Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

– Как видишь, воевода. Я негоден для дружины.

Ингвар несколько мгновений бешено смотрел в его ясное лицо.Ноздри воеводы раздувались, а пальцы судорожно стискивали пояс. Наконец с шумомвыдохнул воздух, повернулся к своим:

– Чего встали? Едем дальше!

Дружинники непривычно суетливо торопили коней, нахлестывали,спешили выбраться из веси. Ольха ехала застывшая, сердце превратилось вхолодную ледышку. Перед глазами все стоял могучий парень с ясными глазами. Побокам слышался говор, дружинники негромко обсуждали происшествие. Она слышала,как Рудый крикнул Ингвару восхищенно:

– Здорово он нас, а?

– Что здорово? – Это был голос Ингвара,раздраженный, злой. – Был бы на его месте рус, бросился бы на нас стопором в руке. Погиб бы с честью. А то и успел бы кого-то взять с собой кЯщеру. А этот… тьфу!

– Не скажи, – возразил Рудый, – в этом что-тоесть. Верно, Асмунд?

Асмунд что-то прогудел, Ольха не услышала, затем был прежнийожесточенный голос Ингвара:

– Конечно, Олег поймет. Он был не только воином. Но длянас это не человек, а… что-то вроде червяка!

Но когда Ольха, нечаянно приблизившись, увидела его лицо, тоощутила даже подобие жалости. Ингвар ехал не просто задумчивый, а с потемневшимлицом, будто внутренности грызет голодный лис. Левая щека подергивалась, оннепроизвольно морщился. Пальцы стискивали поводья, ринуться бы навстречу ветру,но тут же, опомнившись, надевал личину спокойствия и даже благодушия.

Даже малый властитель, это Ольха понимала с горечью, долженбыть покоен и благостен, тогда и его люди проживут легко и без тревоги!

Ингвар повеселел – вот-вот откроется вид на Киев. Ольха исама чувствовала близость непомерно большого города. Уже по лесу, по деревьям.

Здесь лес выглядел как древлянин, выползший из темницы руса.Дороги, дорожки и тропинки истерзали во все стороны, колеса телег выбили землютак, что втулки сравнивали бугорки. Борта тяжело груженных подвод поцарапалимогучие стволы деревьев, содрали кору, оставив белые полосы, втоптали землютак, что траве вцепиться негде. Сушины и валежины явно разобраны горожанами,кустарник вырублен, а жгучие лучи солнца сожгли толстые пласты мха.

Даже коричневая гниль, что остается от трухлявых пней,сгнивших стволов, здесь под солнцем и в продуваемом лесу превратилась в пыль ирассеялась незримо. Лес, хотя он далеко от города, громче и убедительнее русовсказал ей о мощи Киева!

Дорога невозмутимо поползла на холм. Кони, отдохнувшие заночь, поднялись с разбега. Ингвар почувствовал, как вздрогнула пленница. У негосамого перехватило дыхание.

Киев! Град на семи холмах. За время скитаний в дремучихлесах Ингвар почти забыл Киев, ставший второй родиной. Видел только древлянскиеодинаковые селения, окруженные рвом и тыном, называемые гордо крепостями, болотада веси. Киев не то что померк, а как бы уменьшился, скукожился до размеровогромного древлянского града. Сейчас же видел, что Киев – это не простостольный град. И не только.

На семи холмах раскинулся дивно украшенный огромный город извысоких теремов, башен, роскошных хором и огромных складов, внутри была высокаястена. Когда-то этой стеной окружили град, уже крупный, больше любой крепостидревлян, но город разросся и за стеной, и теперь стена опоясывает разве чтосамую сердцевину, а огромнейший город раскинулся во всю ширь намного дальше,там другая крепостная стена, уже вокруг современного города, исполинского,непомерного, но уже и за эту стену вышли дома, и даже склады, амбары, торговыеряды опускаются прямо к реке, при взгляде на которую, как он заметил, удревлянки закружилась голова и онемел язык.

Они ехали к Киеву, а Ольха пошатывалась в седле, будто ееударили. Впереди раскинулся город врагов, но это оказался город из сказки.Крепостная стена немыслимой высоты, в три-четыре роста человека, через каждыесто шагов вздымаются исполинские башни, зияют ворота, сейчас открытые, к нимведут подъемные мосты, ибо город ко всему еще и окружен глубоким рвом, гдетечет вода… Но то, от чего у нее перехватило дух, – это исполинскиетерема, что выросли на высоких холмах. Их было видимо-невидимо.

Под лучами солнца блестели стены великокняжеского терема,выложенные из белого камня, только два верхних поверха из бревен, номногоскатная крыша нестерпимо блестит желтой медью.

Она потрясенно ощутила, что воздух не просто влажный, а внем висит мельчайшая водяная пыль. Под конскими копытами откуда-то застучалимокрые камни, ей почудился могучий гул бескрайнего моря, огромного и чудовищнотяжелого, расцвеченного белыми гребешками пены. О них часто пели кощунники, и древлянеслушали, затаив дыхание.

Кони, осторожно ступая по узкой тропке, начали спускатьсявниз. Вместе с набегающими волнами в лицо толкала мягкая влажная лапа, на губахчувствовался солоноватый вкус крови, словно океан был живым зверем, чья плотьранилась о камни, но океан слишком велик, чтобы замечать царапины; волныобрушивались на берег тяжело, победно, отступали, утаскивая с собой не тольководоросли и гребешки пены, но и гальку, валуны, а с каждым новым ударомприбрежные скалы тряслись, с вершин падали глыбы, и все новые скалы рушилисьпод натиском волн, исчезали, превращались в песок.

– Море? – спросила она слабым голоском.

– Днепр, – ответил Ингвар торжественно. –Данапр, если по-славянски.

– Окиян?

– Река, – засмеялся Ингвар без насмешки. –Главная река этих земель.

Внизу у воды была видна крохотная фигурка конника. Это былВлад, он стоял на причале из толстых бревен, тряс над головой копьем с краснымяловцом. От того берега отделился гигантский плот, отсюда совсем крохотный, нанем виднелись фигурки людей.

Плот тащился медленно, но когда приблизился и ударилсяторцами толстых бревен в бревна причала, Ольха застыла, потрясенная донельзя.На этом плоту можно разместить целую деревню!

Ингвар с его людьми въехал на плот, с нетерпением ждал.Селяне заводили коней, заталкивали и размещали подводы, скот, телеги, носилимешки. Дюжие паромщики деловито покрикивали, указывали места, расталкивали,чтобы погрузить всех, а двое уже бегали по рядам, собирали за перевоз.

Паром, так называли плот, медленно пополз через великанскуюреку обратно. Огромные тяжелые волны зло били в низкие бока, иногдазаплескивались наверх, но массивный плот даже не качался, двигался через рекуплавно и неспешно. Когда брызги попадали наверх, бабы и детишки верещали впритворном испуге. Мужики помогали паромщикам тянуть канат.

Все было удивительно в этом мире, даже то, что простыемужики и бабы вовсе не смотрели на немыслимую реку, не страшились ни волн, чтопопадали под ноги, ни страшной бездны под плотом – судачили, шутили, затягиваливеревки на мешках и постромках, а иные просто дремали, свесив ноги с повозок.