Город звериного стиля - Ольга Сергеевна Апреликова

что, мол, догадаешься. Но Мур так устал, что голова кружилась. Световое пятно фонаря, попадая на стены, заметно дрожало. На каменном полу из плит, похожих на те, которыми вымощен двор, только не истертых, сырость и плесень. Не присесть. Тогда Мур залез в лодку, сдвинул весла и присел на банку. Потрогал уключины, обжегшие пальцы подземным холодом. Оглядел пустое нутро лодки еще разок. Как плотно пригнаны тесины! Если б спустить ее на воду… Законопатить, просмолить заново.

Мур обернулся, оглядел корму… И догадался. С кормы лодка снаружи была больше, чем внутри! И доска лавки перекрывала пространство между бортами, как маленькая палуба. А что? Груз поставить, сети вытащить… А доску подковырнуть бы… Вот, уключиной!

Внутри, как в сундуке, лежал сваренный из нержавейки кейс с сейфовым замком. Мур, как велел дед, набрал дату своего рождения и откинул крышку. Документы, карты, толстые исписанные тетради… Ой. А вот интересно, код дед когда менял? Пол-то бетонный пришлось бензорезом вскрывать, при Муре дед ничего такого не делал… Откуда он раньше знал, когда день рождения у Мура? Он же сказал, что про внука не слышал? Или?.. А может… Да с таким дедом все может быть! Дед мог и нарочно так устроить, чтобы мама уехала и его, младенца, увезла. А отчим… Он же тоже с геологией связан, горнопроходческие щиты проектировал, в Китай просто так не приглашают…

Опять мир оказался глубже и страшнее, чем казался еще минуту назад. Опять Мур ощутил сложную, как ходы в муравейнике, невидимую сеть причин и следствий, которые привели его в эту лодку. Хотя… Да ладно. Все равно у деда другого внука нет. Кто ему еще поможет? А спросить прямо – так признается, пожалуй. Мур даже знал, что скажет: «А чтоб целее был». И резон этот теперь-то вполне понятен.

Так, карту дед велел забрать и носить с собой, с виду она обычная, а вот легенду к ней… Выучить здесь. Ох, сколько значков… Да в человеческих ли это силах? С минуту Мур поборолся с искушением сфотографировать легенду, потом со вздохом достал из рюкзака термос и пряники и принялся зубрить. В голову к нему никто заглянуть не сможет.

В тишине становилось все страшнее. В углах – мрак. И холодно. Значит, надо учить быстрее.

Часа через два, когда фонарик стал тускнеть, а значки больше не путались и на самой карте находились точно там, где Мур ожидал их найти, он, закоченевший, наконец встал. Все сложил и спрятал. Неуклюже выбрался из лодки, похлопал ее на прощанье и, хромая, как старикан, поплелся к двери.

Ход казался бесконечным, и разок Мур несильно стукнулся головой о торчащий сверху кирпич. Пока тер темя, увидел, как в луче света поблескивает вдали желто-зеленая веревка. Подошел, наконец выпрямился в кирпичной бочке, подергал веревку, проверяя прочность, – а веревка вдруг подалась под рукой и все быстрее поползла к нему сверху. Отвязалась? Но он ведь правильно привязывал… Суседушка шутит? Жесткие петли веревки тяжело и мягко свалились на голову. Мур отскочил и чуть не заплакал. Электрический свет сиял наверху, а бурый кирпичный свод, кирпичик к кирпичику, казался отсюда архитектурным шедевром. Ладно, главное – допрыгнуть. Он забросил рюкзак наверх, потом собрал оставшиеся силенки и подпрыгнул. Где там! Второй прыжок – пальцы только больно чиркнули по корявому бетону в запилах. В запилах? Мур быстро подхватил из-под ног веревку и, сперва глубоко подышав и старательно думая только о девчонках сегодня в парке, грамотно сплел на ее конце плотный, крепкий обезьяний узел. Добавил три толстых узла пониже, для перехвата. А вот та девчонка, что в медицинский хочет поступать, как ее звали? У нее еще сквозь платьице немножко… просвечивали… А кружок в квадратике на дедовой карте – это… Веревка сразу легла точно в самый широкий запил. Повезло. Теперь осторожненько… Мур потянул веревку, и узел застрял над запилом в сантиметре от кромки. Он снял тяжеленный свитер, тоже забросил его наверх, подергал веревку – вроде держится, и не спеша, перехватываясь повыше узлов, вытащил себя вверх, зацепился за край, перехватился второй рукой – и тут обезьяний узел подло выскользнул из запила и веревка шмякнулась вниз.

