Нежность - Элисон Маклауд

неведомое знание как пламенем опалило ее. Нет, это невероятно: ведь только что эта красота представлялась ей чуть не безобразием. Несказанная красота этих круглых тугих ягодиц. Непостижимо сложный механизм жизни; полная скрытой энергии красота. А эта странная, загадочная тяжесть мошонки? Великая тайна!»301 По-вашему, мистер Хоггарт, это тоже выражает уважение?

Мистер Хоггарт (хладнокровно): О да, абсолютно недвусмысленно.

Мистер Гриффит-Джонс (увещевающе): Уважение, мистер Хоггарт? Уважение к весу мошонки?

Мистер Хоггарт: Совершенно верно.

xiii

День третий, пятница, 28 октября302

На третий день судебного процесса рядовые граждане занимают очередь на улице, в полной темноте, начиная с четырех часов утра. Они жаждут получить место на галерке в зале заседаний номер один.

Пятью часами позже в большом вестибюле среди мраморных монархов и мускулистых фигур на аллегорических фресках сидит Томас Стернз Элиот, поэт и столп литературной мысли, семидесяти двух лет. Он сидит чуть сутулясь, словно мучим несварением желудка. Он знает, что, когда его вызовут, это будет означать только одно: обвинение использовало в качестве вещественного доказательства его критический разбор «Леди Чаттерли», и теперь его моральный и общественный долг – проглотить свои слова.

Он сидит в вестибюле, слегка позеленев.

Вот как кончится мир

не взрыв, но всхлип303

Молодая миссис Элиот занимает место на скамье между мужем и матроной-дежурной. Сидит очень прямо, сложив руки на коленях. Ради мужа она старательно изображает присутствие духа, которого не ощущает ни один из них. У матроны тем временем уже наготове горячий сладкий чай.

Внутри зала заседаний номер один чайные чашечки снова вернулись на полки, и парад свидетелей защиты возобновился.

Директор школы. «Мистер Фрэнсис Кэммерс!»

– Должен сказать, это единственная известная мне книга, трактующая сексуальные отношения между людьми с подобающей серьезностью.

Преподавательница классической литературы. «Мисс Сара Берил Джонс!»

– Я опросила на эту тему некоторое количество девушек, уже закончивших школу, и большинство из них было знакомо с соответствующей лексикой к десяти годам.

Историк. «Мисс С. В. Веджвуд, дама ордена Британской империи!»

– Любовь и нежность – вот что пытался превознести Лоуренс. И конечно, совершенно естественное желание леди Чаттерли иметь ребенка.

Бывший редактор газеты, политический советник премьер-министра и комментатор на социальные темы. «Мистер Фрэнсис Уильямс!»

– Первая встреча с Меллорсом происходит, когда леди Чаттерли направляется в один из самых старых лесов Англии. Лоуренс считал, что высшие классы более не способны сохранить великое наследие древних английских традиций. Люди и земля подвергаются эксплуатации со стороны калечащей системы.

– Мистер Эдвард Морган Форстер!

Это имя, произнесенное полностью, звучит незнакомо. Лишь немногие из двенадцати присяжных поворачивают головы и смотрят, как миниатюрный мистер Форстер в застегнутом на все пуговицы длинном свободном макинтоше ковыляет к свидетельскому месту. Сегодня сырость и холод, и, несмотря на застекленную крышу, в зале уныло и сумрачно.

До этой минуты мистер Форстер находился в большом вестибюле, как еще один потерянный чемодан, с мистером и миссис Элиот и матроной. Вместе они прождали большую часть утра. Элиоты все еще ждут.

Величайший, вполне возможно, из ныне живущих англоязычных прозаиков держится на сцене зала заседаний номер один едва ли не скромнее, чем все выступавшие до него. На пороге он кивает нам – пока что единственный, кто нас заметил. Он выдающийся писатель и чувствует, когда на него направлен взгляд истории.

Он шествует вперед.

