Князь Владимир - Юрий Никитин

Войдан лично отобрал дружинников, которые должны былиохранять линию облоги в том месте, где должны были просочиться из осажденногоКиева люди Ярополка. Затаившись, новгородцы наблюдали, как по ночам выходят изгорода темные фигуры, крадутся вдоль ручья, ныряют в овраг, долго пробираются вгрязи и пыли, топча чертополох, проваливаются в сусличьи норы, выходят ужеподле леса, сразу ныряют в чащу.

У Войдана чесались руки: ударить, разгромить, разметать.Накапливаясь в лесу, люди Ярополка начинали чувствовать себя в безопасности.Вот тут бы и напасть, показать им, что не такие уж они и непобедимые, чтовыучка профессиональных солдат стоит больше, а уж он постарался изновгородского сброда отобрать самых способных и превратить их в единый боевойотряд. Пусть пока небольшой, но уже способный на равных сражаться со старшейдружиной, о которой ходит столько слухов и небылиц! А завтра его отряд будетнамного больше.

Коней дружинники Ярополка выводили умело, замотав им морды,чтоб ненароком не ржанули, копыта завязывали тряпками. Так и скользили темные ибеззвучные, как призраки, уверенные, что обманули сонных и ленивых новгородцев.

Войдан пытался угадать, когда же повезут черные сундукиЯрополка. Несметна казна великих киевских князей. В стольном граденакапливалась дань не только с окрестных племен, даже Царьград платил Русиежегодную дань, начиная с походов доблестного Олега!

Однажды провезли даже крытый возок. Княгиня Юлия, понялВойдан. Возок по большей части пронесли на руках дружинники Ярополка: дажеобмотанные тряпками колеса могут застучать по колдобинам. Ее сопровождалирослые угрюмые воины. По тому, как ехали, держали копья, Войдан понял, чтосопровождать жену Ярополк отправил самых лучших воинов.

– Можно бы сорвать яблочко, – сказал он Владимирумечтательно. – Из Киева просочилось несколько больших отрядов, а Ярополкеще там! Бери голыми руками.

– Яблоко, созрев, само упадет в наши ладони, –ответил Владимир. – Пусть уходит… Увидишь, что не из братской жалости яего отпускаю! В Царьграде я тоже кое-чему научился. Я не доблестный дуболомСвятослав, не его гордые сыновья, у которых ума меньше, чем в сапогах, которыеносят. Для меня победа тем блистательнее, чем меньше за нее уплачено!

Кремень ломал голову, зачем его среди ночи тайно вызвалбоярин Тавр. А когда увидел, как по лагерю пробирается, пряча лицо от светакостров, Твердило, беглый холоп киевского купца Смарагда, вовсе растерялся.

В шатре Тавра уже собралось восемь человек. Кремень быстромазнул по ним взглядом, ничего снова не понял. Все слишком разные, даже изразных дружин, кто из пешего ополчения, а один вовсе из обоза. Только и того,что все либо изгои, либо беглые из Киева…

Тавр вышел из заднего помещения озабоченный, нахмуренный.Зыркнул из-под насупленных бровей, голос был холодный.

– Ну, робята, скоро войдем в Киев. Что скажете?

Кремень видел понурившиеся головы. Покон велит, что беглыххолопов надо вернуть хозяину. Здесь даже князь не защита. Особенно ежели хочетладить со знатными мужами города.

– Мы верим своему князю, – сказал Кремень, видя,что остальные молчат. – Он не даст нас в обиду.

Тавр покачал головой:

– Самим тоже думать надо… Ладно, князь уже подумал.Часть бояр убежала с Ярополком в Родень. Другие остались в Киеве. Ещенепонятно? Подберите каждый трех-четырех дружков, которым доверяете. Ваши боярене должны уйти. Ясно? Но и в полон брать их нельзя.

От его слов повеяло холодом. Кое-кто отвел взгляд, уставилсяв пол, но Кремень смотрел в лицо молодого боярина с надеждой. Тот протянул рукупомощи. Нет, спасения! Ведь в полоне ни один боярин не останется, тут жеоткупится. Когда бояре дерутся, чубы трещат у простого люда.

– Сделаем, – сказал он твердо. – За всехговорю!

Тавр сказал уже другим тоном, деловым, словно в лавкеотмерял сукно:

– Под шумок отправьте в вирий побольше родовитых. Потомбудет нельзя, смекаете? Наш князь сам будет рубить головы за грабежи. А впервый день в пылу брани можно зарубить и того, кто руки поднял. Только успейтекак можно быстрее. Ищите в подполах, клетях, сараях, сеновалах. Если не отыщетеих вы, потом они отыщут вас!

Когда они уходили, вжимая головы в плечи, Тавр был уверен,что не останется даже жен и детей хозяйских. Изгои из-под земли достанут их смечами и топорами в руках, чтобы те завтра не отыскали их с плетями и каленымжелезом.

А раз так, то бесхозное имущество пополнит княжью казну.Теперь уже понятно, что – великокняжескую!

Утром в Киеве протрубили на городских воротах звонкие медныеголоса. На стены высыпал киевский люд, много было баб и детишек. В станеновгородцев увидели, как медленно отворяются главные ворота. Выехали верховые,без оружия, стали по обочине дороги. Следом медленно вышла толпа старцев вбелых одеждах, с белыми бородами и головами, будто осыпанные снегом.

Владимир верхом двинулся навстречу. За ним мерно стучаликопыта коней его воевод. Сердце билось мощно и радостно. Он едва не подпрыгивалв седле, с трудом сдерживал щенячью радость. На лице держал величавоеблагодушное выражение. Русский князь должен быть добр, ленив, туп и благостен,тогда он понятен и любим простым народом. Да и боярами тоже.

Впереди толпы киян двигался старец, чье лицо Владимирупоказалось знакомым. Он держал на вытянутых руках каравай хлеба на вышитомрушнике. Его поддерживали под локти еще двое седовласых. Вряд ли помоложе, затоим не приходилось держать тяжелый хлеб.

Старик остановился перед восседающим на коне грозным князем,поклонился, дрожащими руками протянул каравай.

– Стольный град приветствует тебя, – сказал ондребезжащим, но еще сильным голосом человека, который привык говорить длябольшого стечения народа. – Прими от нас хлеб-соль! Будь милостив к городуи людям… Не разоряй город, где родился, не мсти людям, чья вина лишь в том, чтоживут в Киеве!

Все ожидали, что Владимир нагнется и примет хлеб, но оннеожиданно спрыгнул с коня, засмеялся:

– Разорять город, который я люблю больше всего насвете? Мстить людям, которые ждали меня? Ты шутишь, старик… либо совсем незнаешь меня, своего великого князя!

Он бережно взял хлеб, отломил щепотку, обмакнул в соль,торжественно съел. Только сейчас ощутил, что голоден как волк, съел бы этоткаравай в одиночку. За все дни осады почти не ел и не спал по-людски.

Тавр принял у него каравай, а Владимир сказал торжественно:

– Этим хлебом клянусь, что городу не причиню вреда!Клянусь, что не обижу даже тех, кто шел в дружине Ярополка супротив меня! Былоебыльем поросло.

Он обнял старика, трижды расцеловал и вернулся к коню. Толпарадостно кричала вслед, он ехал высокий и стройный на белом жеребце, красныйплащ трепетал за спиной под порывами легкого ветерка. Булатные доспехи на грудиразбрасывали веселые солнечные зайчики. Он был красив, молодой и уже опаленныйсолнцем и ветрами, с двумя шрамами на лице, веселый, с огнем в глазах, полныйярой жизни.