Нежность - Элисон Маклауд

ванной капает кран. Простыня соскальзывает со склона ее бедра.

Выплеснувшись в нее, он отбрасывает всяческий стыд: стыд за свою тонкую кожу и ободранные красные пятна, стыд за хранимые им тайны о хороших людях и за темные дела, которые он прятал по чужой указке; стыд за то, что его отверг собственный отец; за то, что его не трогала любовь матери, а лишь преисполняла отвращением ее липучесть, ее одиночество подступающей старости – одиночество, слишком сильно похожее на его собственное.

Тоска покидает его, и все тело вибрирует, как праща, из которой выпущен камень. Он отбрасывает и стыд за то, что предал милую застенчивую миссис Кеннеди в обмен на билет из Джоппы и тамошней тупиковой пустоты.

Отбрасывает и страх того, что никогда ничего не значил, что существовал, но не жил; или жил, но не так, как другие мужчины. Отпускает неудачи, тщетные поиски любви через замочные скважины; поиски жизни сквозь объектив фотоаппарата, чтобы между ним и жизнью всегда была перегородка. Прощает себе, что всегда по возможности прятался за чужие приказы; что втиснул свою жизнь в узкую щель дешевого номера мотеля в глуши.

В эти озаренные моменты при свете тусклой лампочки, когда Кэтлин прижимается к нему всем телом, мягкая, живая и ждущая, он просто есть я есть я есть я есть и наконец обретает покой.

Но что такое? – она приподнимает голову с его груди и трясет его за плечо, говоря тихо, настойчиво:

– Мел, проснись. Мел, там снаружи кто-то есть.

Вспышки сквозь тонкие занавески будто бьют ее по лицу, и она прикрывает глаза рукой.

Он открывает глаза; садится, окоченелый. Она хватает платье и натягивает через голову, словно сейчас им будут ломать дверь.

– У тебя проблемы с полицией.

Это утверждение, не вопрос. Но и не обвинение. Она испугана.

Вспышки снова и снова, будто лучи поисковых прожекторов обшаривают темноту.

Он кое-как натягивает брюки, подходит к окну и выглядывает, прижав ладони к стеклу.

Уехали. Они уже уехали.

– Это не полиция, – говорит он.

– Ты уверен?

Он отодвигает занавеску и отходит, чтобы не загораживать вид:

– Это не полиция.

Он открывает внутреннюю дверь, наружную и выходит на низкое крыльцо, обращенное к стоянке. Собаки в фургоне Дагенхартов неистовствуют.

Кто бы это ни был, он все еще смотрит на Хардинга с какого-нибудь наблюдательного пункта, прежде чем уехать обратно в собственную гостиницу, а может, и домой в Бостон, пока дороги пустые.

Кэтлин стоит у двери, на пороге, прямо у него за спиной:

– Тогда кто?

– Тут холодно. Да никто. Хеллоуинские забавы.

В воздухе облачко его собственного дыхания, учащенного и неглубокого. Что, если они ее увидели?

Впрочем, какое уж тут «если». Сволочи. К концу дня, к моменту сдачи отчета они уже будут знать, кто она такая и где живет ее семья.

Она обхватывает себя руками, защищаясь от ночного холода:

– Мел, я тебя умоляю. Два часа ночи. Это не хулиганы.

Они возвращаются в номер. Кэтлин залезает в постель прямо в платье. Он обнимает ее под одеялом – у нее вся кожа в мурашках. Собаки не успокаиваются. Они лают еще несколько часов: колотятся изнутри о стекла машины, что-то чуя через щели, жаждая крови.

xviii

На Ирвинг-авеню Жаклин Кеннеди сидит за письменным столом, до которого ей – она сейчас на третьем триместре беременности – все труднее дотягиваться. Ее уверяли, что все в порядке, однако ей неспокойно. Сама не знает почему. Она чувствует, что это мальчик. Всего лишь ощущение, но очень сильное.

Джеку она не сказала. Лучше его не обнадеживать. Мальчик и девочка. Кэролайн и сын. Он только об этом и мечтал.

Нет, не только об этом.

Его мечтам нет предела.

Она встряхивается и сосредоточивается на письме Лайонелу.

31 октября 1960 г.

Порт-Хайаннис

Дорогой профессор Джек!

Обращаясь к вам так, я все еще каждый раз улыбаюсь. Похоже, мне в жизни везет на Джеков.

К сожалению, у меня плохие новости из Лондона. Если верить тому, что говорят по радио, сегодня вызывали в качестве свидетеля сэра Аллена Лейна, и он отвечал не слишком удачно. Кроме того, Кингсли Эмис не явился. Это, вероятно, был удар. Возможно, я просто хандрю, такое сейчас время года, но теперь я уже сомневаюсь, что леди Чаттерли оправдают. У защиты остался еще один свидетель. Я очень надеюсь, что бедный Аллен Лейн не попадет в тюрьму.

Ваша не теряющая надежды

Жаклин

Надписывает адрес на конверте. В дверях возникает Мод.

– А! Время купания!

– Миссис Кеннеди, боюсь, она до сих пор вся в зеленой краске. Я могу ее искупать, если вам…

Джеки встает, улыбается и потирает поясницу:

– Спасибо, Мод. Я справлюсь.

Кэролайн быстро растет. Через месяц ей исполняется три года. На детском празднике она веселилась в костюме ведьмы. Джеки предложила ей одеться как Мадлен, маленькая парижская школьница из ее любимой книжки, но Кэролайн настояла на том, чтобы ей дали ведьминскую мантию и остроконечную шляпу. И волшебную палочку. Конечно, кто бы не хотел волшебную палочку? Миссис Клайд сшила для Кэролайн мантию на машинке «Зингер», а Джеки смастерила палочку и шляпу.

Джеки не сразу замечает, что Мод что-то держит в руке – судя по лицу, ничего хорошего.

– Миссис Кеннеди, я сегодня забрала это от Уэлана. – Она колеблется. – Меня обслуживала девушка, но я все же заметила мистера Хардинга через служебное окно фотолаборатории. К сожалению, он все еще в Хайаннисе. Он меня тоже видел, когда отдавал фотографии продавщице. Даже кивнул.

– Спасибо, Мод, вы мне очень помогли.

Она забирает конверт с фотографиями и сует в ящик стола. Она сама не знает, почему не хочет на них смотреть. Возможно, ее беспокоит, что на ее жизни останутся отпечатки пальцев Мела Хардинга. Опять.

Джек в тот вечер приходит домой поздно после очередного заседания «кухонного кабинета» по ту сторону газона, в «Большом доме», Джеки читает. Еще только десять часов. Но он сразу ложится. Он не касался ее почти весь этот год. Когда она беременна, ее тело либо священно, либо запретно. Она точно не помнит. В любом случае неприкосновенно. Кроме того, отец Джека все время напоминает ему о ее хрупкости.

Она принимает долгие ванны и мажет питательными кремами изголодавшуюся по касаниям кожу.

Миссис Клайд упаковала чемоданы Джека, как всегда делала с самого его детства. Завтра, когда до выборов останется всего неделя, Джек начнет тур выступлений по семнадцати штатам.

Лишь позже, забравшись в постель