Волшебный магазин - Анна Сергеевна Родионова

в шутку сначала». На сцене он был поэт и мучился над чистым листом. А Полина номер один все время приставала к нему и мешала сосредоточиться. Она даже забралась на стол и смахнула на пол его драгоценные рукописи. Только он с ней справился и выпроводил вон, и вроде пошла работа, как появилась другая Полина, номер два. С ее чарами было справиться гораздо сложнее. Она подменяла собой стихи. Буквально соблазняла. Вернулась первая, и уже обе стали отвлекать поэта. Тогда он схватил их за длинные юбки и выволок вон. Юбки шуршали, их тащили по бумажным черновикам. Поэт понял: жизнь прошуршала, как эти юбки.

Студентам нравились лекции по русской литературе. Очень сильный педагог, завкафедрой профессор Ольгина. И время было подходящее: уже проснулись, но еще не устали.

И вдруг слух: Ольгину уволили в разгар семестра. Произошло это просто – охрана получила приказ не пускать и отобрать пропуск.

Растерянная Мария Васильевна стояла униженно в проходной, не зная, как реагировать. Мимо бежали ее ученики и спрашивали, пробегая: «Сегодня Фонвизин? Или еще Державин?»

Она развернулась и ушла. Пошли достоверные слухи, что накануне она резко отозвалась о сосисках в новой столовой. И вот вам пожалуйста! Хозяин – барин.

Божко вызвали к проректору и попросили срочно ему и супруге сдать справку, что они не сидят в тюрьме. Федор Федорович удивился: «Как доказать, что я не верблюд?» Ему ответили – это указание Министерства просвещения, вот вам анкета, заполняйте и идите с ней по указанному адресу, но не позже чем через неделю, иначе не будет зарплаты.

В преподавательской шло активное обсуждение этого новшества. Но деньги были нужны, и большой дружной когортой все пошли по указанному адресу, там оказалось – за скорость надо было заплатить по три тысячи. Божко нуждался в педагогах, пришлось заплатить за всех.

В общей курсовой комнате, где хранились все вещи, где девочки и мальчики переодевались, хранили реквизит, ели китайскую лапшу, заливая кипятком из кулера, где протекала вся их институтская жизнь с раннего утра до самого позднего вечера, ближе к полуночи, когда бдительная охрана начинала обход всех пяти этажей с проверкой, не завалялся ли кто на репетиционных матах, случайно забыв о времени, – в этой самой комнате стали пропадать деньги. Из карманов, из кошельков, даже из тайных загашников в виде двойной прокладки в женских трусах, пристегнутых английской булавкой. Булавка есть – денег нет. Это была катастрофа. Ребята еще не обжились друг с другом достаточно, чтобы понимать, кто может быть на подозрении. Поэтому подозревали всех. И параллельные курсы – они запросто могли забежать во время, допустим, урока по танцу, когда все стоят по периметру у станка и выделывают па-де-де, на них даже кармана нет, только балетки и трико.

Собрались в своей комнате, заперлись изнутри. Был поздний вечер. Но в институте кипела жизнь.

Начал староста Рома.

– Что делать будем?

Немедленно зазвучали голоса жертв, можно было подумать, что они требуют компенсации от Ромы.

– У меня у самого две тысячи исчезли, – отрезал он, – я спрашиваю, что делать будем?

Перекрашенная в блондинку брюнетка Полина предложила:

– Всех обыскать!

Сашенька, заливаясь слезами, вывернула свой рюкзак:

– Вот ищите. У меня вообще ни копейки, хорошо, что мы за квартиру успели заплатить.

Изворотливый ум Ромы тут же отреагировал:

– Значит, успели, а где деньги взяли?

Немедленно обиделась Настя, еще не пришедшая в себя после порноскандала:

– А какая логика?

– А кто будет обыскивать? – раздался очень четкий голос Тамары. Она поглядывала на часы. – Давайте с меня, у меня работа. Я, между прочим, сама плачу за обучение.

Все неприятно замерли и уставились на нее – так вот кому нужны деньги.

– Вы что, с ума сошли? Не нужны мне ваши деньги, мне хватает.

– А где ты работаешь?

– На вокзале.

– Где?

– В консалтинговой компании, – так же четко и исчерпывающе ответила Тамара.

– Они по ночам работают?

– По дальневосточному времени.

Ребята уважительно помолчали.

– Так вот почему ты лекции прогуливаешь?!

– Сплю, – согласилась Тамара и опять посмотрела на часы: – Давайте, ребята. Время – деньги.

Все переглянулись – идей не было. Шестьдесят один человек смотрели друг на друга абсолютно честными глазами.

– Так что делать будем? – опять повторил староста.

