Робкие создания - Клэр Чемберс

долго, и она уже подумала, что этим все и закончится. Но затем он разгладил перед собой лист А3, опустил голову и, не поднимая взгляда, начал очень быстро рисовать, свободно двигая рукой от плеча. Острый край пастели скользил по бумаге.

Через пятнадцать минут Уильям остановился и выпрямился, критически сравнивая рисунок с комнатой. Хелен подошла ближе, не крадучись, но замерев на почтительном расстоянии – как к ручному зверьку, которого не хочешь спугнуть. Она уже сталкивалась с тем, что преждевременно проявленный интерес к рисункам пациентов побуждал их мять или портить работу прямо у нее на глазах.

Даже глядя издалека и вверх ногами Хелен поняла, насколько хорош рисунок: размеры и пропорции комнаты переданы безупречно, все формы и детали схвачены с поразительной точностью, но линии при этом свободные и живые. Уильям изобразил Матильду, склонившуюся над столом, Синтию на заднем плане и саму Хелен, настороженно и внимательно наблюдающую за работой подопечных. На ее курсе в колледже были такие люди – далеко не все, – кто виртуозно умел превращать объемные формы в линии и безошибочно выстраивать перспективу. Научить этому невозможно, и она знала, что сама не обладает этим даром.

Больше всего Хелен поразила разница в стиле: этот набросок сильно отличался от детализированных и изящных рисунков птиц и животных, выведенных чернилами. Оценив их количество, она предположила, что реалистичные гравюрные изображения – единственный навык Уильяма, отточенный за годы заключения.

У Матильды закончилась гуашь, и в поисках новой порции она подошла ближе.

– Ого, как здорово! – воскликнула она, во многом благодаря собственным творческим усилиям научившись чутко распознавать талант. – Настоящее произведение искусства. Синтия, глянь! Тут даже мы есть! Смотри, какая здоровенная у меня спина! – прокричала Матильда и расхохоталась.

Стараясь защититься от внезапно обрушившегося на него женского внимания, Уильям быстро и беспрестанно моргал. Хелен увела Матильду на место и замешала новую краску. Она всегда старалась предостерегать пациентов от комментариев по поводу чужих работ, но в этом случае искреннее преподавательское счастье от обнаруженного таланта и острое желание его развивать одержали верх.

В последующие дни Уильям постоянно возвращался в мастерскую, если только там было не слишком много народу. Иногда он вообще не рисовал, а просто мыл кисти, точил карандаши или аккуратно раскладывал пастель по цвету или длине – в зависимости от настроения. Он был не единственным, кто находил удовольствие в подобной работе, и иногда Хелен приходилось перед утренними занятиями нарочно наводить легкий беспорядок в коробках с материалами, чтобы каждому нашлось дело по душе. Ей вспомнилось, как санитарки распускали ковры – и собственное возмущение по этому поводу. “Это не то же самое, – говорила она себе. – Совсем не то же самое”.

16

В субботу днем Хелен занималась накопившимися домашними делами. Когда она драила ванну порошком “Аякс”, в дверь ее квартиры постучали. Поскольку звонка с нижнего этажа она не слышала, то решила, что это кто-то из жильцов – скорее всего, мистер Рафферти. После того как она угостила его остатками говядины по-бургундски, он вернул ей посуду вместе с гиацинтом в горшке.

Тронутая благодарностью и сочувствуя его очевидному одиночеству, Хелен взяла за привычку по воскресеньям готовить что-нибудь сытное – рагу или рыбный пирог – и относить порцию вниз. В будни она обычно обедала на работе, а вечером ограничивалась омлетом или салатом с ветчиной, но готовить ей нравилось, а когда рядом появился благодарный едок, маленькая соседская любезность стала для нее настоящей отдушиной.

Уверенная, что за дверью мистер Рафферти, Хелен, увидев на пороге Джун – в весеннем пальто и с платком на голове – на мгновение растерялась. Джун не одобряла внезапные визиты и никогда раньше не заходила к ней, да и машину она водила неуверенно и нервно.

Клайв купил ей компактный “Форд-Англию” – для самостоятельности и чтобы не претендовала на его “ровер”, но страх поворачивать направо стал для нее серьезным препятствием. Избегая пугающего маневра, Джун частенько выбирала окольные пути, все дальше уводящие от цели. Бывало, она и вовсе бросала машину на полпути и шла пешком, лишь бы не пересекать оживленное шоссе.

На мгновение Хелен охватила тревожная мысль: вдруг Клайв, доведенный до отчаяния ее маниакальным стремлением к чистоте в доме, не выдержал и ушел от нее? Она не сдержала нотку паники в голосе.

– Джун? Что случилось? Все в порядке? – удивилась она, впуская Джун в квартиру. – Я не слышала звонка.

– Какой-то старик выходил с собакой и придержал мне дверь, – сказала Джун, приложив ко лбу тыльную сторону ладони, показывая, до какой степени у нее сдали нервы. – Прости, что ввалилась без предупреждения… Я просто не знала, к кому еще пойти.

Смущенная заявлением, напоминающим комплимент, Хелен провела Джун в гостиную, окидывая ее тревожным взглядом в поисках вещей Гила. Он бывал здесь не так часто, чтобы хранить у Хелен что-то свое, но по рассеянности иногда забывал очки или ключи от квартиры, а как-то раз даже оставил номер журнала “Психиатрия в Великобритании”. Вряд ли Джун узнала бы какой-то из этих предметов, но наличие свидетельств мужского присутствия в квартире Хелен могло вызвать любопытство, и ей пришлось бы оправдываться.

– Уютная комнатка, – заметила Джун, на мгновение отвлекшись от своих бед, чтобы оценить обстановку и понять, не кроется ли в ней упрек ее собственному вкусу. – Такая… богемная.

– Ой, да что ты, тут нет почти ничего моего, – поспешно открестилась Хелен от безвкусной мебели и вытертого ковра. Хотя на самом деле все, что можно было назвать “богемным”, – тряпичный коврик, лакированную ширму, расшитые в технике пэчворк подушки, вручную расписанные абажуры – действительно принесла она.

Усадив гостью в кресло без выпирающей из сиденья пружины, Хелен заварила чай и, пока он настаивался на кофейном столике, аккуратно подтолкнула Джун к разговору.

– Я очень беспокоюсь за Лорейн, – начала та, крепко зажмурившись, чтобы сдержать слезу. – Она становится какой-то… Странной, честное слово.

– Странной – это как? – насторожилась Хелен, хоть и пыталась сохранять спокойствие. Не прошло и недели с того дня, как она заметила возле Фэрфилд-холла занятую творчеством племянницу.

– Она только и делает что возится с этим своим альбомом и рисует какие-то картинки. Даже за ужином.

Хелен едва не рассмеялась, но сдержалась.

– Это моя вина, – призналась она. – Я посоветовала ей больше рисовать. У нее талант, и, как мне показалось, ей нужна поддержка. Но ведь это безобидное увлечение, не так ли?

Она разлила чай по изящным фарфоровым чашкам, которые редко доставала – Гил терпеть не мог все, что казалось