Смерть чистого разума - Алексей Королев

полнейший портрет субъекта. Вот, допустим, господин Маркевич. О связях его поговорим позднее, начнём, так сказать, с другого конца. Весьма интересный субъект, представьте себе, командор, этот Степан Сергеевич Маркевич. В кругах, близких к знаменитому нашему путешественнику, этнографу и статистику, действительному тайному советнику, сенатору и кавалеру Ивану Ивановичу Иванову-Седьмому Степан Сергеевич хорошо известен. Если верить этим долгобородам, перед нами – перспективный молодой учёный, завоевавший, несмотря на молодость, уважение коллег по научному цеху. Что ж. Всякое знание требует перепроверки. Запомните, командор, никому нельзя верить на слово. Ну-с, мне можно, да. Итак. Я запросил Публичную библиотеку в Петербурге на предмет библиографии господина Маркевича. Совершенно логично предположить, что у человека с такими рекомендациями, автора диссертации о европейских цыганах есть и другие интереснейшие работы по антропологии и этнографии. Выписку я получил-с…

– …а там – пусто, – пробормотал Подшкипер. Он поискал глазами, обо что потушить сигару и не найдя ничего более подходящего сделал это прямо о дверной косяк. Револьвера при этом он не опустил.

Таланов, однако, извлёк из того же кармана четвертушку бумаги, развернул её и начал читать:

– «Некоторые замечания о задаче Ковалевской относительно вращения тяжёлого твёрдого тела вокруг неподвижной точки». Доклад в Императорском университете Святого Владимира, тээк-с… «Заговоры, обереги и спасительные молитвы Западного и Южного Полесья», типография Харьковского университета. «Новейшие сведения о глубоких буровых колодцах Оренбургской губернии», это уже Петербург, типография Сухова. О, вот интересный поворот! «Самки африканских бродячих муравьёв Dorylinae», издано в Дерпте. Опять Киевский университет, «Поташное производство в России в царствование Алексея Михайловича». А вот и цыгане, кстати, правда, под несколько иным соусом: «“Цыганы” Пушкина. Морфологический разбор», доклад в Московском обществе любителей российской словесности, издано на счёт автора. Ну и наконец, «К вопросу о выращивании кристаллов азотнокислого аммония», снова типография Сухова. Какая неправдоподобная широта научных интересов! Какая эрудиция! Это я ещё опустил мелкие заметки в «Вестнике Русского союза рыболовов-удильщиков», «Технике, ремёслах и сельскохозяйственной архитектуре» и «Конском спорте».

Подшкипер пожал плечами:

– Степан Сергеевич, очевидно, полимат. Такой тип учёного встречается всё реже, но ничего сверхъестественного в этом нет. А ещё сравнительно недавно – тем более. Возьмём, к примеру, Юнга…

– Полноте, командор. Вы вот корпус кончали, академию. Что такое «азотнокислый аммоний»?

Подшкипер снова пожал плечами.

– Я, положим, знаю, что это селитра, – продолжал Таланов, – но я некоторым образом землевладелец, пусть и не хозяйствующий. А мнения об оберегах Южного Полесья или вращения тел вокруг этой, как её…

– твёрдой точки, – подсказал Подшкипер.

– Благодарю, командор, совершенно верно, «твёрдой точки» – так вот: никакого мнения по этим предметами я не имею, ибо не имею к ним никакого интереса и ни малейшего о них представления. И не должен иметь. Ибо у каждого человека, будь то магистрант или… коллежский советник в отставке – у каждого человека есть своё ремесло. В каковом он и должен по возможности преуспевать. Согласны ли вы со мной, командор?

– Пожалуй.

– Вы вот наверняка превосходно берёте рифы или что там у вас принято брать. Умеете подстраивать секстант и править шлюпкой. Я неплохо разбираюсь в законах нашей империи – по крайней мере в той части, которая касается, хм, почтово-телеграфной службы. Сносно стреляю – по дупелям, конечно – и знаю, как задавать вопросы. Но окажись я на борту дредноута – не будет человека бесполезнее меня. Вы улавливаете мою мысль, командор?

