Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд

Но и Гренуй извлекал выгоду из дисциплинирующей процедуры,навязанной ему Бальдини. Сам-то он, правда, в ней не нуждался. Ему никогда нетребовалось сверяться со старой формулой, чтобы через несколько недель илимесяцев реконструировать состав духов, потому что он никогда не забывалзапахов. Но благодаря обязательному применению мензурок и весов он изучил языкпарфюмерии и инстинктивно чувствовал, что знание этого языка могло емупригодиться. Через пару недель Гренуй не только овладел названиями всехароматических веществ, имевшихся в мастерской Бальдини, но и научилсясамостоятельно записывать формулы своих духов и, наоборот, превращать чужиеформулы и инструкции в духи и прочие пахучие изделия. Более того! Научившись выражатьсвои парфюмерные замыслы в граммах и каплях он стал обходиться без всякихпромежуточных проб. Когда Бальдини поручал ему составить новый запах, скажем,для ароматизации носовых платков, для сухих духов или румян, Гренуй больше нехватался за флаконы и порошки, а просто садился за стол и тут же записывалформулу. Он научился удлинять путь от своего внутреннего обонятельногопредставления к готовому продукту за счет изготовления формулы. Для него этобыл окольный путь. С общепринятой точки зрения, то есть с точки зренияБальдини, это, однако, был прогресс. Чудеса Гренуя оставались чудесами. Норецептура, которой он их теперь снабжал, лишала их пугающего ореола, и этоимело свои преимущества. Чем лучше Гренуй овладевал профессиональными приемамии методами, чем нормальнее он умел изъясняться на условном языке парфюмерии,тем меньше опасался и гневался на него хозяин. Вскоре Бальдини стал считать егочеловеком хоть и весьма одаренным в отношении обоняния, но отнюдь не вторымФранжипани и, уж конечно, не каким-то чутким колдуном, а Греную это было толькона руку. Ремесленные навыки и жаргон служили ему великолепной маскировкой. Онпрямо-таки убаюкивал Бальдини своим примерным соблюдением правил длявзвешивания добавок, при встряхивании смесителя, при смачивании белого пробногоплаточка. Он умел расправлять его почти так же манерно, проводить под носомпочти так же элегантно, как сам хозяин. А при случае, осторожно дозируяинтервалы времени, он совершал ошибки, рассчитанные на то, чтобы Бальдини ихзаметил: забывал что-то профильтровать, неправильно устанавливал весы, вписывалв формулу нелепо высокий процент амбры и давал повод указать себе на ошибку,чтобы потом исправить ее тщательнейшим образом. Так ему удалось убаюкатьБальдини в иллюзии, что, в конце концов, все идет по правилам и праведнымпутем. Он же не хотел отпугнуть старика. Он же хотел действительно у негонаучиться. Не составлению духов, не правильной композиции того или иногоаромата, отнюдь! В этой области не было никого в мире, кто мог бы обучить егочему бы то ни было. Ингредиентов, имевшихся в лавке у Бальдини, далеко нехватило бы для реализации его представлений о действительно великом благовонии.Те запахи, которые он мог осуществить у Бальдини, были детской забавой посравнению с теми, которые он носил в себе и собирался реализовать когда-нибудьв будущем. Но для этого, он знал, требовалось два непременных условия.Во-первых, видимость сносного существования, хотя бы положение подмастерья, подприкрытием которого он мог бы безудержно предаваться своим собственным страстями без помех преследовать свои собственные цели. Во-вторых, знание тех приемовремесла, которые позволяли бы изготовлять, выделять, концентрировать,консервировать ароматические вещества и тем самым в принципе предоставлять их вего распоряжение для некого высшего применения. Ибо хотя Гренуй действительнообладал лучшим в мире носом, хотя его обоняние было настолько же аналитичным,насколько визионерским, он еще не умел физически овладевать запахами.

