Тени Лордэна - Алессандр Рюкко

как какой-то вьюк. Откуда-то издалека до ушей Хромоса долетели смех, крики, задорная брань; он услышал близкое сопение лошадей и постукивание их копыт, а затем его занесли в какое-то здание и все уличные звуки заглохли за закрытой дверью. Капитана внесли по скрипучей и довольно крутой лестнице на второй этаж, затащили в одну из комнат и усадили на жёсткий стул, так что его скованные руки оказались за его спинкой, а после вышли из комнаты, громко хлопнув дверью по правую руку от пленника.

Слыша удаляющиеся шаги, Хромосу на одно мгновение показалось, что его оставили совершенно одного, и ему захотелось попробовать встать на ноги, но тут чья-то тяжёлая и грубая рука опустилась на его макушку и одним резким движением стянула мешок с головы. Хромос приоткрыл глаза и увидел гнома, стоявшего перед ним с широко расставленными коренастыми ногами. Его впалые виски были гладко выбриты, а тёмные волосы цвета горького шоколада он заплетал в тугую, но довольно объёмную косу необычного плетения. Она тянулась ото лба до затылка, вдоль всего квадратного черепа и свисала чуть ниже мускулистых, но несколько сутулых плеч. Густая, но короткая борода гнома тоже отличалась чистотой, опрятностью и была заплетена схожим образом, а её конец был скреплён толстым кольцом из синеватой стали. Оно представляло из себя литой восьмигранник с грубым, плетёным узором, которым гномы любили украшать все свои поделки и даже жилища, а с передней стороны кольца был отчеканен герб — две скрещённые боевые секиры, над которыми поднимались три звезды и между которыми падала капля крови. Капитан не мог припомнить подобного герба среди лордэнских гномьих кланов, и это могло значить только то, что темноволосый гном был не только иноземцем, но ещё и одиночкой, что было не слишком характерно для его сородичей, предпочитавших всегда держаться вместе с роднёй. Впрочем, и без знания геральдических символов можно было уловить его чужеземность. Бардово-коричневый жилет из выдубленной кожи какой-то большой рептилии был надет прямиком на голое тело, оставляя его жилистые и очень волосатые руки, а также весьма худой и подтянутый для походивших на пивные бочонки гномов живот неприкрытыми. Его толстый ремень с тяжёлой и угловатой бляхой, которую можно было с лёгкостью использовать в уличной драке на манер кистеня, поддерживал свободные пепельно-серые штаны, заправленные в широкие ботинки с крупными окованными железом носами. Его квадратное лицо было худым и испещрённым глубокими расщелинами морщин, левый глаз гнома был закрыт чёрной повязкой из кожи, а второй смотрел на капитана с холодной злобой. Он во всём отличался от своих местных, городских собратьев. Даже представители тех лордэнских кланов, что вели древнюю родословную от великих и грозных драконоборцев и свирепых и беспощадных убийц орков, уже давно перевелись и выродились, став торговцами, банкирами и ремесленниками, позабыв вкус настоящей битвы, вкус пролитой крови, отрастив себе пухлые щёчки и отъев обвисшие пузики. Но этот гном… он был воином, и пускай он был не при броне и оружии, но дух решимости и призрак смерти витали вокруг него, ожидая часа доблести и жатвы.

Отбросив мешок к стене комнаты, гном вынул изо рта Хромоса промокший кляп, взял капитана за челюсть и поднял голову так, чтобы хорошенько осмотреть налившиеся кровью синяки на припухшем лице. Густые и прямые, словно вычерченные по линейке брови изогнулись и сошлись к переносице, изобразив жест крайнего недовольства на и без того суровом и безрадостном лице. Гном отпустил капитана и отправился в соседнюю комнату, пройдя сквозь дверные занавеси из плотной ткани цвета тёмного индиго. Понимая, что каждый его шаг по сухим доскам разнесётся гулким эхо по всему дому, Хромос, оставив попытки подняться на ноги, стал озираться по сторонам. Убранство комнаты было довольно скудным; вдоль стен стояло несколько крупных сундуков, приземистый стол с крупной бутылкой и парой исцарапанных и затёртых оловянных кубков, да ещё несколько простеньких стульев. Пара небольших окон были надёжно зашторены, и единственным источником света в комнате были большие, расставленные без какого бы то ни было порядка свечи, с которых стекали ручейки расплавленного воска, образовывая желтоватые озёра и снова застывая, точно магма подле разбуженного вулкана. Из-за царившего вокруг него полумрака капитан не сразу заметил, что он сидит в центре магического круга, нарисованного на тёмных половицах чёрной краской. Рассмотреть его целиком Хромос не мог, но по некоторым элементам он угадал в нём рисунок для призыва духов, однако он заметно отличался от всех тех магических формул, что некогда показывала ему Ольмира в стенах гильдии.

Вновь послышался грохот грузных шагов, и в комнату вернулся гном, держа в руках крупную, обтянутую кожей флягу.

— Пей, — сказал он гулким и сочным басом, откупорив горлышко и поднеся его ко рту Хромоса, но тот ничего не ответил и только плотнее сжал губы. — Это не отрава, а лекарство, оно снимет отёк.

У капитана не было ни единого основания верить в щедрость и заботу его похитителей, потому он молча отвернул в голову, демонстрируя свой решительный отказ. Однако же гном тоже принадлежал к породе крайне упёртых и несколько бесцеремонных людей, а потому от бестолковых слов убеждения он мигом перешёл к действенному языку грубой силы. Ухватив капитана за основание челюсти, он больно надавил на мышцы толстыми и шершавыми, словно древесная кора, пальцами и грубо впихнул горлышко фляги меж разомкнувшихся зубов, после чего зажал капитану нос и задрал его голову к верху. Горьковато-сладкая, приторная жидкость, походившая на смесь забродившего мёда с лечебными травами, вилась в рот Хромоса и сперва потекла не в то горло. Не желая вот так захлебнуться, капитан начал судорожно кашлять, от чего часть напитка струёй мелких брызг вылетела между сжимавшими его рот пальцами, оросив сладким дождём самого себя, своего тюремщика и всё вокруг, но затем, почувствовав новый приступ слабости и головокружения, Хромос сдался и позволил неизвестному вареву стечь в его желудок.

Когда фляга полностью опустела, гном разжал пальцы, позволив капитану наконец-то прокашляться и отплеваться, а сам отошёл к зашторенному проходу, где и встал, облокотившись на тихо скрипнувшую под его весом стену и сложив массивные руки на груди.

— Ну? И что теперь? — просипел капитан, всё ещё чувствуя колющую боль в груди.

— Жди, — ответил гном, вложив в это короткое слово всё нежелание говорить с пленником, однако же продолжил буровить капитана единственным глазом, которым он, кажется, даже ни разу не моргнул.

В наставшем затишье Хромос наперекор одолевшим его истощению, слабости и сонливости напрягал все силы