Нежность - Элисон Маклауд

пунктам обновленного закона о непристойных изданиях – так, как он их понимает.

– Вещественные доказательства подтверждают, что компания решила опубликовать эту книгу, «Любовник леди Чаттерли», по цене три шиллинга и шесть пенсов, действительно опубликовала ее тиражом около двухсот тысяч экземпляров и приступила к распространению ее среди розничных торговцев для продажи начиная со дня выпуска, двадцать пятого августа. Итак, вопрос заключается не в том, развратила ли кого-нибудь эта книга, должна ли развратить и развратит ли. Вопрос, по которому вы должны вынести решение, заключается в следующем: имеет ли эта книга тенденцию, сможет ли, может ли она развратить тех, кто, вероятно, при соответствующих обстоятельствах ее прочитает?

«Тенденция», замечает про себя Майкл Рубинштейн, это не то понятие, которым должен оперировать барристер, но Гриффит-Джонс не страдает излишней щепетильностью, и господин судья Бирн не вмешивается, а леди Бирн на соседнем троне строго смотрит сверху вниз на присяжных, как бы говоря, что она – моральный компас, по стрелке которого они могут и должны ориентироваться.

Мервин Гриффит-Джонс продолжает тоном декламатора:

– Обвинение заключается не в том, что эта книга способна шокировать или внушить отвращение. Ни то ни другое не является уголовным преступлением. Вопрос стоит так: может ли она развратить или растлить? Тут вы спросите: «Развратить или растлить кого?» Ответ таков: тех, чьи души открыты для подобных аморальных воздействий и в чьи руки публикация подобного сорта может попасть. Следует ли из этого, что мы оцениваем литературные произведения по принципу их пригодности для чтения четырнадцатилетней девочкой? Разумеется, нет. Но когда дитя, будь то мальчик или девочка, достигает самой опасной стадии жизненного пути, называемой отрочеством, тогда оно…

«Оно?» – мысленно удивился Рубинштейн.

– …обнаруживает себя в неизвестной стране без карты… а иногда, к сожалению, происходит из неблагополучной семьи… задача родителей и/или учителей, насколько это возможно, позаботиться, чтобы мудрым и естественным образом направить личность к воплощению в конечном итоге гармоничной жизни. Господа присяжные!

Староста присяжных заискивающе смотрит снизу вверх.

– Господа присяжные, обвинение приглашает вас сказать, что эта книга совершенно не способна помочь юному существу найти в конечном итоге путь к реализации гармоничной жизни. – Тон мистера Гриффита-Джонса изыскан, но полон чувства. – Разумеется, существует право самовыражения в политике и литературе. Но писатель, даже гений, живет в обществе и, как любой другой член общества, должен подчиняться тому же закону: не причинять вреда – ни умственного, ни духовного, ни физического… Позвольте мне сразу сказать: я согласен, что Дэвид Герберт Лоуренс – известный и, не стану отрицать, великий писатель. Возможно, эта книга в самом деле обладает некими литературными достоинствами – не буду их преувеличивать. Но служит ли ее публикация общественному благу? И если да, перевешивает ли объем общественного блага, который нам или вам удастся обнаружить, очевидную непристойность этого романа? Позвольте мне освежить вашу память… История леди Чаттерли – это история женщины, не получающей сексуального удовлетворения от мужа, раненного на фронтах Первой мировой войны, парализованного ниже пояса и не способного ни к какому половому сношению. Это история голодной до секса девицы, удовлетворяющей свой голод с особенно чувственным мужчиной, который случайно оказывается, – он делает паузу для усиления эффекта, – лесничим ее мужа.

«Человеком, который не переодевается к ужину? Святые угодники!» – думает Рубинштейн.

– В этом романе, в одном-единственном романе, тринадцать описаний полового сношения, чрезвычайно детальных, кроме разве что самого первого. Героиня, если можно так назвать леди Чаттерли, и герой, если можно так назвать лесничего, Оливера Меллорса, немногим больше чем ходячие гениталии – гениталии, которые непрерывно совокупляются друг с другом.

Гриффит-Джонс вкратце излагает каждый эпизод. Его голос слегка дрожит от презрения:

– Мы видим, как они занимаются этим в кустах под проливным дождем, совершенно голые, и вода капает с их тел. Мы видим их в домике лесничего: сначала вечером на коврике у камина; потом, подождав до рассвета, мы снова видим, как они этим занимаются, уже в кровати. И наконец весь процесс повторяется в пансионе в Блумсбери. Весь сюжет книги – лишь набивка для заполнения дыр между тринадцатью эпизодами полового сношения. В каждом эпизоде подчеркивается удовольствие, удовлетворение, чувственность героев… А теперь скажу – и буду утверждать, что это важнейший момент, – если у писателя возникает конфликт между стремлением к самовыражению и моральными стандартами, необходимыми для благосостояния общества, моральные стандарты должны возобладать. Это правда, что свобода означает право меньшинства делать то, что не одобряет большинство, но при условии, что это не причиняет большинству вреда.

Он достает лист бумаги. Как будто, выходя из дома, прихватил у экономки список покупок.

– Подобные материи обычно не озвучиваются в суде, но в случаях, когда они составляют собственно предмет обвинения, тогда, господа присяжные, мы не можем их не озвучивать.

Чайные чашечки на полках подаются вперед, напрягая слух из-за плохой акустики, но старший советник, бросая в зал слова, произносит каждое чрезвычайно отчетливо.

– Слова «ебать» и «ебля», – начинает он, сверившись со списком покупок, – встречаются не менее тридцати раз.

На галерке потрясенно ахают.

Рубинштейн упорно смотрит в стол, чтобы никто не заметил у него на лице презрения. Все происходит именно так, как он предсказывал.

– Я суммировал найденное, но не могу гарантировать, что я подсчитал все вхождения этих слов. Слово «пизда» используется четырнадцать раз. Да, «пизда». Я насчитал тринадцать случаев употребления слова «яйца»; по шесть раз «говно» и «жопа»; четыре раза «хер»; три раза «ссать» и так далее. Вопрос, по которому вам предстоит вынести решение, заключается не в том, омерзительна ли эта книга. Она несомненно омерзительна, как я только что доказал. Вам нужно решить нечто гораздо более серьезное. Обладает ли эта книга тенденцией…

«Хитро», – думает Рубинштейн. Тенденция – дело умозрительное, неконкретное.

– …развращать и растлевать? Таково значение слова «непристойность» для целей данного судебного разбирательства. Во-вторых, если вы найдете, что эта книга действительно обладает тенденцией растлевать, иными словами – что она способна растлить, – тогда вы должны ответить на следующий вопрос: обладает ли эта книга достаточной ценностью, достаточной для общественного блага, чтобы перевесить ее вред? Разумеется, в книге множество отдельных абзацев и глав, вовсе не содержащих непристойности, но это ее не искупает. Вы должны судить о книге в целом. Добавлю также, что вы не должны судить ее по чопорным, ханжеским, прекраснодушным стандартам, характерным для Викторианской эпохи.

Обманчивый жест, декларирующий беспристрастность обвинения. Всегда бьет наповал. Рубинштейн не может не восхититься артистизмом выступающего.

– Вы можете делать любые возможные допущения в пользу книги, но после этого обвинение призывает вас согласиться, что эта книга имеет тенденцию и