Город звериного стиля - Ольга Сергеевна Апреликова

на прилавке так, будто тоже отличала хорошее от плохого.

– Не разговаривай ни с кем, – проворчал Мур строго, как только мог. – Я скоро.

Так, через улицу, потом обогнуть бело-зеленый, в кирпичных узорах купеческий дом, вросший в грунт уже по самые подоконники, спуститься во двор, как в снежно-земляную крепость, через двор направо и постучать в раму второго от угла окошка с кружевными занавесками. Не дожидаясь ответа, перейти к крыльцу – от крыльца навес только остался, с узорными кирпичными колоннами, основания колонн вместе со ступеньками уже в землю ушли… Открыли.

– А, молодой Мураш, – усмехнулся знакомый дядька в кожаном фартуке со следами каменной пыли. – Ждем, входи.

Наверняка тут под домом имелось собственное подвальное кирпичное царство с секретами. И этому царству тут, в городе-музее, поспокойней. За дедовы подвалы в центре громадного города, в котором на каждом пятачке перла какая-нибудь многоэтажная новостройка, Муру было все тревожней. Тут и Егоша не поможет, если город решит, что всё под снос.

Дом-то дедов, каждый кирпичик жалко. Пронумеровать бы их все, разобрать, потом перевезти сюда и на дедовом подворье возвести заново. Только это ж сколько денег и времени, да и секретность как сохранить?

Он выложил залитую в пластик чашу и коробки – дождался сообщения от деда, что пришел перевод, получил две, с ладонь, плашки орлеца и маленькую коробку с необработанными дымчатыми топазами, отказался от чая с пирогом. Дядька хмыкнул:

– Ну дак, вы, нынешни, теперь всё без глютена да без сахару… А что, дедо-то тебя уж во всем в курс ввел или еще проверят?

– Да я тупой внук деду попался, – пожал плечами Мур, усмехнувшись. – Еще орлец от родонита[24] отличать никак не обучусь, какое там «в курс».

Мастер тоже усмехнулся:

– Слухи-то по промысловикам уж поползли, что у старого Мураша внучок объявился. Ты, парень, поумнее будь, поосторожней. Люди есть люди, начнут проверять, мол, что через старого Мураша не удалось выведать, дык мож, молодой сдаст. Берегись. Даже с парнишками вроде тебя, кто вдруг навязываться начнет, смотри, не дружись. Жадность людская черт знает до чего доходит. А за эти годы они уж, кнешн, насочиняли: и платиновые россыпи, и выходы изумрудов, и подземный город, и чуть ли не новое месторождение то ль медной руды, то ль калийной соли – кто во что горазд. Понял, нет? Выдумки-то в нашем деле жутче правды.

Мур вспомнил планы папаши Богодая на профессорское геологическое «наследство» и слегка испугался. Выходит, живешь себе, задачки по геометрии решаешь, с девочкой целуешься – а из-за дедовых секретов ты уж на примете у хапков и жадюг. Он вспомнил и отчима, который никогда не упускал ни копейки, – вот уж кому и знать нельзя про дедов промысел. Не то что про горно-рудные его тайны. Да и с этим мужичком нечего откровенничать:

– Я что-то не понимаю, о чем вы.

– Да ладно, парень, ты вон с дедом-то на одно лицо, кому он, если не тебе, доверит?

– Да у него вообще-то сын есть.

Мастер потемнел. Махнул рукой:

– Батя, штоль, твой? Да тот если и знат чо, с него спросу нет. Какой спрос с горного.

– С горного?

– Дед-то чо, не объяснял еще? Ну, я не буду, чем я знам, не по чину. Так что, чайку-то точно не бушь?

Снежинка стояла в углу лавки, окруженная кудахчущими паломницами, перепуганная, вцепившаяся в рюкзачок. Протолкавшись, Мур опять увидел капельки на щеках – да только не от снега. По крайней мере, она не рыдала, как в электричке. Увидела Мура, бросила рюкзак и вцепилась в него крепко-крепко. Мокрая бомбоха шапки ткнулась Муру в лицо.

– Да я же сказал, что скоро! – Мур отодрал ее от себя, подобрал рюкзачок, взял за руку, кивнул тетечкам и сонному продавцу: – Извините за беспокойство, мы уходим.

На крыльце спросил:

– Да что ж ты ревешь все время?

– Боялась, что сбежишь, – низким шепотом сказала она.

– Чего мне от тебя сбегать? Но только что с тобой делать? Куда тебе надо, лягушка-путешественница?

Она как-то укрепилась, вытерла глаза. Пальцы худущие, как птичьи лапки. Ответила таким низким голосом, что Мур струхнул:

– В пещеру.

