Легенда об Эльфийской Погибели - Александра Рау

стыда и мучения он все же ясно видел, что его рука не так тяжела, как рука обезумевшего палача; палача, коим мог оказаться любой – в том числе его друг или мой муж.

– Либо ты, отчаявшийся и покинутый, спишь здесь, либо встаешь и даешь довести тебя до покоев, – объяснила я нетерпеливо. – Дотащить я тебя не сумею.

Ночью никто из нас не заснул, и потому первые лучи солнца я встретила подле постели матери. Ее состояние в последние дни улучшилось, будто бы Минерва, увлеченная узниками и их мучениями, наконец позволила ей вздохнуть полной грудью.

Эта прекрасная женщина, чья внешность никогда не замечала плывущих мимо нее лет, со дня смерти отца заметно постарела. Тетя Беатрис же позабыла о смертельной болезни, шагающей за ней по пятам, и посвятила себя спасению сестры; прежде лишь она могла заставить ее встать с кровати и пройтись хотя бы до окна, лишь она заставляла ее связывать слова в предложения. Тем утром ее взгляд впервые за долгое время был осознанным и жадно бегал по комнате, все рассматривая.

– Ари, – прошептала она проснувшись. – Я так рада видеть тебя, дорогая.

– Доброе утро, матушка.

Мама поднялась и села, прислонившись спиной к изголовью кровати. Занятая раскладыванием вещей тетушка вскрикнула от неожиданности.

– Ровена! Ты смогла сесть!

Мама посмотрела на сестру с лицом, что могло бы стать телесным воплощением слова «недоумение».

– И что?

– Как «и что»?

Беатрис подбежала, заботливо поправляя одеяло; существующий в ее голове статус королевы мог пошатнуться даже от того, что на виду оказался лишний сантиметр ночной рубашки. Восхищенно вздыхая, она смотрела на старшую сестру, и последняя явно чувствовала неловкость.

– Не обращай внимания, – улыбнулась я. – Ты же знаешь, тетя Бет всегда была впечатлительной.

– Да уж! – засмеялась мама. – В день ее свадьбы…

История, которую я слышала бесчисленное количество раз, заиграла новыми красками в устах очнувшейся от забытья королевы; впрочем, как и всегда. Мама выдумывала новые детали – хоть и утверждала, что в прошлые разы попросту о них забыла, – чтобы ее истории не надоедали мне, и со временем каждая из них становилась интереснее прежнего. Я завороженно смотрела на то, с каким упоением она предавалась воспоминаниям, и, судя по всему, быстро стала похожа на ее младшую сестру.

– Да что с вами такое?

– Ничего, – солгала я. – Ты прекрасно выглядишь.

– А ты выглядишь грустной, – парировала мама. – Поссорилась с сэром Териатом?

В ответ на мое замешательство она рассмеялась, и я подумала, что следом она оправдается за неудачную шутку.

– Дочь, если ты сумеешь договориться с мужем, то нет ничего постыдного в том, чтобы иметь фаворита.

Подняв на маму взволнованный взгляд, я вздрогнула; она говорила серьезно.

– У вас с отцом никогда не было любовников, – возразила я. – И, как по мне, это не вписывается в образ счастливой правящей семьи.

– Любовники есть и у тех, кто куда менее важен, чем королевские особы. Так уж случилось, что я любила твоего отца и мне фаворит был не нужен. Его же сердце всегда занимала та, с кем узами брака он связать себя не сумел, и заполнить эту дыру никто был не в силах.

В ее голосе не звучало грусти или обиды; она давно смирилась с положением дел. Прежде я мало думала об этом – отношения родителей я принимала как данность и не считала себя вправе в них лезть, – но теперь поведение отца казалось мне оскорбительным.

– Мама, – вздохнула я, собираясь с силами. – Я хочу попросить тебя об услуге, но ты должна пообещать, что сделаешь все так, как я скажу.

Королева насторожилась и взволнованно переглянулась с сестрой.

– Все в порядке?

– Пообещай.

– Обещаю, дорогая. – Слегка наклонив голову, она погладила меня по руке. – Все что угодно.

– Сегодня ночью вы с тетей Бет покинете Грею.

– Хорошо.

Я уставилась на некогда своевольную и педантичную королеву, вскинув брови.

– И все? – недоверчиво спросила я.

– Да, – ответила она гордо. – Как и пообещала.

