Паткуль. Неистовый лифляндец - Борис Николаевич Григорьев

Заговорщикам стало известно, что Паткуль поддерживает близкие отношения с некоей француженкой – «маленькой конфиденткой», к которой «был не равнодушен и король». Сам Паткуль её имени не называет, а вычислить её из целого сонма наложниц короля Августа историкам пока не под силу. Наложницам самого «сильного» в сексуальном отношении короля, включая и дочерей Галлии, просто несть числа![42] Вероятно, Паткуль недаром называл свою подругу конфиденткой – скорее всего он сочетал приятное с полезным и получал через неё нужные сведения о короле и настроениях в его окружении. Августу было известно об ухаживании Паткуля за своей фавориткой, но король проявлял великодушие и даже использовал это обстоятельство для беззлобных шуток и подначиваний над ним.

Мина под Паткуля была заложена в Варшаве в период его отъезда в Лейпциг. Перед самым отъездом он обнаружил, что в его доме объявился новый сосед – некий бравый полковник Сен-Поль, адъютант Августа и французский подданный, за которым, по слухам, тянулся целый шлейф приключений и амурных похождений. Француз состоял какое-то время на датской службе, но был уволен оттуда за убийство на дуэли знатного датского дворянина. Из Дании Сен-Поль отправился в Венецию, но и там по каким-то причинам не ужился и вот теперь поступил на службу в саксонскую гвардию.

По своём прибытии в Варшаву Паткуль обнаружил, что бравый француз во всю начал ухаживать за его «маленькой конфиденткой». Поначалу Паткуль не обращал на это никакого внимания, хотя король ещё накануне его отъезда из Варшавы «дружески» предупредил о необычайной активности нового адъютанта. Но Паткуль настолько был уверен в своей подружке, что соперника в каком-то «адъютантишке» не почувствовал. Друзья Паткуля и в первую очередь граф Штраттман сразу почуяли недоброе и сказали Паткулю, что речь в данном случае идёт не о любовных играх, а о более серьёзных вещах. Всё поведение Сен-Поля свидетельствовало о том, что за его спиной стояли сильные покровители.

Когда Паткуль снова появился в доме, Сен-Поль только демонстративно усилил своё внимание к француженке. Это становилось уже несносным, и Паткуль пожаловался королю на неподобающее поведение его адъютанта. Август отделался шутками, восприняв всю историю как смешной любовный треугольник. Между тем настырные приставания полковника к «маленькой конфидентке» достигли такой степени дерзости, что она была не в силах им противостоять и обратилась за помощью к Паткулю.

Паткуль пришёл в ярость. Он распорядился вызвать обидчика к себе в канцелярию и на повышенных тонах отчитал его по всем правилам дворянского этикета. Как тот посмел выступать в роли соперника и вести себя по отношению к нему, Паткулю, таким неподобающим образом? Как мог он забыться, с кем имеет дело? Неужели полковник Сен-Поль возомнил себя равным ему, министру короля? Разумеется, о дуэли с ним не может быть и речи! Если полковник не прекратит своих домогательств к его знакомой и будет по-прежнему распускать о нём подлые слухи и злую клевету, то он узнает всю меру его гнева.

Темпераментная «проповедь» королевского министра никакого воздействия на полковника Сен-Поля не произвела – ещё одно доказательство того, что тот действовал строго по сценарию и что игра была ещё не закончена. Полковник продолжал вести себя вызывающе. Последняя его выходка состояла в том, что он на улице, во всеуслышание, стал громко издеваться над слугой Паткуля. И тут у королевского министра терпение лопнуло. Хам должен быть наказан!

Он приказал привести Сен-Поля к себе в дом и появился перед ним со шпагой в одной руке и с палкой – в другой. Он снова начал читать полковнику «мораль», постепенно распаляясь и давая волю своему необузданному темпераменту. Обозвав полковника подлецом, он подошёл к нему поближе, схватил его за грудки и начал изо всех сил трясти, так что у Сен-Поля лишь из стороны в сторону моталась голова. Но француз молчал, не выказывая никакого страха, и лишь надменно– вызывающе улыбался. Это уже было выше сил Паткуля: он ударил его несколько раз палкой, потом сбил с ног на пол и стал избивать уже плоской стороной шпаги. Лицо Сен-Поля обагрилось кровью.

