Смерть чистого разума - Алексей Королев

скажем, Зензинов и Авксентьев. Я сменил имя в юности, сделал это вполне осознанно и легально и не собираюсь ни менять его обратно, ни объяснять кому бы то ни было причины, меня на то побудившие. Паспорт мой совершенно настоящий. Я действительно состоял в «Боевой организации» нашей партии и говорю сейчас об этом совершенно открыто, во-первых, потому, что этой организации в том виде, в котором она существовала – и должна была существовать до самой победы революции – фактически больше не существует. А во-вторых, потому, что о моем прошлом хорошо известно полиции империи.

– Даже так? – Целебан поднял брови.

– Именно так. Сейчас вы узнаете, почему это крайне важно для полиции Швейцарии. Я действительно планировал убить этого человека и готов ответить за это по швейцарским законам. Но Корвина я не убивал.

– Давайте по порядку, – сказал Целебан. – Вы собирались убить этого человека. Для чего?

Фишер посмотрел на инспектора как на идиота.

– Для революции, инспектор. Для освобождения трудового народа России.

– Чем этот человек мешал освобождению вашего народа? Он занимает значительный пост? Имеет политическое влияние?

– Да нет, – Фишер пожал плечами. – Насколько мне известно, формально он действительно просто мичман в отставке.

Тогда Целебан тоже пожал плечами:

– Это придаёт вашей мотивации определённую таинственность.

– Да ничего подобного! – закричал Фишер. – Да, с точки зрения гражданина демократической республики это нелогично. А с моей логично, да ещё как. Да, просто отставной мичман. Да, частное лицо. Да, вероятно, никому в жизни не сделавшее зла. Вот дядя его двоюродный, генерал-инспектор, – тот пёс, чистый пёс. Ему простого человека запороть до смерти – что чашку шоколада выпить. Он лично в Якобштадте латышей расстреливал. Вот он – враг. Я его ненавижу, но и уважаю тоже. С ним мы будем драться в открытом бою. А такие, как этот… марочник. Тьфу. Они же и после революции никуда не денуться. Придем к нему с народным трибуналом – так ни один же трибунал не найдёт, за что его повесить. Поэтому – только так. И никак иначе.

– Ну, положим, это вы всё врете, Матвеев, – сухо сказал Таланов. Фишер вздрогнул, взвился было, но промолчал. – В убийстве его высочества есть большой практический смысл.

– Какой же? – спросил Целебан.

– Ваше императорское высочество? – спросил Таланов. Великий князь смежил веки.

– Видите ли, инспектор, господа так называемые социалисты – которых в этой комнате, замечу, хоть отбавляй, – среди прочих своих целей ставят и полное физическе уничтожение Царствующего Дома. Не стоит махать руками, господин Веледницкий. Не вы лично ставите, так другие. На мой вкус, это довольно-таки странная метода для установления социальной гармонии, однако же дело обстоит именно так. Не стоит, однако, думать, что эта простая схема остается тайной для людей, чьим ремеслом является… спасение России, скажем так. После известных событий трёхлетней давности нам удалось убедить Государя в необходимости постоянно держать одного из членов Дома, имеющих неиллюзорные и общепризнанные права на всероссийский престол, за границей. Как нетрудно догадаться, подавляющее большинство великих князей обременены службой, семьями, накрепко привязаны к России и вовсе не хотят жить за её пределами. А вот его высочество благородно согласился взять эту миссию на себя. Его убийство сильно повысило бы шансы господ бунтовщиков на полное искоренение династии в случае – разумеется, чисто гипотетическом – их успеха.

– Сукин кот, – сказал Фишер, усмехнувшись. – Ну да ты прав. Чем больше мы убьём этой гадины, тем лучше.

– Давайте-ка, господин инспектор, прекратим эту революционную демагогию, – деловито сказал Таланов. – У нас тут допрос или социалистический митинг?

– Допрос проводится в другом месте, господин Таланов, и в присутствии письмоводителя. Кроме того, хотел бы заметить, что на прошлых выборах я голосовал за социал-демократов, так что слово «социалистический» для меня не ругательное. Но вы правы. Господин Фишер, вы действовали в одиночку?

– И да и нет.

– Поясните, пожалуйста.

– Подождите, господин инспектор, – перебил его Ульянов. – Товарищ Фишер так увлекательно рассказывал, пытаясь ответить на мой вопрос. Давайте же по порядку.

– На самом деле, Владимир Ильич, мой рассказ будет ответом на оба вопроса, ваш и инспектора. Более того, он ответит и на третий, который мне ещё не задали, но, несомненно, зададут: кто убил Корвина? Итак, продолжим. Действовал ли я в одиночку? Повторюсь: и да и нет. Я очень рассчитывал на помощь Тера, но у него возникли… свои дела.

– Знаю я эти дела, – сказал Целебан. – Ну и кто же заменил вам его в качестве сообщника?

– О, это весьма интересная личность, – Фишер ухмыльнулся, и, увидев эту ухмылку, Таланов решительно встал:

– Ну вот что, инспектор. Мне это надоело. Мы хотим уехать. Если вы попробуете силой задержать здесь его высочество, вам придется объясняться в Берне…

– …на Шваненгассе, четыре. Я знаю, где находится русское посольство, благодарю вас.

– Для инспектора деревенской полиции вы поразительно хорошо осведомлены, – удивился Таланов. – Так или иначе, я гарантирую вам неслыханный скандал. Неслыханный.

– Оставьте его, Георгий Аркадьевич, – неожиданно сказал великий князь. – Давайте досмотрим ваш спектакль до конца.

– Как угодно, – сухо сказал Таланов, а Фишер продолжил.

– Тер был человеком очень смелым и очень глупым. Я знал, где его искать – мы условились обо всём ещё тогда, в горах, когда вы, Антонин Васильевич, так кстати от нас отстали около Ротонды. В тот день, когда нашли тело Корвина, мне удалось вырваться на пару часов из пансиона, благодаря идиотской тактичности моего… нанимателя, господина Лаврова. Ни в какой Эгль я, конечно, не поехал. Эту хижину я заприметил ещё до того, как вы все здесь объявились. И показал её Теру на всякий случай. Я не ошибся, Тер был там. Времени у нас было немного. Я изложил ему суть своего дела, он мне – своего. Стало понятно, что мы не можем помочь друг другу.

Я думал, что мы пожмём руки и расстанемся. Но всё вышло не так. Во всяком случае, про рукопожатия со мной вам всем лучше забыть. Уходя, Тер задал мне всего один вопрос: знаю ли я, кто скрывается под агентурной кличкой Департамента полиции «Субботник»?

Целебан присвистнул, Веледницкий схватился за сердце, Ульянов встал и подошёл к Фишеру почти вплотную и только Маркевич остался бесстрастен: он наблюдал за реакцией Таланова и великого князя. Те улыбались.

– Почему я рассказываю сейчас об этом, почему я признаюсь в работе на охранку? Во-первых, тут больше нет никаких тайн: сегодня днём я отправил три одинаковых письма: в Женеву Баху, в Париж Бурцеву и Чернову в Лондон. В них изложена история моей деятельности под руководством… этого господина. С момента нашей первой встречи