Мур удержался. Даже зарычал, подтягиваясь, – куда делись силы? Так, не суетиться. Он же может. Он такое делал много раз. Это он просто очень устал. Ничего. Держаться. Пальцам почему-то стало скользко – а, ободрал сильно… Держаться!

Кто-то сильно и мягко подтолкнул его снизу в подошвы.

Мур вылетел из дыры, как пробка из шампанского, откатился, вскочил, схватил бензорез и повернулся к дыре. Там было тихо. Он осторожно заглянул и успел увидеть, как во мраке исчезает черное и мохнатое.

А сейчас вокруг лес. Такой, как будто на всей планете ничего и никого, кроме рассыпающегося трупа корабля и его якорной цепи, которая когда-то вспарывала толщу океана, да хмурых елок, прущих к небу из каменистого грунта, нет. Этот первозданный, с изначальных времен лес похоронит любую цивилизацию. Превратит обратно в железную руду.

Так клонило в сон, что все казалось ненастоящим. Он устал и сам себе казался лишь оболочкой – будто больше от него ничего не осталось. С утра как будто века прошли. Тогда, часов в пять утра – неужели правда сегодня? – выбравшись, он, плача от натуги, ломом сдвинул выпиленный блок на вкось торчащие из свода кирпичи, наскоро размешал полведра бетона, залил щели, накатил на место тележку – вот подсохнет, и будет совсем незаметно. Руки тряслись, голова кружилась, но он смыл с себя бетонную пудру, собрался, вышел в синее сырое утро и, незаметно, как диверсант, озираясь, поехал на вокзал к первой электричке до Кунгура. Никто за ним не следил, даже Егоша. И потому все недолгое железнодорожное время он проспал, и вроде ничего, вон потом, как сел за руль, сколько проехал, почти полдороги… Но это была легкая половина. Сначала федералка, потом серая лента, шелком стелившаяся под колеса. Мур ехал и ехал, воображая, как дед лежит на больничной кровати и представляет себе его, едущего в надежном, обкатанном с весны ЗИЛке в синей тени зубчатого леса – посреди гор, посреди материка, по постеленной вдоль каменных стен серой ленте. Даже после жуткого, наполовину из заборов в колючей проволоке, полузаброшенного Ныроба с часок ему везло.

Пока не свернул на эту вот… Этот вот… Какой-то там, чтоб его, тракт. По которому с весны, похоже, никто не ездил. А может, и с прошлого лета. А весной тут не ходило, скорее всего, никаких машин, только талыми потоками текло, завихряясь водоворотами в размывах, и медведи устраивали заплывы в бурой от глины воде. В общем, экстремальное вождение вне цивилизации и вообще какой-то там истории из учебников. Другой мир, через который надо продираться, сцепив зубы. Другая страна, древняя. Аж лобаш в грязи, прозрачных молодых листочках и сосновых иглах.

Хорошо он спрятал машину или?.. Скорей всего, или. Но сил нет. Еще подумалось о диких животных: лоси там, медведи, волки… Росомахи… Глаза слипались. И – еда! А еще в кунге котелок есть, вот надо с ним к ручейку, что в сторонке журчит, за водой… Он скорей обошел ЗИЛок, отпер дверь, поднялся внутрь. Сколько же здесь всяких чужих контейнеров! Скорей бы избавиться. И потом ехать налегке обратно, останавливаться, где захочешь… Спать вон на верхней полке…

Коленки – как джинсовые яблоки. Мальчишечья, ежом, голова. Глаза – как удар под дых.

– Мурчисон! Ты почему так долго?!

Глава 7

Серый рыбак

1

Котелок больно стукал по колену. У ручья Мура все еще потряхивало, хоть Галька уже перестала реветь. Она вдруг двинула Мура в бок локтем и подняла указательные пальцы: левый прижала к губам, а правым ткнула вперед – в паре метров от них на кривой елке сидела маленькая сова и ошалело моргала. Их она у своей елки никак не ждала – разноцветных, растрепанных, городских. С минуту, обо всем забыв, ребята таращились на нее, изысканно пеструю, со смешным, с виду безобидным клювиком, с живыми топазами глаз, так же ошалело моргая, как она. Настоящая! Ох, да тут ведь все