Итак, он с готовностью подчинялся инструкциям, осваиваяискусство варки мыла из свиного сала, шитья перчаток из замши, смешивания пудрыиз пшеничной муки, и миндальной крошки, и толченого фиалкового корня. Он каталароматные свечи из древесного угля, селитры и стружки сандалового дерева. Онпрессовал восточные пастилки из мирры, бензойной смолы и янтарного порошка. Онзамешивал в тесто ладан, шеллак, ветиверию и корицу и скатывал из негокурительные шарики. Он просеивал и растирал шпателем Poudre imperiale изразмельченных розовых лепестков, цветков лаванды и коры каскары. Он варил грим,белый и венозно-голубой, и формовал жирные палочки, карминно-красные, для губ.Он разводил водой мельчайшие порошки для ногтей и сорта мела для зубов, спривкусом мяты. Он составлял жидкость для завивки париков, капли для сведениябородавок и мозолей, отбеливатель для кожи и вытяжку белладонны для глаз, мазьиз шпанских мушек для кавалеров и гигиенический уксус для дам… Гренуй научилсяизготовлению всех лосьончиков и порошочков, туалетных и косметическихсоставчиков, а кроме того, чайных смесей, смесей пряностей, ликеров, маринадови прочего; короче, он усвоил всю традиционную премудрость, которую смогпреподать ему Бальдини, хотя и без особого интереса, но безропотно и вполнеуспешно. Зато он проявлял особенное рвение, когда Бальдини инструктировал егопо части приготовления тинктур, вытяжек и эссенций. Не зная усталости, он давилв винтовом прессе ядра горького миндаля, толок зерна муската, или рубил сечкойсерый комок амбры или расщеплял фиалковый корень, чтобы затем настаиватьстружку на чистейшем спирту. Он научился пользоваться разделительной воронкой,чтобы отделять чистое масло выжатых лимонных корок от мутного остатка. Оннаучился высушивать травы и цветы — на решетках в тени и тепле — и консервироватьшуршащую листву в запечатанных воском горшках и шкатулках. Он овладелискусством вываривать помады, изготовлять настои, фильтровать, концентрировать,осветлять и делать вытяжки.

Правда, мастерская Бальдини не была рассчитана на оптовоепроизводство цветочных и травяных масел. Да и в Париже вряд ли нашлось бынеобходимое количество свежих растений. Но иногда, когда розмарин, шалфей, мятуили семена аниса можно было дешево купить на рынке или когда поступали довольнокрупные партии клубней ириса, или балдрианова корня, тмина, мускатного ореха,или сухих цветов гвоздики, в Бальдини просыпался азарт алхимика, и онвытаскивал свой большой медный перегонный куб с насаженным на негоконденсаторным ковшом. Он называл это «головой мавра» и гордился тем, что сороклет назад на южных склонах Лигурии и высотах Люберона он в чистом поледистиллировал с его помощью лаванду. И пока Гренуй размельчал предназначенныйдля перегонки товар, Бальдини в лихорадочной спешке, ибо быстрота обработкиесть альфа и омега этого дела — разводил огонь в каменной печи, куда ставилмедный котел с довольно большим количеством воды. Он бросал туда разрубленныена части растения, насаживал на патрубок двустенную крышку — «голову мавра» — иподключал два небольших шланга для вытекающей и втекающей воды. Эта изощреннаяконструкция для охлаждения конденсата, объяснял он, была встроена им позже, ибов свое время, работая в поле, он, разумеется, добивался охлаждения просто спомощью ветра. Затем он раздувал огонь.

Содержимое куба постепенно закипало. И через некотороевремя, сперва колеблющимися каплями, потом нитеобразной струйкой дистиллятвытекал из третьей трубки «головы мавра» во флорентийскую флягу, подставленнуюБальдини. Сначала он выглядел весьма невзрачно, как жидкий мутный суп. Но постепенно,особенно после того, как наполненная фляга заменялась на новую и спокойноотставлялась в сторону, эта гуща разделялась на две различные жидкости: внизуотстаивалась цветочная или травяная вода, а сверху плавал толстый слой масла.Теперь оставалось только осторожно, через нижнее горлышко флорентийской фляги,слить нежно-благоухающую цветочную воду и получить в остатке чистое масло,эссенцию, сильно пахнущую сущность растения.