Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Ученый первым делом вспомнил большую печать на долларовойкупюре — треугольник с заключенным в нем всевидящим оком. Но во всех этих умозаключениях,увы, было мало смысла. Ведь он отметил лишь три точки, в то время как их должнобыло быть четыре.

Где же, дьявол ее побери, находится эта вода?! Лэнгдонпонимал, что, где бы он ни поместил четвертую точку, треугольник будетразрушен. Сохранить симметричность можно лишь в том случае, если поместить этучетвертую точку в центре треугольника. Американец взглянул на этогипотетическое место. Ничего. Однако он не оставлял этой мысли. Все четыреэлемента науки считались равными. В воде не было ничего специфического, и,следовательно, вода не могла находиться в центре.

Тем не менее интуиция подсказывала ему, что симметричноерасположение не было случайным. «Я, видимо, не представляю себе всейкартины», — подумал он. Оставалась лишь одна альтернатива. Если четыреточки не могли образовать треугольник, то какую-то другую геометрическую фигуру— бесспорно. Может быть, квадрат? Лэнгдон снова взглянул на карту. Но ведьквадрат не несет никакой символической нагрузки… Однако в нем по крайней мересохранялась симметрия. Лэнгдон ткнул кончиком пальца в точку, котораяпревращала треугольник в квадрат, и сразу увидел, что совершенного квадратаполучиться не может. Первоначальный треугольник был неправильным, иобразовавшаяся фигура была похожа на неровный четырехугольник.

Размышляя над другими вариантами размещения четвертой точки,Лэнгдон вдруг увидел, что та линия, которую он провел следуя указаниюангельского копья, проходит через одну из возможных четвертых точек. Пораженныйученый немедленно обвел это место кружком. Если соединить эти четыре точкимежду собой, то на карте получался неправильный ромб, напоминающий формойвоздушного змея.

Лэнгдон задумался. Ромбы никоим образом не считалисьсимволом иллюминатов. И в то же время…

Ученый вспомнил о знаменитом «Ромбе иллюминатов». Мысль быласовершенно нелепой, и Лэнгдон с негодованием ее отверг. Помимо всего прочего,ромб был похож на воздушного змея, в то время как во всех трудах говорилось овызывавшей восхищение безукоризненной симметрии алмаза.

Когда он склонился над картой, чтобы поближе рассмотреть,где находится четвертая точка, его ожидал еще один сюрприз. Точка оказалась всамом центре знаменитой римской пьяцца Навона. Он знал, что на краю площадирасположена большая церковь, и поэтому, минуя саму пьяццу, провел пальцем чертук церкви. Насколько он помнил, в этом храме работ Бернини не было. Храмназывался «Церковь Святой Агнессы на Арене» — молодой невинной девушки,отданной в пожизненное сексуальное рабство за нежелание отказаться от веры вХриста.

В церкви обязательно должно что-то находиться, убеждал себяЛэнгдон. Он напрягал воображение, пытаясь представить интерьер церкви, ноникаких работ Бернини вспомнить не мог, не говоря уж об убранстве, имевшем хотябы отдаленное отношение к воде. Получившаяся на карте фигура также вызывала унего беспокойство. Ромб. Это не могло быть простым совпадением, и в то же времяфигура не имела никакого внутреннего смысла. Воздушный змей? Может быть, онвыбрал не ту точку? Может быть, он что-то упустил из виду?

Озарение пришло к нему через тридцать секунд. За всю своюнаучную карьеру Лэнгдон не испытывал подобного счастья, получив ответ намучивший его вопрос.

Гениальность иллюминатов, казалось, не имела пределов.

Фигура, которую он искал, вовсе не должна была походить наромб. Ромб образовывался лишь в том случае, когда соединялись смежные точки.Иллюминаты же верили в противоположность! Когда Лэнгдон проводил линии междупротиволежащими точками, пальцы его дрожали. Теперь на карте появиласькрестообразная фигура. Так, значит, это крест! Четыре элемента стихии предсталиперед его взором… образовав огромный, простирающийся через весь город крест.

Он в изумлении смотрел на карту, а в его памяти сновавсплыла строка: «И ангелы чрез Рим тебе укажут путь…»

…Чрез Рим…

Туман наконец начал рассеиваться. Теперь он знал, какрасположены все алтари науки. В форме креста! Один против другого — через весьРим. И в этом был еще один тайный ключ к разгадке.

Крестообразное расположение вех на Пути просвещения отражаловажную черту иллюминатов. А именно их дуализм. Это был религиозный символ,созданный из элементов науки. Путь просвещения Галилея был данью почтения какнауке, так и Богу.

После этого все остальные детали головоломки встали на своиместа.

Пьяцца Навона.

В самом центре площади, неподалеку от церкви Святой Агнессына Арене, Бернини создал один из самых знаменитых своих шедевров. Каждый, ктоприезжал в Рим, считал своим долгом его увидеть.

Фонтан «Четыре реки»!

Творение Бернини было абсолютным проявлением почтения кводе. Скульптор прославлял четыре самые крупные реки известного в то время мира— Нил, Ганг, Дунай и Ла-Плату.[84]

«Вода, — думал Лэнгдон, — последняя веха. И этавеха — само совершенство».

Кроме того, шедевр Бернини украшал высокий обелиск подобнотому как вишенка украшает пышный сливочный торт.

* * *

Лэнгдон через всю церковь побежал к безжизненному телуОливетти. Ничего не понимающие пожарные потянулись за ним следом.

«Десять тридцать одна, — думал он. — У меня ещемасса времени». Лэнгдон понимал, что первый раз за день играет на опережение.

Присев рядом с телом (от посторонних взглядов его скрывалряд скамей), он изъял у покойника полуавтоматический пистолет и портативнуюрацию. Ученый понимал, что ему придется вызывать подмогу, но церковь была дляэтого неподходящим местом. Местонахождение последнего алтаря науки пока должнооставаться тайной. Автомобили прессы и ревущие сирены пожарных машин, мчащихсяк пьяцца Навона, делу не помогут.

Не говоря ни слова, Лэнгдон выскользнул из церкви и обошелстороной журналистов, пытавшихся всем гуртом проникнуть в храм. Перейдя напротивоположную сторону площади, в тень домов, он включил рацию, чтобысвязаться с Ватиканом. Ничего, кроме шума помех, американец не услышал. Этоозначало, что он или оказался вне зоны приема, или для того, чтобы включитьрацию, следовало набрать специальный код. Лэнгдон покрутил какие-то диски,надавил на какие-то кнопки, но ничего путного из этого не вышло. Он огляделсяпо сторонам в поисках уличного таксофона. Такового поблизости не оказалось.Впрочем, это не имело значения. Связи с Ватиканом все равно не было.

Он остался совсем один.