Легенда об Эльфийской Погибели - Александра Рау

усмехнулась Минерва, складывая руки на груди. – Отец Духов не забирает жизнь из одного тела дважды.

Сапфировые глаза обрушили на меня тяжелый взгляд. Я знала, что она не посмеет применить на мне свое грязное колдовство; прежде всегда находилось что-то, что мешало ей сделать это, – то ли остатки сестринских чувств, то ли капли общей крови, бегущие по нашим венам. Как бы то ни было, она умела воздействовать на людей и без магии.

– Но Лианна…

– Она могла встать на нашем пути, – отрезала Минерва. – И я была обязана не допустить этого.

Вся моя смелость улетучилась, и губы предательски задрожали.

– Поступила бы ты так, если бы на ее месте был Айред?

Сестра не задумалась ни на мгновение.

– Именно так я бы и поступила.

Я нахмурилась, смущенная ее фразой; категоричной, уверенной. Внутри все будто сжалось в маленький напряженный комок, и мне действительно захотелось стать им: исчезнуть, спрятаться там, где мне всего шесть и я всей душой радуюсь венку из одуванчиков.

Собираясь уйти, я остановилась у самой двери; даже рука застыла в воздухе на полпути к дверной ручке.

– Он был нам вторым отцом, – прошептала я не оборачиваясь. Если бы я увидела, что при упоминании старого друга ее ледяной взгляд не смягчился, мое сердце разорвалось бы в клочья.

– Нет, Ариадна, – выдохнула сестра. – Это у тебя было два отца. У меня – ни одного.

Разумеется, Кидо отругал меня за ту выходку, но его гнев не продлился и пяти минут; как бы ни старался, он был не в силах бесстрастно наблюдать за моими терзаниями. Когда-то, узнав о существовании старшего брата, я не обрадовалась – и это мягко сказано, – и все же его теплый взгляд и бесхитростный нрав покорили меня за считаные мгновения. Мне нравилось, что внешне он был мужской копией меня – общий отец и матери-южанки сделали свое дело, – и при этом был совершенно иным внутри: сдержанным, вдумчивым, простым. К несчастью, это еще больше отдалило меня от Минервы – два самых родных мне человека так и не смогли поладить.

О друиде и Эзаре в замке по-прежнему молчали. Их наказание обсуждалось только за закрытыми дверьми зала советов, и это заставляло меня метаться из угла в угол, словно загнанное в клетку животное. Несколько раз я, словно в бреду, порывалась спуститься в темницу, но каждый раз успевала одуматься за мгновение до того, как мои действия приводили к необратимым последствиям. Приходила в себя и уходила прочь.

Я знала, что камера Териата находилась в самом конце коридора. Несколько дней я ходила по замку, пытаясь вспомнить, как выглядит темница после спуска с лестницы: повороты, количество шагов до стражников, размер камер и их количество. Просчитывала, где могла находиться самая последняя, но, как мне казалось, раз за разом заходила в тупик. Не выдержав чувства собственного бессилия, я выкрала план устройства замка.

Вероятнее всего, попросив на него взглянуть, я не получила бы отказа, но любой придворный отныне был мне врагом. Казалось, что во всем замке у меня осталось лишь два друга: один из них прислуживал моей сестре, а второй погибал в подземелье замка. Лишь они верили, что я чего-то стою, и теперь мне отчаянно хотелось доказать это другим.

Соединив план здания и схему темницы, я оказалась в заполненной хламом кладовой. Создавалось впечатление, будто в нее не заглядывали десятилетиями; туда скидывали ненужные вещи с кухни, что находилась неподалеку, – на полках пылились многочисленные кастрюли и глиняные горшки, ржавые кубки, погнутые железные тарелки. В поисках места, чтобы присесть, мне пришлось прибраться; забытая кухонная утварь попадала с полок и мешала пройти.

Я замерла, прислушиваясь. Поздним вечером в коридорах почти никого не было, однако с кухни доносился типичный для нее грохот, и в кладовую проникал запах моей любимой запеченной тыквы. Заблокировав вход старой кочергой – все же я не была уверена, что этой комнатой давно не пользовались, – я присела на корточки и прижала ухо к полу.

Не знаю, что заставило меня подумать, будто мой слух дотянется до чего-то, находящегося так глубоко под землей, однако тот, кого я грезила услышать, вполне мог воззвать к привилегиям, что дала ему кровь.

– Ты меня слышишь? – спросила я так, будто Териат стоял напротив. – Надеюсь, слышишь.

В голове возник яркий образ Териата, кивающего так энергично, что у меня едва не кружится голова; губы его растягивались в улыбке, сдвигая в сторону ненавистный мне шрам на щеке.

