Робкие создания - Клэр Чемберс

жестокую правду. Надеясь выплеснуть накопившиеся чувства, она включила воду на полную мощность – струя воды с грохотом ударила в раковину – и резко захлопнула дверцы шкафчиков.

Когда Хелен вернулась в гостиную, Джун уже натянула пальто и застегивала пуговицы. Из кармана она извлекла шелковую ленту, встряхнула ее, превратив в шарфик, и аккуратно завязала поверх покрытых лаком волос.

– Наверное, ты права, – сказала она, не глядя на нее. – Верну дневник на место. И Лорейн ничего не скажу. Ты ведь никому не расскажешь?

– Конечно, нет, – отозвалась Хелен, почувствовав, как ее буквально сдавило между двумя чужими тайнами – матери и дочери. И если список того, о чем ей запрещено говорить, будет расти и дальше, вскоре она и правда перестанет разговаривать – как Уильям.

17

1953 год

В парке напротив происходило нечто любопытное. Все началось с того, что за ночь появилось несколько больших фургонов с прицепами, которые оставили в широком заросшем травой поле глубокие грязевые борозды. В следующие дни к ним прибавились новые, а вместе с ними прибыли грузовики, груженные чудовищными конструкциями из окрашенного металла, свернутыми тюками брезента, деревянными настилами и длинными мотками кабеля.

– Наверняка готовятся к коронации, – заключила тетушка Луиза, хотя до нее оставалось еще больше месяца.

– Думаю, это Митчемская ярмарка, – заявила тетушка Элси, и от отвращения ее губы сжались в тонкую полоску. – Их передовой отряд. По пути остановились. Только их здесь и не хватало.

– Вряд ли все это стоит таких усилий, если им придется скоро сворачиваться и уезжать.

– Так это передвижная ярмарка, – с обычным нетерпением отрезала тетушка Элси. – Они всегда на ходу.

Уильям, подслушав этот разговор, задумался, чем может помешать ярмарка человеку, который никогда не ходит в парк. После обеда он устроился у окна в комнате тетушки Роуз, где вид немного закрывали кружевные занавески и ветви ольхи. Отсюда он наблюдал, как жилистые юноши с обнаженными по пояс телами, блестящими от пота, собирали деревянные платформы, лестничные пролеты, палатки из парусины на каркасе из металлических трубок и огромную карусель, с которой свисали гирлянды звенящих цепей. Уильяму нравилось слушать стук молотков, звон железа, глухие удары киянки по доске и видеть, как на том самом поле, где он когда-то запускал своего змея, из ничего вырастает целая деревня из шатров и аттракционов. Проворные и сильные рабочие несли по шесть досок на одном плече, перебрасывали друг другу толстые бухты каната, будто те весили не больше клубка шерсти.

Один из них особенно привлек его внимание – Уильям и сам не знал почему. Возможно, из-за такой же неаккуратной стрижки и грязных волос, как у него самого. Тетушка Луиза, у которой в сумке со всем необходимым для шитья хранились портновские ножницы, старалась как могла, но не владела парикмахерским искусством, а потому не решалась подстричь его коротко, как полагалось “нормальным” мужчинам. Он не жаловался – иначе бы за дело взялась тетушка Элси, а та и ухо могла бы зацепить, не считая это поводом для беспокойства. У рабочего были широкие мощные плечи, бицепсы размером с грейпфруты и выточенный торс с рельефными мышцами – как у “Дискобола” скульптора Мирона, одной из любимых иллюстраций Уильяма в разделе “Античность” в Британской энциклопедии. Несмотря на то что Уильям не умел определять возраст людей и всех считал старше себя, он решил, что этому мужчине, как и ему, двадцать шесть лет.

На мгновение забывшись, он отдернул занавеску, чтобы рассмотреть его получше. Мужчина с легкостью спустился с вершины А-образной рамы лодочных качелей, повис на перекладине, несколько раз подтянулся, а затем спрыгнул на землю. Выпрямившись и вытерев руки о брюки сзади, он вдруг остановился и посмотрел прямо на Уильяма.

С такого расстояния невозможно было определить, на что направлен его взгляд, но, если не считать безликих фасадов эдвардианских домов, глазу не за что было зацепиться. А потом – Уильям целый день вспоминал этот миг, и сердце бешено колотилось то от паники, то от порочного удовольствия – рабочий поднял руку и помахал ему. Уильям отскочил от окна, будто его грудь прострелили насквозь, и прижался к стене. Ему послышалось, что мужчина засмеялся, хотя это было немыслимо – на таком расстоянии, при грохоте механизмов и стуке молотков; смех звучал у него в голове.

Просидев в своем убежище минут пять, Уильям собрался с духом и снова заглянул сквозь рваный край занавески. Мужчина исчез, растворившись в толпе рабочих.

“Он увидел меня, – подумал Уильям, – и помахал мне. Может, он хочет со мной подружиться?”

– Сегодня на ночь надо будет все запереть, – сказала Элси, хотя они и так каждый вечер тщательно проверяли все замки. В ожидании ужина она прочищала отверстия в солонке штопальной иглой.

– Разумеется, – согласилась Луиза, выкладывая на три тарелки разваренную до состояния пюре репу, тушеную печень и весеннюю зелень.

– Почему? – спросил Уильям, который всегда беспокоился о безопасности. Он уже сидел за столом, засунув пожелтевшую льняную салфетку за воротник и расправив ее на груди.

– Потому что эти, с ярмарки, – искусные воры, – объяснила тетушка Элси.

– Вид у них подозрительный, – добавила тетушка Луиза, которая тоже успела вдоволь насмотреться в окна.

– У мистера Эккерти на фестивале британских садов удовольствий в Баттерси кошелек вытащили, – вспомнила Элси. – В очереди на колесо обозрения.

– Их там целые шайки, – подтвердила тетушка Луиза. – Как у Феджина, – добавила она, чтобы Уильяму было понятнее. Примеры из литературы ему давались легче.

– Карманники и в дом могут вломиться? – спросил он. Его не прельщала перспектива привлечь к себе внимание преступников.

– Не уверена, – призналась тетушка Элси. – Но мы не дадим им ни малейшего шанса. Ярмарки всегда притягивают всякий сброд. Вот уедут – и слава богу.

– Аминь, – сказала тетя Луиза.

После этого благословения, пусть и по довольно необычному поводу, семья села за стол. При воспоминании о рабочем Уильяма бросало то в жар, то в холод. На преступника тот совсем не походил – скорее наоборот – и мысль о том, что кто-то, кого он воспринимал как друга, может оказаться вором или еще кем похуже, приводила его в смятение. А что, если тетушки ошиблись на его счет?

Если допустить, что они не правы, то, может, были и другие подобные случаи? От столкновения со страшной правдой у него закружилась голова, и он поспешил отмахнуться от нее, словно отступил подальше от обрыва.

Какое-то время слышалось только звяканье столовых приборов о фарфор и звуки пережевывания мягкой влажной пищи. Это был не самый удачный ужин: в каждом