Вьетнамская война в личных историях - Джеффри Уорд

Осколки попали ему в обе ноги. Джордж Шейд, санитар ВМФ, несколько недель назад лечивший его раны, снова перевязал его.

Гораздо худшее должно было произойти в тот вечер. «У нас была ясная ночь, — вспоминал Масгрейв. «Большая луна — то, что, по словам моего отца, во время Второй мировой войны называлось «луной бомбардировщика». Было около восьми тридцати. Так сказал мне позже один из парней, потому что его часы остановились. Два Морских Фантома бомбили мой взвод. Мы думали, что это МиГи, потому что кто будет настолько глуп, чтобы бомбить Кон Тьена? Они прошлись бомбами прямо через наш район. Одна из них, пятисотфунтовая бомба, попала в бункер нашего командного пункта и разорвала провод перед нашей позицией. Это выбило мою винтовку из рук. Все мины взорвались. Так же как и путевые вспышки. Земля падала, падала и падала, пока я не встал на руки и колени на дно своей норы, потому что боялся, что меня закопают. Грязь просто продолжала падать на нас. Посреди этого хаоса мы пытаемся выяснить, кто там стоит. Сколько парней осталось? И ты пытаешься выяснить, сколько парней было в бункере. Бункер превратился в большую дыру, из которой торчали двенадцать на двенадцать балок».

Масгрейв и его приятели лихорадочно выкапывали людей из земли, пока они не задохнулись. Он услышал знакомый крик откуда-то из бункера. «Я не мог заставить себя войти туда, — вспоминал он. «У меня просто кончились кишки. Человек в бункере, который был ближе всего к тому, кого мы потеряли, был санитаром, который побежал со своей хорошо защищенной позиции в мою маленькую дыру, чтобы лечить меня еще в августе, «Док» Шейд. Он мне очень понравился. Он никогда не подводил нас. Быть убитым нашими собственными самолетами после того, как он прошел операцию «Баффало» и другие операции, было неправильно». Военные держали в секрете тот факт, что американские бомбы убили приятелей Масгрейва; родителям сказали, что их сыновья погибли от осколочных ранений вражеской артиллерии.

Через несколько дней после взрыва Масгрейв написал домой, чтобы рассказать отцу о случившемся. По его словам, он никогда не сможет простить заблудших американских пилотов. «Я больше никогда не подниму настроение еще одному авиаудару, даже если он направлен против гуков. Я знаю, через что они проходят, и никому этого не желаю. Когда я вижу его сейчас, все, что я делаю, это содрогаюсь и произношу простую молитву: «Боже, помилуй нас всех и положи конец этой войне». Он продолжил:

Каждый морской пехотинец, оставшийся в компании «Дельта» из 3-го взвода, также молится примерно так же…

Не волнуйся, потому что Бог со мной.

Твой Любящий Сын,

Джон.

ЗАКРОЙ ЭТО

Дождь и вражеские снаряды продолжали падать среди грязных, измученных защитников Кон Тьена, мужчины еще как-то находили время, чтобы раздать экземпляр октябрьского номера Playboy. «Очевидно, что это было очень важно для нас», — вспоминал Масгрейв. «На Хейт-Эшбери была статья с фотографиями девушек, бегающих без топов, знаете ли, свободная любовь. Они были «хиппи», — гласило оно, и мы думали, что оно произносится как «хип-пай», потому что в нем было два p. Эй, я иду домой, а эти девушки-хиппи не носят никакой одежды. И они лягут спать с кем угодно. Даже я мог забить!»

Тем летом район Хейт-Эшбери в Сан-Франциско был центром того, что стало известно как «Лето любви». Тысячи молодых людей со всей страны собрались там, стремясь приобщиться к новой и растущей калифорнийской контркультуре — ее музыке, вездесущим наркотикам и ярким обещаниям беспорядочных половых связей. Казалось, это бунт против всего, и его влияние скоро будет ощущаться во всем антивоенном движении.

По мере эскалации войны росло и разочарование тех американцев, которые активно выступали против нее. «Каждую осень и каждую весну то ли в Нью-Йорке, то ли в Вашингтоне проходили крупные демонстрации», — вспоминал Билл Циммерман, к тому времени доцент психологии Бруклинского колледжа, и когда на 21 октября был запланирован еще один гигантский митинг в Вашингтоне, он и многие другие хотели сделать что-то «более воинственное, чем просто стоять и произносить речи против войны, во что превратились эти демонстрации». Лучше всех выразился один из организаторов, давний антивоенный активист Дэвид Деллинджер. По его словам, давно настало время для перехода «от протеста к сопротивлению». Поскольку Пентагон представлял собой «убийство людей во всем мире», сказал лидер йиппи Джерри Рубин, «единственное, что можно сделать с [этим], — это закрыть его».

21 октября также должен был стать кульминацией общенациональной недели «Закончим призыв», во время которой протестующая сожгла себя заживо на ступенях здания Федерального суда в Лос-Анджелесе; публичное сожжение призывных карточек в Бостоне; студентов травили слезоточивым газом, избивали и арестовывали при попытке закрыть вводные центры в Окленде, Чикаго, Мэдисоне и Бруклине; и антивоенные протесты от Токио до Тель-Авива и Лондона, где три тысячи антивоенных демонстрантов штурмовали посольство США.

Ряды нервных депутатов готовы защищать Пентагон от антивоенных демонстрантов, 21 октября 1967 года. Они не знали, чего ожидать. Организаторы марша обещали смешать «Ганди и партизан»: «Мы заполним коридоры и заблокируем входы», — сказали они. «Это противостояние будет массовым, гибким, неожиданным».

В полдень в субботу, 21-го, десятки тысяч протестующих собрались у отражающего бассейна между монументом Вашингтона и мемориалом Линкольна. Оценки толпы варьировались от 50 000 до 100 000 человек. Раньше антивоенные демонстранты были в основном благопристойными, в основном пожилыми мужчинами и женщинами.

На этот раз было «лишь небольшое количество американцев старше тридцати лет». Как сообщает New York Times, они были «мохнатее», чем их предшественники. «Сладкий запах марихуаны» — все еще новый для старых репортеров — казалось, был повсюду. Три гигантских флага НФОЮВ развевались над толпой, и продавцы вели оживленную торговлю, продавая их миниатюрные версии по доллару за штуку. Были гневные скандирования: «Эй, сколько детей ты сегодня убил?» и не менее гневные плакаты: «Война — это хороший бизнес; Инвестируйте в своего сына», «Ни один вьетконговец никогда не называл меня негром», «Где Освальд теперь, когда он нам нужен?»

Питер, Пол и Мэри спели новую песню Фила Окса «Я объявляю, что война окончена». Доктор Спок заверил собравшихся, что врагом Америки является не Северный Вьетнам. Это был «Линдон Джонсон, — сказал он, — которого мы избрали кандидатом мира в 1964 году, который предал нас в течение трех месяцев [и] упрямо вел нас все глубже и глубже