекло, Лэнгдон почти физическиощущал, как вокруг площади стягивается кольцо охраны.

Оливетти по радиотелефону дал команду в Ватикан, и оттуда кобелиску выслали несколько агентов в штатском. Лэнгдон смотрел на совершеннооткрытую площадь и задавал себе один и тот же вопрос: каким образом нанятыйиллюминатами убийца рассчитывает скрыться отсюда? Как он сможет протащитькардинала через толпу туристов, мимо швейцарских гвардейцев и убить его у всехна глазах?

Лэнгдон посмотрел на своего Микки-Мауса. Лапки мышонкапоказывали 8:54. Оставалось шесть минут.

Сидящий впереди Оливетти обернулся и, глядя в упор наЛэнгдона и Витторию, сказал:

— Я хочу, чтобы вы оба встали рядом с этим булыжником…или как там его… мраморным блоком Бернини. Спектакль тот же. Вы — парочкавлюбленных туристов. Ясно?

Лэнгдон еще не успел открыть рта, чтобы ответить, какВиттория, распахнув дверцу, потянула его из машины.

Весеннее солнце опускалось за горизонт прямо за базиликой, ина площадь, постепенно поглощая ее, наползала огромная тень. Как только онивступили в эту прохладную темноту, американца начала бить дрожь — явно не отхолода. Ему было просто-напросто страшно. Петляя между туристами, Лэнгдонвглядывался в лица людей: ведь среди них мог находиться убийца. Витториядержала его за руку. Ладонь девушки казалась ему очень теплой.