Робкие создания - Клэр Чемберс

из топки холодную золу с клинкером и пересыпал в специальную бадью. Когда стемнеет, ее нужно будет опорожнить в саду, а ведро снова наполнить углем из запасов.

Теперь нужно было разобраться, как приготовить завтрак. Молоко стоит на крыльце, надо его забрать и сварить кашу, к тому же тетушка Элси говорила, что нетронутые бутылки с молоком привлекают внимание “сплетников”. Солнце уже сияло в полную силу, на улице стояло морозное утро, и дорожка от дома была покрыта сияющей ледяной коркой. Пару минут Уильям собирался с духом, стоя за входной дверью. Наконец, слегка ее приоткрыв, он убедился, что вокруг нет ни машин, ни прохожих. Сердце колотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Уильям шагнул наружу, и его тут же ослепил яркий дневной свет. Ворота, тропинка, ежевичные кусты смешались и поплыли. Он на ощупь нашел две бутылки, забежал обратно, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, стараясь прийти в себя. Если не считать стучащей в ушах крови, кругом было тихо. Отважившись, Уильям выглянул во двор сквозь узорчатое стекло. Никого нет.

Приготовить кашу оказалось труднее, чем он думал. Варево все густело и густело, приходилось снова доливать молоко, и в результате на плите оказалась целая кастрюля бурлящей пузырящейся жижи, которой хватит на неделю. Ничего не поделаешь – придется есть.

Уильям удивлялся тому, как много времени отнимают домашние дела: за все утро не вышло ни почитать, ни порисовать. Хоть и с запозданием, но он отдал должное тетушкам за их до того незаметную работу по хозяйству и гору обязанностей, которые они выполняли, не ожидая благодарности. Хоть это все и несложно, но отнимает уйму времени.

В саду две белки играли в догонялки: сновали вверх и вниз по стволу граба и перепрыгивали с ветки на ветку. Он долго стоял и наблюдал за ними, как всегда дивясь свободе животных. Иногда они замирали и, казалось, наблюдали за ним, или, скорее, проверяли, смотрит ли он на них, а затем снова включались в игру.

Окно было затянуто серой пленкой. Уильям натянул рукав свитера и очистил небольшой кружок размером с кулак. Выдернув кухонное полотенце из резинового держателя, он продолжил натирать стекло, пока оно вдруг не стало чистым настолько, что сквозь него стало видно каждую сосновую иголочку, листик и прожилку инея. Вот только вся грязь осталась на полотенце. Он попытался его застирать, но только разбрызгал пену вокруг раковины. Из чего был сделан удручающий вывод: беспорядок невозможно устранить – только переместить.

Пришло время обеда. Хлеба, черствого, но без плесени, хватило на еще один сэндвич с ветчиной и сыром. Корку он оторвал, покрошил и выбросил за дверь кухни – для птиц.

Днем Уильям взялся за рисунок дуба, но набежали тучи, ветви стали казаться какими-то плоскими и расплывчатыми, да и в целом картина выглядела совершенно иначе, нежели вчера, поэтому он снова открыл “Хоббита” и читал до тех пор, пока не наступила пора съесть два печенья, запивая чаем. Уильям решил не идти в гостиную, а остаться на кухне, где было теплее, и ему пришло в голову, что Луизы нет дома всего сутки, а он уже все делает по-другому.

Рано или поздно придется приготовить фарш, но не сегодня. Нужно доесть сыр и ветчину, так что он смешал остатки с ложечкой чего-то, что он принял за чатни, но в итоге оказалось фаршем, хотя и не сильно отличалось по вкусу. Его успокаивала мысль о том, что, если тетушка Луиза вернется завтра, ей будет не в чем его упрекнуть. Кроме того, оказалось, можно с легкостью держать в уме сразу два противоречащих друг другу суждения: что тетушка Луиза вернется в любой момент и что он больше никогда ее не увидит.

На ночь он запер двери на засовы и поднялся в мансардную комнату. Хоть ему снова не давали спать тревожные размышления, все-таки волноваться в своей постели было гораздо удобнее.

На пятый день самостоятельной жизни свежие продукты закончились. Зато в кладовке все еще хранились запасы: консервированные фрукты, тушенка, фасоль, рисовый пудинг, горбуша, сардины, горошек, морковь, куриный суп – по дюжине банок. Но все это, как объясняли тетушки, было на черный день, каким могло оказаться начало очередной войны. Уильям не был уверен, что его положение настолько бедственное, поэтому трогать их не стал. Он разогрел очередную порцию каши, консистенция которой с каждым днем все больше напоминала клей, и поджарил яйца до тех пор, пока омлет не станет резиновым. Фарш с небольшим количеством воды он поставил на сильный огонь и помешивал. Как только мясо приобрело серый цвет, переложил его на эмалированный противень – тетушка Луиза всегда подавала на нем пирог – и взялся за картофель. Овощечистка представляла собой барабан, стоявший в углу кухни, с вращающимся основанием и блестящей зернистой поверхностью, как будто усыпанной дроблеными алмазами. Уильям присоединил розовый резиновый шланг к крану с холодной водой, покрутил ручку и меньше чем за минуту получил целый фунт очищенного картофеля.

Даже на самом сильном огне клубни все никак не превращались в пюре: сверху размякли, но сердцевина упорно оставалась твердой. В конце концов в кастрюле оказалась водянистая жижа с вкраплениями недочищенной кожуры. Уильям выложил клейстерную массу поверх остывшего и затвердевшего фарша, затем поставил противень в духовку, надеясь, что в результате таинственных алхимических превращений из неаппетитного месива получится фирменный пирог тетушки Луизы. Чуда не случилось: только голод и врожденное отвращение к пустой трате денег заставили Уильяма все это съесть.

Время от времени он подходил к полке с банками и с тоской рассматривал красочные этикетки, прикидывая, на сколько можно растянуть такое изобилие. Даже если открывать по одной в день – лелея надежду, что внутри окажется что-нибудь вкусное вроде персиков, – хватит всего на три месяца. А что делать дальше? И лишь молоко неизменно появлялось на пороге каждое утро. Уильям поражался человеческой изобретательности, способности правильно организовать процесс и объединить множество отдельных действий в единую цепочку, которая приводила к получению божественного дара. Если бы существовала такая же система доставки хлеба, масла, сыра и ветчины, он бы больше никогда ни о чем не просил.

Спустя неделю после исчезновения тетушки Луизы Уильям выгребал золу из бойлера, как вдруг раздался дверной звонок. От неожиданности его пробила дрожь, он присел на корточки и замер. Просидев так с минуту, он прокрался в коридор и помчался наверх на свой наблюдательный пункт – к занавешенному окну в комнате тетушки Роуз.

Уильям подоспел как раз вовремя, чтобы