Я бросилась в объятия мамы, и запах роз окутал меня цветочным одеялом; в каком бы состоянии она ни находилась, этот нежный аромат, годами впитывающийся в ее кожу с парфюмами и маслами, всегда был с ней. Он возвращал меня в детство. Вот мы с Минервой играем в саду; она прячется так, что я часами не могу ее найти, а затем выпрыгивает из-за тонкого деревца и пугает меня – и я тут же падаю на выложенную камнем дорожку. С разбитыми коленками я, захлебываясь слезами, мчусь к маме; знаю, что найду ее по запаху роз, шлейфом тянущемуся по коридорам. Она гладит меня по голове, целует в лоб и держит за руку, пока лекарь обрабатывает мои ссадины; на следующий день непременно приходит Айред, не забыв принести целебные травы из леса, и от ссадин не остается и следа.

Минерве не к кому было бежать.

Вероятно, поэтому она никогда не падала.

– Бесполезно просить тебя сделать то же самое?

Мама взяла меня за плечи и отстранилась, желая взглянуть в глаза.

– Ты, как и всегда, права, – кивнула я.

– Будь осторожна, – взмолилась она. – Я знаю, что ты схватишь меч и первой бросишься в бой, и не стану тебя отговаривать. Но, пожалуйста, слушай голос разума и следуй его зову.

Спустя пару часов я отдала рубиновое ожерелье конюху за то, чтобы тот тайно подготовил повозку и, спрятав мою мать и ее сестру под тюками с сеном, отправил их в Драрент. В месте, где они родились и выросли, им будет легче пережить тяжелые времена. К тому же Драрент никак не отреагировал на призыв Минервы – значит, его земли не будут поглощены войной.

Я не пришла проститься с мамой, оправдав это нежеланием вызвать ненужные подозрения. На деле мне было попросту страшно, что слово «прощай» станет последним, что я ей скажу.

Глава 11

АРИАДНА

Сон не принес новых сил или спокойствия.

Всю ночь я неустанно тушила горящие в лесу дома, спасала эльфийских детей, молила Богиню о помощи, но пожар лишь разрастался. Никто не знает, что делает Отец Духов с теми, чьи души так и не доходят до его жены; возможно, он мучает их так же, как меня сейчас, заставляя страдать и терзаться виной за содеянное снова и снова, пока от душ не остается лишь эхо крика и горстка сожалений.

Бесконечная петля, из которой не было выхода.

Я встретила ту маленькую эльфийку, что была особенно недовольна моим появлением на совете, и она пожелала мне вечно гореть в том огне, что я навлекла на их земли. Я желала себе того же.

Встретила маленьких сестер Териата, о которых он с огромной любовью и тоской рассказывал по меньшей мере дюжину раз, и утонула в их слезах по погибшей в огне матери. Я мечтала оказаться на ее месте.

Встретила Индиса. Он отчаянно хватался за меня руками, покрытыми обуглившейся кожей; хотел встать, чтобы помочь другим, но от его ног осталось лишь нечто, на что страшно было даже взглянуть. Я тащила его на спине, пока не иссякли силы.

В миг, когда я убедилась, что застряла в этом мучительном моменте навеки, узел петли вдруг развязался. Лес залило свечение, и, моргнув, я оказалась в Арруме, что знала раньше: в месте, где царили мир и спокойствие. Поляна была пуста – лишь я и хозяева леса, стоящие у плетеного трона. На рогах Эвлона, как и в ночь нашей встречи, распускались цветы; кулон на груди слегка нагрелся и будто бы задрожал.

– В этом нет твоей вины, дитя, – пропела азаани, спускаясь с возвышения. – Ты не ответственна за деяния других, даже если связана с ними узами крови.

– Рада, что хоть кто-то это понимает, – прошептала я в ответ.

Азаани приближалась, и амулет нагревался все сильнее. Кожу неприятно пощипывало, будто бы подарок Эвлона оброс мелкими шипами и пытался забраться мне под кожу.

– У меня есть просьба, – тихо произнесла эльфийка, оглядываясь на священного оленя так, будто не желала, чтобы он услышал ее слова.

– Все что угодно.

Я мысленно улыбнулась тому, как разум повторял разговор с моей матерью, вкладывая ее слова в уста матери целого народа.

Азаани взяла мою ладонь, вложила в нее крошечный сверток и тут же накрыла ее своей.

– Положи по одному в каждой комнате замка, в тронном и бальном залах – в каждый угол, – попросила она. – Все оставшиеся разбросай по городу и саду – чем больше, тем лучше.

Я хотела кивнуть в ответ, но беспокойный кулон вонзился в мою грудь, оглушив волной боли. Я чувствовала, как горячие струйки крови стекают под платье; ее было так много, что ткань прилипла к коже. Лицо эльфийки начало вытягиваться, нос превратился в клюв, рыжая копна волос – в черные перья, а длинные рукава накидки – в крылья. Спустя несколько мгновений передо мной стоял огромный ворон; он