Паткуль. Неистовый лифляндец - Борис Николаевич Григорьев

сразу возникали проблемы в общении с москвичами, а беседы через переводчика лишали Паткуля возможности напрямую использовать своё главное оружие – личный шарм. Но нужно было привыкать и к этому, к тому же Паткуль не рассчитывал надолго задерживаться в России, а хотел, получив от царя какое-нибудь важное задание, вернуться в Европу.

Сразу по приезде Паткуль был представлен царю, но не в официальных апартаментах, а в доме у А. Меньшикова. Приём был неформальным и дружеским – ведь Пётр и Паткуль до этого уже встречались дважды. Беседу, вероятно, переводил П. Шафиров. Посланник Пруссии в Москве Й. Г.Кайзерлинг некоторое время спустя докладывал в Берлин, что «его царское величество приняло Паткуля хорошо. Ему даже для жилья был предоставлен дворец покойного генерала Лефорта»[43]. Это было и почётно, и удобно: ведь дворец располагался в Немецкой слободе, в которой жили иностранцы и в котором Паткуль, в отличие от Посольского двора, мог свободно передвигаться.

К сожалению, следов пребывания Паткуля в Москве сохранилось мало. Что он делал в Москве, какие впечатления получил от новой жизни, с кем общался в свободное время, мы не знаем. Да и было ли у него свободное время? Судя по всему, Паткуль общался в основном с помощниками царя Петра – в первую очередь с канцлером Ф.А.Головиным и с некоторыми иностранными послами в России. Как и ожидалось, Пётр поручил ему важный и трудный участок работы – содействие в реформе армии. Возможно, что Паткуль на первых порах был несколько разочарован – ведь он считал себя в первую очередь политиком. Но нельзя забывать, что армейские проблемы волновали тогда царя в первую очередь, а он знал, что Паткуль в своё время служил в шведской армии, и его советы были весьма и весьма ценными.

О. Шёгрен преувеличивает, приписывая Паткулю всю заслугу в том, что армия Петра полностью была реформирована на шведский образец. Паткуль пробыл в России не так уж много времени, чтобы в одиночку справиться с этой грандиозной задачей. Но известно, что за выполнение поручения Петра он взялся с большим прилежанием и со всей тщательностью своего характера.

Пётр предложил Паткулю написать записку, в которой тот должен был сообщить о своих познаниях и опыте. Записка сохранилась в государственном архиве России, и мы имеем полное представление о том, что изложил в ней наш лифляндец. Паткуль не стал подлаживаться под знатока любимого детища Петра – флота – и прямо написал, что в этом деле он ничего не понимает. Немного он смыслил и в артиллерии и кавалерии. Зато он мог бы оказаться полезным по пехотной части, а также разбирался в математике, в крепостном и инженерном деле. Далее он развивает идею о реорганизации русской армии и высказывает конкретные соображения: российское войско никогда не придёт в совершенство, если не обзаведётся хорошими офицерами. Это главное. На первых порах нужно приобрести знающих и толковых генералов, они, по мнению Паткуля, должны подобрать к себе в дивизии и полки толковых полковников, а полковники уже должны отобрать себе средних и младших офицеров. Главный источник пополнения офицерского корпуса русской армии Паткуль видит в загранице. В конце он пишет, что никакого титула от царя не требует, но если Пётр будет на этом настаивать, то он хотел бы получить звание генерал-лейтенанта и директора всех крепостей России. Что касается денежного содержания, то он удовлетворится суммой, которую получал в Польше у Августа – 8 тысяч талеров.

Царь внял соображениям Паткуля и задумал широкую программу вербовки в Европе высших армейских офицеров, для управления делами которых создавался т.н. кригсрат – военный совет. Паткуль должен был выполнять функцию главного военного комиссара Петра в Европе и отвечать за вербовку и направление в Россию военных специалистов.

При острой нехватке квалифицированных кадров Пётр нашёл Паткулю применение в самых неожиданных сферах. По мнению австрийского дипломата Плейера, находившегося в тот момент в Москве, скоро не осталось ни одной области, в которой Пётр или Головин не пользовались бы услугами и советами Паткуля. Его привлекали и к составлению справок о системе административного управления в Саксонии и Пруссии, и к организации садово-паркового дела, и к интендантству, и к учреждению типографий или портняжного дела. Судя по тому, что царь не только сохранял, но и всё более расточал свою благосклонность на Паткуля, можно заключить, что тот успешно справлялся со всеми его поручениями. Во время пребывания Паткуля в Москве имело место одно событие, почти не имеющее аналогов в отечественной российской истории: в знак особого расположения к нему 27 апреля на Кремлёвской площади палач сжёг на костре все документы и акты, в которых он обвинялся Стокгольмом. Один этот факт уже говорит о многом.