– Несомненно.

– Что же получается? – продолжал Таланов. – Молодой человек, в своих академических штудиях мечущийся между Пушкиным и африканскими муравьями, вдруг проявляет нешуточный интерес к малочисленному кочующему племени, до которого ранее никому не было дела, заявляет о желании писать об этом диссертацию и отправляется в Швейцарию, где это самое племя обитает. И где кроме этих самых цыган очень кстати обитает преизрядное количество всякой социалистической сволочи, без которой в России воздух, разумеется, чище, но которая по-прежнему спит и видит, как бы нагадить Родине. Скажите, дорогой мой Степан Сергеевич, а вас командировало сюда Русское статистическое общество?

«Задавать вопросы он и правда умеет. Резкие переходы от одной темы к другой, ироничный тон, предельная вежливость, сквозь которую отчётливо проступает сталь. Да, коллежскому советнику Газенкампфу до коллежского советника Таланова далеко. Улыбнуться бы сейчас».

– Не совсем так. Своё лечение и переезд я оплачиваю из собственных средств. Но вышеупомянутое общество действительно изыскало возможность выплатить мне что-то вроде стипендии из расчёта на полгода вперёд. Я ведь его член-корреспондент.

– …избранный на заседании первого июля сего года! – подхватил Таланов. – На основании сделанного вами доклада о… Напомните мне, о чём был ваш доклад?

– О енишах, – улыбнулся Маркевич.

– О енишах, – повторил Таланов. – О енишах. Ну да бог с ними, с енишами. Допустим, вы ими и правда интересуетесь – хотя, клянусь богом, не понимаю, что в них такого интересного. Лучше бы зулусами занялись, право слово. Те хоть англичанку гоняли по своей пустыне. Сколько же денег выделило вам Статистическое общество, коли не секрет?

– Четыреста пятьдесят целковых, господин полковник.

– Как-как вы меня назвали? А впрочем, неважно. Негусто, кстати, не так ли? На полгода-то?

– Да что и говорить, – сказал Маркевич, – тем более что я их ещё не получил. Какие-то трудности перевода. Пока свои проедаю.

– Ну-с, не дай Бог поиздержитесь окончательно – обращайтесь. Да не ко мне – к господину Герману.

«Герман. Точно, Герман, вспомнил. Интересно, это имя или фамилия? Или и имя и фамилия одновременно?»

– Затрудняюсь предположить себе обстоятельства, при которых я обращусь за помощью к человеку, который уже полчаса держит меня на прицеле, – Маркевич уже не старался удержать улыбку, ему и впрямь становилось весело. Весело и страшно.

– Послушайте, Степан Сергеевич, – сказал Таланов, убирая обратно бумагу и мундштук. – Вы человек с принципами, это сразу видно, но и мы с господином Германом вовсе не проходимцы. Позвольте дать вам совет. Вернее, два: во-первых, уезжайте-ка вы отсюда подобру-поздорову. Ну право слово, что, в Швейцарии других курортов мало? А ещё лучше – и вовсе из Швейцарии уберитесь. Вам же лучше будет. А во-вторых, перестаньте вы якшаться с этим сбродом. Вы же дворянин, в конце концов… Послушаетесь, а?

– Во-первых, господин полковник, я вам позволения советовать себе не давал. – Маркевич встал с топчана. – А во-вторых, человеческая жизнь чрезвычайно многообразна. Обыкновенному индивидууму, такому как я, приходится в её течение встречаться с самыми разнообразными людьми. В том числе и со всяким сбродом… например, из почтово-телеграфного ведомства.

Таланов не ударил, не заорал и даже не ухмыльнулся. Он посмотрел на Маркевича с неожиданным интересом и вновь зачем-то достал мундштук.

– Степан Сергеевич, когда вас