Хорошо, что рядом оказался Флемминг. Саксонцу удалось вырвать из рук обезумевшего от гнева Паткуля шпагу, обхватить его обеими руками и бросить на стол. Это сразу привело Паткуля в чувство. Он крикнул избитому, что тот всё это заслужил, и пошёл из комнаты. Не сопротивлявшийся до сих пор Сен-Поль вдруг вскочил на ноги, схватил брошенную на пол шпагу Паткуля и бросился за ним вслед. Если бы опять не вмешался Флемминг, разоруживший француза, дело бы закончилось смертоубийством.

Полковник Сен-Поль отнюдь не был трусом, а по характеру нисколько не походил на флегматика. Оскорбление, нанесённое ему Паткулем, выдержать бы смог не всякий. А Сен-Поль выдержал. Вероятно, это стоило ему неимоверных усилий воли, но надо было до конца выполнять указания режиссёра. И королевский адъютант неплохо справился со своей ролью и ушёл за кулисы. На авансцену вышел то ли один из авторов, то ли дирижёров пьесы – маркиз Шарль дю Эрон собственной персоной! Он начал публично изливать своё возмущение по поводу «грубого обращения» с подданным его величества короля Франции (подданство которого не подтверждалось вот уже 20 лет!), он приказал принести пострадавшего полковника в свой дом и приставить к нему самых лучших врачей, он требовал наказания виновного и писал жалобы в Париж. Он проинформировал об инциденте профранцузскую партию при дворе Августа, которая на все голоса стала кричать: «Жестокость! Засада! Попытка убийства!» Обо всём, не щадя красок, доложили Августу. И только теперь Паткулю стало ясно, что всё было заранее инсценировано его врагами в окружении короля, а осведомлённый граф Штраттман сообщил, что дю Эрон уже выделил деньги для совершения покушения на Паткуля.

Паткуль пытался оправдаться перед королём, утверждая, что не нападал на Сен-Поля из-за угла, а разделался с ним открыто, при свидетелях, что француз имел возможность защищаться, но не воспользовался ею. Всё это подтвердил королю и Флемминг, но просить за Паткуля не стал. Король же дал указание Флеммингу, Паткулю и дю Эрону написать объяснения и передать их специальной комиссии, которая и должна была вынести своё суждение о случившемся.

Как разнились по своему содержанию указанные три отчёта! Паткуль в письме на имя Августа кратко и деловито изложил суть дела и попросил у короля защиты от происков врагов, которые использовали Сен-Поля как инструмент для достижения своих далеко идущих целей. Отчёт Флемминга выдержан в холодных беспристрастных тонах, он никого не осуждает и не оправдывает, а только излагает свою версию эпизода. Он опровергает измышления Сен-Поля, утверждавшего, что в его избиении принимали участие слуги Паткуля, и не забывает упомянуть о вероломном нападении француза на Паткуля в конце сцены, но не больше. Показания Сен-Поля изобилуют явными передержками и лживыми обвинениями. Он называет Паткуля убийцей, заманившего жертву в собственный дом, рассказывает о том, как прибежали слуги Паткуля и избили его до полусмерти и разбежались, оставив его лежать на полу.

Какое решение приняла комиссия, истории не известно: то ли она вынесла устный приговор, то ли письменный вердикт – если он существовал вообще – куда-то запропастился. В архивах МИД Франции сохранился экземпляр победной реляции дю Эрона, в которой посол докладывал Людовику ХIV, что «король Польши этот поступок сильно не одобрил и запретил ему (Паткулю) появляться при дворе. Для пользы вашего величества было бы вполне благоприятно, если бы этот князь (король Август) удалил его от себя вовсе».

Сам Паткуль решение Августа воспринял достаточно спокойно, полагая, что немилость короля скоро пройдёт. Но он ошибся: время шло, он много трудился на дипломатической ниве, по-прежнему держал все бразды правления в своих руках, но дело не двигалось с места. Для принятия решений нужно было согласие Августа, а король всё не вызывал своего тайного советника к себе. В конце концов, всё это стало надоедать Паткулю, и в начале июля он написал Моро, что заниматься политикой у него больше нет желания. Август, упавший с лошади и повредивший себе плечо, военными делами заниматься не хочет, и, вместо того чтобы отправиться в Лифляндию к войскам, поехал на воды лечиться.

Но уйти в отставку Паткуль не смог. В середине июля, поддавшись, наконец, на уговоры друзей,