Этого свидетеля допрашивает мистер Джереми Хатчинсон, а не мистер Гардинер, поскольку родители мистера Хатчинсона дружили с мистером Форстером, а защита старается обеспечить писателю моральный комфорт, учитывая его почтенный возраст, восемьдесят один год. Добравшись наконец до свидетельского места, Форстер низко кланяется судье.

Судья кивает в ответ.

Мистер Хатчинсон: Ваша светлость, не позволите ли вы принести мистеру Форстеру стул?

Э. М. Форстер (спокойно): Благодарю вас, я предпочитаю стоять.

Нового свидетеля защиты официально представляют суду. Пока мистер Хатчинсон зачитывает длиннейший список почетных докторских степеней, кое-кто из присяжных зевает.

Мистер Хатчинсон (выцепив интересную деталь): Мистер Форстер, насколько я знаю, пьеса по вашей книге «Поездка в Индию» идет сейчас в Лондоне?

Э. М. Форстер: Да.

Зрители поворачивают головы. Эта постановка сейчас хит Вест-Энда. Мистер Хатчинсон может начинать.

Мистер Хатчинсон: Я правильно понимаю, что вы хорошо знали Д. Г. Лоуренса?

Форстер: Да, я часто виделся с ним в пятнадцатом году… В то время (прокашливается) я общался с ним больше всего, но и позже мы… Мы продолжали поддерживать общение.

Мистер Хатчинсон: Когда он умер, кажется, вы в статье назвали его обладателем величайшего воображения среди прозаиков вашего поколения?

Э. М. Форстер: Да, я до сих пор так считаю.

Мистер Хатчинсон: Что вы скажете о литературных достоинствах «Любовника леди Чаттерли»?

Э. М. Форстер: Скажу, что литературные достоинства этой книги весьма высоки. Но это не моя любимая книга у Лоуренса. Думаю, больше всего мне нравятся «Сыновья и любовники».

Мистер Хатчинсон: Здесь было сказано про Лоуренса, что он является частью великого пуританского направления в британской литературе. Вы можете это как-нибудь прокомментировать?

Э. М. Форстер: Понимаю, это может с первого взгляда показаться парадоксальным. Но я хотел бы напомнить о его предшественниках, великих именах: Беньян с одной стороны, Блейк с другой стороны. У Лоуренса было такое же страстное представление о мире и о том, каким он должен быть, но не является.

Мистер Хатчинсон: Ваше мнение основано не только на том, что он писал, но и на личном знакомстве с ним?

Э. М. Форстер: Да. (Тихо добавляет.) Ну…

Мистер Хатчинсон: Большое спасибо, мистер Форстер. Обвинение, свидетель ва…

Господин судья Бирн: Мистер Форстер, кажется, вы хотели что-то добавить или уточнить свою реплику?

Э. М. Форстер: Я хотел чуточку уточнить свой ответ, милорд, поскольку я не обсуждал эти вопросы лично с Лоуренсом. Но ничто из того, что я о нем знаю, этому не противоречит.

Господин судья Бирн (устало откидываясь на спинку кресла): Мистер Джонс?

Мистер Гриффит-Джонс: У меня нет вопросов, милорд.

Он не смеет. Пожилая, хрупкая знаменитость, да еще и авторитет.

За столом солиситоров Аллен Лейн вздыхает с облегчением. Майкл Рубинштейн мысленно вопит: «Гип-гип-ура!»

xiv

Ее зовут Кэтлин. Не Кэтрин, как она объяснила Мелу Хардингу; это потому что она ирландка. Она из семьи ирландских эмигрантов, только что обосновавшихся в Бостоне, в районе Саут-Сайд. Ее родители приехали в Америку уже после войны. Кэтлин умудрилась устроиться на работу в мотель «Пилигримы», несмотря на то что в окне конторы висело объявление: «Ирландцам просьба не беспокоиться».

Она пришла устраиваться на должность администратора мотеля, и