Волшебный магазин - Анна Сергеевна Родионова

Общежития у них нет. О родительской помощи даже думать нечего. Отец их давно бросил, мать-инвалид живет на пенсию, она в Уссурийске очень маленькая, если по инвалидности.

Тамара направилась в единственное место, которое она знала, – Ярославский вокзал. Там удалось пересидеть ночь, но утром ее все же выгнали. К вечеру опять повезло. А на третий день она заметила, что к ней направляется человек в форме. Она и еще одна девушка быстро рванули в противоположную сторону. Их преследовали. Но они скрылись в женском туалете, заплатив за вход немалые деньги – пятьдесят рублей. Провели там около получаса, когда выглянули, никого не было. Они выбрались в длинный коридор. Там тесными рядами стояли новобранцы: молоденькие, безусые, нелепо одетые. С набитыми рюкзаками. Девушки, протискиваясь вдоль шеренги, услышали: «Девочки, а девочки, купите нам пирожки. Вон там в ларьке».

– Деньги давай! – протянула руку Тамарина напарница: – Сколько штук?

– На все.

В руку той положили двести рублей. А Тамара быстро побежала к ларьку занять небольшую очередь. Когда обернулась, напарницы след простыл. На нее смотрели голодные ребята с ожиданием. Тамара достала две свои последние сотенные и храбро купила шесть дешевых пирожков. Отнесла солдатикам и побрела прочь. А где было это «прочь» она понятия не имела.

Состав подогнали, и солдатики нестройно потопали к платформе. Тамара присела на лавку и сразу сидя заснула. И вот тут ее прищучили и отвели в вокзальную полицию. Хотели взять штраф, но у нее ничего не было. Она только показала студенческий билет и сказала, что стипендию еще не платили. Ох, если б она была в частном вузе, эта стипендия, разве б гоняла она по вокзалу, как обосранная лань?

Потом ее загнали в обезьянник, и там она встретилась со своей напарницей:

– Ну здрасте, – сказала она ей. – Давно не виделись, ты для чего у солдат деньги украла? Это грех, понимать надо.

– Слушай ты, – откликнулась напарница, – тебя как звать?

– Тамара.

– А меня Лариса. Вот слушай, тебе жить негде?

– Ну…

– И мне. Надо что-нибудь придумать. Ты где учишься?

– Где надо, там учусь.

– А там нигде нельзя устроиться? В общаге.

– Нет.

– Деньги нужны?

– Как ты догадалась?

– Есть вариант, только никто не хочет идти.

– А я не капризная.

– Они предлагают, а я отказалась. Я от мамки сбежала. Ты вон учишься, а я вообще никто.

– Ну колись, где эти деньги дают?

– Могу свести. Только ты мне за это…

– Я тебе за это двести рублей дала.

– Как это?

– Купила на свои кровные шесть пирожков.

– Уже съела?

– Дура ты, Лариса, откуда такая взялась?

– Из Электростали.

– Ну и вали в свою Электросталь, а мне скажи, где работа.

Менты привели целую партию веселых пьяных девушек и запихнули в обезьянник. Тамара посмотрела на девушек, потом перевела глаза на Ларису и только сказала:

– Это?

– Это, – кивнула Лариса, – но я отказалась.

Тамара задумалась. Выбора у нее не было. Ее защищал только студенческий билет. Если отберут, тогда копец. Ползи обратно в Уссурийск малой скоростью.

– С кем говорить надо? – спросила она вслух у девиц. – Кто тут у вас начальник?

– Начальник на свободе, – ответила ей самая веселая, видать, под кайфом. – А тебе чего?

– Поговорить.

За решеткой стояли двое в форме и по очереди болтали по городскому телефону.

– Вон тот рыжий, – тихо сказала веселая.

– Да ты что? Это же полиция.

– Ты сказала: начальник.

– Ты меня дурой не считай. Мне по другому вопросу нужен начальник.

– А он по всем вопросам, крышует нас.

Удалось поймать взгляд рыжего. Кивнуть ему. Он ей кивнул и через какое-то время вывел ее из обезьянника.

– Работа нужна?

– Нужна.

– Какая?

– Ночная.

Он с сомнением оглядел ее.

– Тебе сколько?

– Восемнадцать.

– Когда?

– Что когда?

– Стукнет когда.

– Уже давно стукнуло.

Рыжий посмотрел на студенческий. Но там возраста не было. Паспорт Тамара не дала, боялась – отнимет.

– Прикинь, – сказала Тамара, – я уже учусь, а в школе одиннадцать классов. Пошла в семь. Сложи.

– Ладно, посиди пока.

Он довольно надолго исчез. Потом пришел с запиской. Там был телефон и женское имя: Динара Улугбековна. Тамара внимательно изучила записку и спросила:

– По-русски говорит?

– Как мы с тобой, «Плешку» кончила.

Тамара не знала, что такое «Плешка», но не подала виду. Кивнув на телефонный аппарат на столе, спросила:

– Можно?

