Ловец снов - Стивен Кинг

Он впился зубами в сандвич, а Джоунси поставил на огоньсковороду и еще одну банку с супом. Теперь, когда Бивер был рядом, ему сталолегче. По, по правде говоря, ему всегда становилось легче, когда Бив был рядом.Бред, конечно, но так оно и есть.

4

Когда яичница поджарилась, а суп закипел, Маккарти болтал сБивером, словно оба подружились едва ли не с пеленок. Если Маккарти и былоскорблен непрерывным потоком хоть и забавного, но все же сквернословия, всеперевесило несомненное обаяние Бива. «Объяснить это невозможно, — сказал как-тоГенри. — Бив охламон, настоящий охламон, но его просто невозможно не любить.Поэтому и постель у него не остывает, не думаешь же ты, что бабы ловятся на егонеземную красоту!»

Джоунси понес суп с яичницей в гостиную, стараясь нехромать: поразительно, насколько сильнее ноет бедро в плохую погоду. Он всегдадумал, что это бабушкины сказки, но, похоже, ошибался.

Он с трудом опустился в кресло рядом с диваном. Маккартибольше трепал языком, чем ел. Он почти не притронулся к супу и прикончил толькополовину сандвича.

— Ну как вы, парни? — спросил Джоунси и, посыпав яичницуперцем, принялся энергично жевать: похоже, аппетит его все-таки не покинул.

— Мы — два счастливых блядуна, — сказал Бивер, но, несмотряна легкомысленный тон, Джоунси показалось, что он взволнован, даже, пожалуй,встревожен. — Рик рассказывал мне о своих приключениях. Совсем как история изтех журналов для взрослых, что валялись в парикмахерских, когда я был сопляком.

Он, все еще улыбаясь, обернулся к Маккарти, обычный, вечноулыбающийся Бив, по привычке запустивший руку в тяжелую гриву волос.

— Тогда на нашей стороне Дерри парикмахером был старикКастонже, он пугал ребятишек своими огромными ножницами до такого посинения,что меня, бывало, на веревке к нему не затащишь.

Маккарти слабо улыбнулся, но не ответил, поднял оставшуюсяполовину сандвича, осмотрел и снова положил. Красная метка на щеке пылалабагрецом, как только что выжженное клеймо Бивер тем временем продолжал трещать,словно боялся, что Маккарти ненароком скажет хоть слово. За окном продолжалвалить снег, ветер не унимался, и Джоунси подумал о Генри и Пите, возможно,застрявших в старом «скауте» на Дип-кат-роуд.

— Оказывается, Рик не только едва не попал в лапы ночногочудовища, вполне возможно — медведя, но и ружье потерял. Новенький с иголочки«ремингтон 30–30», отпад, но только тебе его никогда больше не видать, ниединого шанса на миллион!

— Знаю, — сказал Маккарти. Краска снова сошла со щек,вытесненная свинцовой бледностью. — Не помню даже, когда я его бросил или…

По комнате внезапно пронесся резкий отрывистый рокот, словнокто-то рвет бумагу. Джоунси почувствовал, как мурашки бегут по коже. Неужеличто-то застряло в дымоходе?

Но тут же понял, что это Маккарти. В свое время Джоунсислышал немало непристойных звуков, и громких, и долгих, но такого… Кажется, этодлилось вечность, хотя на деле прошло не больше нескольких секунд. И тут же —нестерпимая вонь.

Маккарти, поднявший было ложку, уронил ее в нетронутый суп ипочти девичье-смущенным жестом поднес правую руку к изуродованной щеке.

— О Боже, простите, — сказал он.

— Ничего страшного, всякое бывает, — усмехнулся Бивер, носкорее по стародавней привычке.

В эту минуту им владел инстинкт, инстинкт и ничего больше.Но Джоунси видел, что Бив так же ошеломлен запахом, как и он сам. Это был непривычный сернистый смрад тухлых яиц, унюхав который, можно посмеяться и,помахав рукой, шутливо спросить: «Ах, черт, кто это режет сыр?» И неболотно-метановая вонь. Нет. Джоунси узнал этот запах, такой же, как изо ртаМаккарти: смесь эфира и перезрелых бананов, совсем как пусковая жидкость,которую заливаешь в карбюратор в морозное утро.

— О Боже, это ужасно, — повторял Маккарти. — Мне такнеловко.

— Да ничего страшного, — сказал Джоунси, хотя внутренностисвернулись в тугой клубок, словно перед приступом рвоты. Теперь он ни за что несможет доесть, даже пытаться не стоит. Обычно он не так брезглив, но сейчаспросто изнемогает от омерзения.

Бив поднялся с дивана и открыл окно, впустив снежный вихрь ипоток благословенно чистого воздуха.

— Не стоит волноваться, партнер, но уж больно дух ядреный.Что это вы ели? Кабаний помет?

— Листья, мох и все, что под руку попадалось, не помнюточно. Я так проголодался, что готов был наброситься на что угодно, да тольконичего в этом не понимаю, так и не прочел ни одной книги Юэлла Гиббонса, и…конечно, было темно, — добавил он, словно по вдохновению, и Джоунси поймалвзгляд Бивера, желая убедиться, что тот тоже понимает: каждое слово Маккарти —ложь. Маккарти либо не помнит, что ел, либо не ел вообще, просто пытаетсяобъяснить это отвратительное лягушачье кваканье и зловоние, его сопровождавшее.

Снова налетел ветер и с громким жалобным стоном послал новыйзаряд снега сквозь открытое окно. Слава Богу, хоть вытеснит застоявшийсявоздух!

Маккарти подался вперед так поспешно, словно его толкнули вспину, а как только понуро свесил голову, Джоунси сразу сообразил, что сейчаспроизойдет. Прощай, ковер навахо! Бив, очевидно, подумал то же самое, посколькупоспешно подтянул длинные ноги, оберегая их от брызг.

Но вместо рвоты из утробы Маккарти вырвалось долгое тихоегудение, жалоба станка, работающего на пределе возможностей. Глаза Маккартивылезли из орбит, как мраморные шарики, а кожа так натянулась на скулах, что,казалось, вот-вот лопнет. И все это длилось и длилось, раскат за раскатом, акогда наконец прекратилось, жужжание генератора показалось чересчур громким.

— Слышал я всякие отрыжки, но эта штука бьет все рекорды, —с неподдельным уважением заявил Бив.

Маккарти откинулся на спинку дивана: глаза закрыты, уголкигуб опущены, то ли от смущения, то ли от боли, то ли от того и другого вместе.И снова этот запах бананов и эфира, смрад брожения, словно что-то начинаетгнить.

— О Боже, мне так жаль, — сказал Маккарти, не открывая глаз.— Со мной это творится весь день, с самого рассвета. И живот снова болит.

Джоунси и Бив обменялись встревоженными взглядами.

— Знаете что? — предложил Бив. — Думаю, вам нужно прилечь ипоспать. Вы всю ночь были на ногах, боясь, что наткнетесь на приставучегомедведя и бог знает еще кого. Наверняка измучились, устали и прочее дерьмо.Придавите часиков десять и будете как огурчик.

Маккарти уставился на Бива с такой униженной благодарностью,что Джоунси стало немного стыдно, словно он подглядывал под чужими окнами. Хотялицо Маккарти было по-прежнему тускло-серым, на лбу выступили огромные каплипота и покатились по щекам, как прозрачное масло. И это несмотря на прохладныйсквознячок, гуляющий по комнате!