– Мы вытащим тебя оттуда, – пообещала я. – Мы сбежим. Киан сказал, что уже придумывает что-то, и…

Я замялась; мне с трудом верилось, что в свете последних событий разведчик станет со мной сотрудничать. Встретив его впервые после возвращения из леса, в день, когда на городских стенах появились волчьи шкуры, я была готова сгореть заживо, лишь бы не смотреть в глаза эльфа; такого враждебного недоверия не было даже в глазах аирати. Впрочем, хоть и стиснув зубы, Киан все равно заговорил со мной. Этого было достаточно, чтобы слабый огонь надежды в моей душе не потух окончательно.

– И мне нужно немного времени, чтобы все подготовить. Совсем немного.

Я прислонила руку к полу. В воображении моя ладонь касалась его теплой щеки, и Териат блаженно прикрывал глаза; улыбка все еще не сходила с его лица.

– Я буду приходить каждую ночь, – прошептала я. – Буду держать тебя в курсе. Скажу, когда придет пора выбираться. Надеюсь, ты меня слышишь, melitae.

Эзара порой звал меня так, и я никогда не решалась спросить о значении таинственного слова; по большей части потому, что, произнося это со свойственной ему нежностью, он заставлял меня забыть о подобных мелочах. Будучи в Арруме, впрочем, я задала мучивший меня вопрос Индису, и тот залился краской то ли от смущения, то ли от еле сдерживаемого смеха; сказал, такое эльфы произносят крайне редко и лишь от больших, нескрываемых чувств.

Melitae.

Под щекой вдруг стало мокро и холодно, сильно запахло пылью. Я приподнялась; слезы стекали на пол, оживляя застарелую грязь. Старательно отряхнувшись, я подняла голову; в носу зачесалось, и я оглушительно чихнула, пробудив давно не гремевшие кастрюли. Уборку пришлось повторить.

Утерев слезы краем рукава шикарного платья, только что побывавшего на полу забытой кладовой, я убедилась, что в коридоре никого нет, и выскользнула прямиком в соседнюю дверь. Несколько усталых кухарок, не обратив на меня особого внимания, поклонились и продолжили работу. Стащив со стола один из пирожков с яблоками, запах которых перебил даже тыкву, я не стала мешать их непростому делу.

На середине главной лестницы, когда лакомство слегка успокоило мой тревожный разум, тишину нарушили тяжелые шаги. Стало казаться, что сам воздух отталкивал меня от ступеней: так трудно давалось восхождение с осознанием, что что-то происходило прямо за моей спиной. Не выдержав напряжения, я бросила намерение спокойно добраться до постели и тут же обернулась.

Капитан королевской гвардии стоял у подножия лестницы; если бы кровь не пропитала его одежду и волосы, к тому же застыв плотной коркой на лице, уверена, кожа его была бы бледна, как полотно.

– Кидо! – воскликнула я, спешно спускаясь к брату.

Он поднял на меня полные боли глаза; измученные и покрасневшие, словно многие ночи он не смыкал их, лежа без сна.

– Я думал, так будет легче.

– Как?

Я внимательно оглядывала его голову, шею, плечи, приподнимала тонкий кожаный нагрудник в поисках ран, но он был цел. Когда взгляд наконец опустился к сжатым в кулаки рукам, я заметила в них свернутую вдвое плеть. От самой двери в подземелье, что находилась под лестницей, за капитаном тянулся след из темных, тягучих капель крови.

– Как? – повторила я взволнованно.

– Думал, если его буду наказывать я, а не кто-то другой, то нам всем будет легче.

Кидо рухнул на колени обессиленный; я едва успела подхватить брата, чтобы его лицо избежало встречи с каменными ступенями.

– Кого?

– Двести ударов плетьми, Ари, – сдавленно прошептал он. – А он не проронил ни звука.

Я тут же отдернула от него руки – они тряслись. В горле встал ком, а в груди похолодело, словно я провалилась под лед замерзшего озера. Наверное, я поняла все намного раньше – как только увидела в его руках это проклятое орудие пыток, – но все равно упорно старалась увлечь мысли в иное русло. Выходит, пока я обещала, что мы вызволим его из темницы, один из нас наносил ему страшные увечья.

– Поднимайся, – строго бросила я, хватая брата за плечи. – Поднимайся же, боров.

Капитан растерянно замолк и принялся безуспешно отталкиваться ногами от земли, но раз за разом падал на колени. Плеть выпадала из рук, и Кидо отчаянно хватался за нее, будто боялся, что, завладев ею, кто-то займет его место. Сквозь пелену