Рыжий ответил:

– Ты сума сошла? Получила и вали.

Уходя, Тамара оглянулась на Ларису:

– Не хочешь со мной?

Та затрясла головой:

– Нет, нет, нет! Я еще жить хочу.

Тамара слабо махнула ей и пошла прочь. И опять шла и не знала, где находится это «прочь».

Воскресный обед в доме Изаксонов. Отец, Наум Моисеевич, инженер на Выборгском судостроительном, последние годы работает совместно с финнами в производстве холодильников: «Хелкама Форсте Виипури». Хороший специалист, только с финнами трудно сотрудничать. Кое-кто из них, постарше, помнит, что Выборг – в прошлом их город, и чуть что вставляют лыко в строку, но ничего Изаксон привык, главное – это дело и заработок, а заработок очень хороший. Он доволен.

Мать Татьяна Ивановна работала на Выборгской целлюлозе – вредное производство, между прочим, ушла раньше времени на пенсию. Души не чает в сыне. Вот как только родился – души не чает, уж очень красив. Еще в детском саду его фото висело в кабинете директора, а потом школьная олимпиада по химии – Денис не решил ни одной задачи правильно, а его снимок пошел в «Вечерний Выборг». Школу окончил терпимо, но главное – аттестат, кто смотрит потом, какие там отметки. Вот только это чертово ЕГЭ, но с ним тоже удалось справиться. Теперь ему прямая дорога в Московский университет. Но за обедом между первым и вторым сын заявил, что едет завтра в Питер поступать в театральный институт.

– Постой, постой, – сказала Татьяна Ивановна, держась за виски от внезапного удара мигрени, – у тебя же завтра выпускной.

– Ну получу и сразу поеду, Питер под боком. Утром на прослушивание.

– Не понял, – сказал отец, – что-то не дошло, какое прослушивание? Ты что, поешь? Ты тенор?

Денис страдальчески отреагировал на папин юмор:

– Нет, не тенор. У актеров тоже называется прослушивание.

– У актеров? Кто тебе сказал, что ты актер?

Вступилась мама:

– Ну он же ходил в Дом культуры в кружок.

– Какой кружок! – взвился Денис. – Что у вас за допотопные понятия. Это студия, студия, и Милена Архиповна сказала мне, что у меня есть шанс.

На самом деле руководительница студии сказала циничнее: «У тебя хорошая внешность, ею надо торговать. Пойди в актеры, увидишь. Там ты пригодишься».

– Минуточку, – громким инженерным голосом сказал отец: – Какой шанс? И что-то я не видел тебя в этой твоей студии. Ты там кого играл?

– Репетировал, – буркнул сын и встал.

– Но мы не договорили, – возмутился отец.

Мать, зная неуступчивый характер сына, успокоила его взглядом.

– Пойду пройдусь.

Смотрели, как он натягивает дурацкую бейсболку задом наперед и уходит.

– Ты когда будешь? – спросила мать.

– Не знаю.

Дверь захлопнулась. Тогда мать сказала: «Идем!»

Они рванули в комнату сына. Там осторожно провели обыск – искали паспорт. Не нашли.

– Тогда ночью, – сказала мать, – надо будет спрятать аттестат зрелости, без него точно не примут.

Денис не пришел ночевать. Документы были при нем. Днем он получил аттестат, объясняя, что у него экзамен в Санкт-Петербурге, и в ту же секунду покинул город на «Ласточке».

К вечеру был в Питере. Поошивался на Невском. Белая ночь была, как в Выборге. Стайки старшеклассников встречались на каждом углу. Поужинал в Столовой № 1 у Казанского собора и разговорился с двумя девушками из Саратова – они сказали, что переночевать недорого можно в хостеле. Хоспис и хостел слились в одно понятие, и Денис стал хохотать как сумасшедший. Девушки тоже. Потом посмотрели вместе, как разводят мосты, и направились в хостел – гостиницу. Жизнь улыбалась.

Набирал курс знаменитый Вениамин Фильштинский, о котором говорили, что все его выпускники – гении, и называли Пореченкова, Хабенского, Раппопорт. Фамилия последней утвердила Дениса в мысли, что фамилия Изаксон тоже пройдет. Меньше всего он думал, что будет читать. Главное – кураж и блеск в глазах, так он думал.

Он записался и наблюдал, как исчезают за дверьми очередные десятки, а куда они потом деваются – непонятно. Сразу вызывали следующих. Это был первый тур, и отсев проходил стремительно. Его отсеяли в секунду – он только успел произнести человеку, похожему на Фильштинского: «Скажи-ка, дядя…» – и ему сказали: «Спасибо!»

И велели сесть к остальным. Пока читали другие и на его, Дениса, взгляд читали неважно, а уж о внешности смешно было говорить – шли какие-то мелкие шибздики, он еще полагал, что его не дослушали. Они же сразу поняли, что