Вообще не девчачий голос. Несколько секунд она всматривалась в его глаза, будто изучала его испуг, его мысли, словно искала что-то хорошее. Подтверждение, что он никуда не денется. Мур испугался, что не найдет, и скорей пересилил испуг:

– В Ледяную? Можно, я и сам там не был еще. А потом?

Она пожала плечами. Словно все, что будет после пещеры, решится тем, что она в пещере найдет. А что там можно найти? Туристическая пещера, цивилизованная.

Мур посмотрел, который час. Если бегом на автостанцию, то как раз можно успеть на автобус обратно, как с дедом и договаривались. Но в пещеру тоже хочется. Он позвонил деду:

– Ты как себя чувствуешь?

– Лучше, – голос и правда звучал бодрее. – Статью пишу. У тебя все в порядке?

– Да, все хорошо. Деда, я в Ледяную пещеру уже который раз не попадаю, думаю вот сейчас сходить. Уж если я здесь. А то потом, сам знаешь, некогда, – а правда некогда, на носу третий, очный тур олимпиады по географии, потом экзамен в автошколе, потом пробники, а в каникулы в другую пещеру, Мечкинскую, для проверки, годятся ли они в спелеологи. Но с толпой братвы в обвязках впервые в жизни заваливаться в пещеру он не хотел. Ребята из клуба уже бывали, конечно, в пещерах, с отцами или еще как. Один только Мур в безопасной и освещенной Кунгурской не был. Позор. Ленинградская Саблинка тут не считалась вообще. – Так я схожу, посмотрю спокойно?

– Иди, – кашлянул дед. – Жаль, я сам хотел тебе показать… Ну да ладно, осмотрись, потом тебя послушаю. Позвоню сейчас туда, тебя у кассы встретят.

Мур спрятал телефон. Снег все валил. Девчонка мрачно всматривалась в улицу, будто что-то могла разглядеть дальше, чем десяток метров. Мур никак не мог отделаться от представления, что весь снегопад – это одна бесконечная, из миллиардов снежинок, Егоша.

– Ну пойдем. А ты раньше была там?

Она не ответила. Неразговорчивая. Впрочем, так куда лучше, чем слушать неостановимый, подпрыгивающий на каждом камешке ручеек сознания Дольки, для которой норма коммуникации в том и состояла, чтоб озвучивать все впечатления. Хотя сейчас он бы послушал. Эта просто шла в ногу, как мальчишка, и крепко держалась за руку. Иногда прихрамывала, и Мур старался выбирать путь поровнее.

– Ты чего хромаешь, нога болит?

Девочка опять промолчала, только рукой махнула. Так ведь не ноет. Было бы серьезно – заныла бы, вон у нее глаза и так почти всегда на мокром месте. Спрашивать, что у нее стряслось, Мур не стал. Потому что опять отмахнется. Надо так подгадать, чтобы ответила. Низким голосом этим своим невероятным.

Вот и автобус до Филипповки, почти к пещере. Там, в обшарпанном салоне с одной сплошной лужей на полу, грязными волнами переливающейся туда-сюда согласно торможению и ускорению автобуса, они плюхнулись на сиденья и перевели дыхание. Как же хорошо, когда снег не валит на голову. За окном – белая стена, даже показалось, что различимы отдельные пряди Егошиной шерсти. Валит и валит. Если б не таял под ногами – то завалило бы не то что по крыши – по маковку багровой колокольни… И от остановки автобуса пришлось грести по мокрому снегу еще с полкилометра.

Молодой парень, встретивший их у кассы, сразу скомандовал:

– Бегом, бегом, – и у похожего на космический шлюз входа в пещеру пристроил их в хвост уже почти втянувшейся внутрь группы, махнув экскурсоводу: – Маш, у тебя еще плюс двое!

И они оказались в страшноватом бетонированном тоннеле, выкрашенном серой краской. Свет дня отсекло дверью, но тут было ярко от электричества. Еще несколько метров – и вот оно, подземное царство. Все покрыто толстой шубой сверкающего инея так, будто они оказались внутри гигантской искореженной морозилки.

– Грот Бриллиантовый, – донеслось с головы экскурсии.

Толпа заслоняла им всю эту внезапную красоту, которой Мур вот никак не ожидал сразу при входе увидеть, поэтому они немножко приотстали, глазея. Пахло подземной зимой и чем-то очень чистым и свежим. Мур перевел дыхание. Подсветка медленно переливалась уныло-новогодним, дешевым спектром синего, алого, зеленого, лилового.

– Грот Полярный…

Тут все