Во время пребывания в Москве Паткуль не упускал случая напомнить царю об обещании обращаться с ливонским населением с милосердием и вниманием. До него доходили слухи, что прежние договорённости царя с королём Августом на этот счёт постоянно нарушаются. Карл ХII, оставив в Лифляндии часть своих войск, с ударной армией обрушился сначала на Курляндию, а потом на Литву и Польшу. Курляндию король решил присоединить к Швеции, для чего стал вводить на её территории шведские законы и порядки. Курфюрст Фердинанд, невольный союзник Августа, получивший опереточный титул саксонского генералиссимуса, спасся бегством в Берлин. Воспользовавшись тем, что Карл ХII ушёл из Ливонии, Пётр приказал Б.П.Шереметеву начать там военные действия и не давать покоя шведам. Шереметеву противостояли 25 тысяч регулярных войск и 8 тысяч т.н. милиции – достаточно крупные силы, если исходить из наличных сил и средств тогдашней Швеции (у Шереметева было всего лишь 10 тысяч). Но странным образом все шведские части были разрознены, разбросаны по гарнизонам и не были объединены общим командованием, включая отряд Шлиппенбаха в восточной части Ливонии, Хастфера[44] – под Нарвой и Крунхъюрта – в Ингерманландии. Это был явный просчёт самоуверенного «любовника бранной славы» короля Карла ХII. Русское войско могло теперь «щипать» шведов по одиночке, что и успешно стал делать граф Шереметев. Потерпев поражения от Шлиппенбаха под м. Рауге, Шереметев отступил к Пскову, собрался с силами и в рождественские праздники 1701 года разбил Шлиппенбаха под Эрестфером, взяв 350 пленных[45].

Вторгшиеся в сентябре 1701 года на территорию провинции русские войска, в первую очередь казаки и татары, обращались с гражданским населением жестоко и без разбора. Отмечались случаи увода в плен женщин, детей и не воюющих мужчин. Жёны лифляндских, финских и шведских дворян стали продаваться внутри России по 4—5 рублей как прислуга для русских помещиков[46]. Занятые населённые пункты подвергались сожжению, ограблению и полному уничтожению. Паткуль указывал царю, что такое отношение к коренным жителям страны не в интересах русских. Но пока у царя не было планов о присоединении Лифляндии к России, нужно было лишить шведов базы снабжения в провинции, и изменить положение к лучшему не представлялось возможным. Война в те времена велась (впрочем, и в наши времена по-прежнему ведётся) без всякой оглядки на гражданское население, и все армии вели себя на чужих территориях одинаково.

До сведения Паткуля дошла информация о том, что одна из представительниц семейства фон Фитингхофов уведена русскими в плен и продана в служанки какому-то дворянину. Он немедленно обратился к царю с просьбой помочь разыскать свою родственницу. Молодую девушку нашли на Украине. Освободили её и отпустили домой лишь к маю следующего года, когда Паткуля уже не было в России.

В конце мая 1702 года Паткуль стал готовиться к выезду в Польшу и Германию в качестве генерального комиссара Петра с самыми широкими полномочиями вербовать и посылать в Россию офицеров и генералов, способных завершить начатые в армии преобразования. Прежде чем уехать из России, Паткуль успел закончить работу над новым пропагандистским памфлетом «Эхо или справедливая кара» – ответ на шведские клеветнические брошюры и памфлеты, распространяемые по Европе. За теоретической частью памфлета, в которой Паткуль излагает свой взгляд на государство, следуют объяснения его собственных поступков и действий, направленных на защиту родины и земляков, и суровая критика Э. Дальберга, «тирана» и «злого гения» Лифляндии. Памфлет заканчивается утверждениями о законном праве Августа на Лифляндию – скрытое напоминание царю Петру о том, что Россия на неё претендовать не может. Памфлет попал в Швецию, где он был торжественно сожжён в Стокгольме.

С собой из Москвы Паткуль вёз манифест Петра с призывом ко всем желающим поступать на службу в царскую армию. На манифесте рядом с подписью царя стояла подпись Генерального Уполномоченного и Комиссара Йохана