В это время где-то далеко и как-то страшно захохотала какая-то птица. Все даже вздрогнули. Как будто кто-то их подслушивал.

Где-то на верхнем этаже отбивали чечетку танцоры. А внизу ритмически скандировали скороговорки. Было похоже на упражнение на внимание, которое любил задавать им мастер.

Невольно ребята стали разбирать ухом круги: ближний – что происходит в комнате, средний – что происходит в здании, большой – в городе, в стране, в мире.

Везде воровали. В Америке, в Ватикане, в газетном ларьке.

На следующий день староста Рома подошел к мастеру:

– Федор Федорович, у нас беда. Сначала думали, сами справимся. А теперь поняли, что никак не получится. Нам камера нужна.

Божко слышал о пропажах, но надеялся, что будут лучше прятать деньги и все обойдется.

– Соберите деньги и купите, – одобрил Федор Федорович.

– Не пойдет. Нам же схватить надо, а не упредить. А как соберем деньги – все узнают. Я хочу установить тайно и никому ничего не сказать.

– А куда?

– Есть идея.

Федор Федорович немного помедлил, потом сказал:

– Ладно, дам. Сколько надо?

На следующий день весь институт уже знал, что у первого курса в раздевалке стоит камера. Кражи прекратились.

Полина, перекрашенная в брюнетку, потянула связки на пластике. Боль адская. Сидит на мате, плачет.

– У меня это уже было на одной ноге, теперь на другой. Это месяц без движения. Из деканата прибежала секретарша Катюша, осмотрела ногу и сказала:

– Срочно ехай (так и сказала!) в Новосибирск и делай операцию. Нам каждый человек дорог.

Поля отлежалась в реквизиторской, потом ребята снесли ее вниз к такси и помахали вслед. К Новому году вернулась, не могла без ребят, без института, без актерства.

Настя подбежала в буфете к Саше:

– Там, кажется, твоя мама приехала, она тебя спрашивает. Что сказать?

Саша жевала невкусную котлету и чуть не подавилась.

– Ой, – сказала она, – она меня заберет. Скажи, что меня нет, скажи, что не знаешь, где я. Что я в библиотеке.

– Но ведь мама приехала.

– Какая разница. Приехала – уехала. На «Ласточке» четыре часа.

По лестнице кто-то шел. Сашенька рванула вверх по лестнице, влетела в пустую аудиторию, забралась на подоконник и скрылась за окном на совершенно невидимом балконе, которым студенты пользовались для эпатажа, пугая несведущих людей внезапным вылетом из окна. Там она сжалась в комок и замерла.

– Да она только что была, – сказала Ксюша из Юрги, – ну вот только что…

Маленькая, как Сашенька, женщина в косыночке и немодном плаще смущенно оглянулась:

– Я сама виновата, не предупредила. А как она?

– Она хорошо, – неуверенно начала Ксюша.

Но ее перебила вошедшая Настя:

– Саша уехала в библиотеку готовиться к зачету и будет поздно.

– А хотите с Федором Федоровичем поговорить, он сейчас будет, – предложила Ксюша. – Ну раз уж приехали.

– Можно, – согласилась Сашенькина мама.

– А мы сейчас позовем, – Ксюша быстро выскочила из аудитории. Настя помялась, не зная, что еще соврать. Вошел Божко, подошел к маме. Они стояли у самого окна, за которым пряталась Саша. И ей пришлось выслушать весь диалог. Мама говорила о том, как они с мужем волнуются за дочь, как они сомневаются в ее таланте, а Федор Федорович говорил, какая она способная, как с каждым днем раскрывается все больше и больше.

А Сашенька с каждой минутой замерзала все больше и больше.

Кто-то захлопнул окно изнутри. Судя по всему, мама ушла. Подождав немного, Саша с трудом разогнулась и постучала в стекло. Там появилась испуганная Настя, понятия не имевшая, где Саша, и открыла окно. Курс грохнул. Сашенька неловко задом перебралась через подоконник, развернулась и увидела в первом ряду рядом с Федором Федоровичем и Ангелиной Семеновной удивленную маму.

– Молодец, – не моргнув глазом, сказал мастер, – задание выполнила отлично. Вы знаете, – разъяснил он гостье, – у нас сегодня задание – показать неожиданность. Кто сделает ярче! Ну как, – спросил он курс, – по-моему, удалось?

– Удалось, удалось, – закричали ребята, – здорово.

Мама уехала по-прежнему недовольная, но притихшая, все же такой знаменитый артист, Дзержинского играл, похвалил ее дочь, это дорого стоит.

На Изаксоне висли все девочки с его курса, разве что, кроме Тамары, но Тамара, наверно, была лесбиянка, сама