Вишневая - Линн Берг

не сказалась на качестве самих знаний пришлось с добрых двадцать минут. Седые брови профессора то и дело скептически взлетали вверх на любую реплику с ее стороны, чем вызывали непреодолимое раздражение. И все же, утомившись, он в конечном счете признал, что при всех очевидных недостатках Вишневецкая (так уж и быть) заслужила натянутую, вымученную пятерку.

Весь путь домой Есеня, нервно сдирая зубами подсохшую на губах корочку, размышляла о том, насколько ей вообще был нужен этот проклятый красный диплом. Двадцать минут унижений и хроническая усталость явно того не стоили. Да и кому какая разница, какого цвета будет ее корочка? Куда важнее — опыт, и именно его у Вишневецкой, к большому разочарованию, до сих пор не было. Она пришла к неутешительному выводу: все это ради тщедушной радости матери, только и всего. Плата благодарной дочери за все, что она успела для нее сделать.

Порог дома Есеня перешагнула с тяжелыми мыслями о том, как в очередной раз в ее адрес отвесят сухое «молодец» и сделают вид, будто иного результата и не ожидали. Пальцы неторопливо стягивали с шеи чуть влажный от снега шарф, медленно расстегивали молнию на пуховике и еще медленнее расшнуровывали кроссовки. Тело до болезненной ломоты не стремилось нарываться на компанию. Измотанное и истощенное оно жаждало свалиться без чувств на кровать и проспать до следующего дня.

Но не успела она двинуться в сторону комнаты, как с кухни донесся голос матери:

— Есеня, это ты?

— Я, — с глубоким разочарованием выдохнула она в ответ, обреченно перебирая ногами в сторону кухни.

— Присядь, пожалуйста.

Голос матери заметно дрожал и фальшивил — яркий признак того, как сильно она сдерживалась. Моргнув пару раз в непонимании, силой Есеня заставила себя преодолеть расстояние от двери до кухонного стола и тяжело осесть на жесткий стул. Внутри в нервном треморе начали вибрировать мышцы. Что она сделала? Что опять пошло не так?

— Скажи на милость, пока нас не было на базе, ты чем занималась? — нарочито спокойный тон Елены Владимировны отозвался громким гулом крови в ушах.

— А это имеет значение?

— Ты мне ответь на вопрос, — напористо повторила мать.

Разумеется, вести о прошедшей вечеринке не остались без внимания, более того, они быстро разносились по всей базе с холодным ветром и не узнать о них мог разве что глухой. Но у родителей не было никаких доказательств того, что Есеня в тот день позволила себе лишнего. Алкоголь ей вручил один из близнецов — друзей Миронова, сама она его не покупала, люди кругом были слишком пьяны, чтобы запомнить ее лицо. Иных свидетельств того, что ночь она провела вне домика, попросту не было. Поэтому и тактика для диалога была выбрана строго оборонительная.

— Сходила на гору, дозвонилась до вас, — в тон ей елейным голосом отозвалась Есеня, — вернулась в домик и легла спать. Все.

— Тебе не стыдно?

Сердце с треском ударилось о позвоночник.

— За что мне должно быть стыдно? — сухо выдавила Сеня, хоть и догадывалась, что именно так взбесило мать.

— За то, что ты мне сейчас врешь прямо в лицо!

Мать показательно закипала. Любой звук, что вырывался из Вишневецкой в свое оправдание, служил неплохим топливом для разгорающегося кострища внутри Елены Владимировны.

— Не понимаю, о чем ты…

— Не понимаешь? — дрогнувшим голосом проскрежетала мать. — Тогда по какому поводу тебе Миронов натряхивает без перебоя?

При чем здесь Миронов? При чем здесь он? Мысли заполошно разметались по голове стаей мелких воробьев, истерично ударяясь о стенки черепа. Кончики пальцев предательски закололо.

— Спрашивал про тренировки, — собственная ложь казалась сейчас абсолютно беспомощной.

— Хватит мне врать! Я видела, о чем он там пишет!

Видела? Есеня оторопело замерла на месте. Для этого нужно было целенаправленно залезть в ее соцсети. Она ведь не могла… Не стала бы…

— Ты читала мои переписки?!

Горячая волна негодования сошла от пылающих предательским румянцем щек к животу и коленям. Поймав свое отражение в стеклянной дверке навесного шкафчика, Вишневецкая не могла не заметить, каким мертвенно-бледным сделалось в один миг ее же лицо. Открывшаяся правда беспощадно скручивала внутренние органы, почти до ощутимой боли. Даже дышать стало трудно, словно шею перехватила невидимая удавка.

— Я не собиралась, просто… — мать, смутившись, сложила руки на груди в защитном жесте, — у тебя монитор включился, а там эти сообщения.

— И ты их прочитала?!

Воздух в легких стремительно кончался, а вдохнуть новую порцию все никак не получалось. На грудь будто уложили тяжелый булыжник, и сил сбросить его с себя отчаянно не хватало. Впрочем, мать ее состояние старалась настойчиво игнорировать и с каждым новым словом старательно складывала на нее все больше и больше упреков.

— Дело же не в этом, Есеня. Ты хоть понимаешь, что натворила? Он же твой преподаватель! А если об этом узнают в университете? Если пойдут слухи? Да тебя со свету сживут, — от возмущения на ее губах даже проступила пенная слюна, — я от тебя такого не ожидала, дочь!

— А я не ожидала такого от тебя, — сокрушенно выдавила Есеня, подскакивая с места в желании как можно скорее вылететь прочь из кухни.

Цепкая рука Елены Владимировны больно впилась в предплечье.

— И что ты намерена делать? — требовательно спросила она ледяным тоном.

И правда, что она собиралась сделать? Перед затуманенным взглядом открывалась пугающая пучина неизвестности. Она могла начать молить мать о прощении, раскаиваясь в том, за что виноватой себя вообще-то не ощущала. Могла бы громко хлопнуть дверью комнаты и забаррикадироваться до лучших времен, пока родительский гнев не сменится на милость. Каким бы ни был ее следующий шаг, в конечном счете, оставалось лишь смиренно глотать упреки и в очередной раз признавать чужую правоту. И только самый отчаянный вариант не предполагал полной капитуляции.

— Уйду нахрен из этого дома и больше сюда не вернусь, — зло вырвалось в ответ.

— Что?

На миг, кажется, мать даже забыла, как моргать, уставившись на нее широко распахнутыми в неприкрытом шоке глазами. Воспользовавшись моментов, Есеня вырвалась из крепкого хвата и метнулась в комнату за рюкзаком и вещами.

— Куда ты собралась?

— Туда, где я не опозорю семью своими выходками.

Похоже, Елена Владимировна слабо верила в то, что ей действительно хватит на это духу. Всегда покладистая и смиренная, всегда удобная дочь просто не могла так жестоко поступить со своими родителями. Поступить так с ней! Это очевидно не укладывалось в ее голове. Потому, наверное, она и не пыталась остановить Вишневецкую, когда та возмущенным торнадо летала по комнате, выхватывая с полок одежду.

— Ты перешла все границы,