Город звериного стиля - Ольга Сергеевна Апреликова

Вода не отозвалась. Утекала, впитывалась в грунт. Ну, может, Егоша с дедом? Может, с ней он в безопасности? Мур вспомнил, как она бросилась на пьяных мужиков на снегоходе, как потом блестел красным валун. Этот серый рыбак потом еще долго снился. Вроде Мур ни в чем не виноват, просто оказались они с Галькой на берегу не вовремя – но ведь с ними была Егоша, тайная сила. Само зло. На миг ему привиделось, будто деда поймали какие-то бандиты и хотят отобрать миллиметровки с секретными отметками, где алмазы-золото копать, – а Егоша разодрала этих бандюков на бефстроганов с кусками костей и клочками тряпок.

Хватит страдать. Надо действовать. Мур, превозмогая ледяной ужас потерять деда в самом деле, вышел на улицу и позвонил Саше. Тот – спасатель и точно знает, что делать, если пропал человек.

Саша нашел деда через полчаса. В реанимации Девятой медсанчасти, в Балатово, потому что плохо деду стало рядом с больницей, на шоссе Космонавтов. Сердечный приступ и что-то еще, Мур плохо расслышал:

– Куда, куда ехать?!

– На стоянку к гаишникам; езжай машину забери, а то там каждые сутки черт знает сколько стоят! А к деду тебя все равно не пустят!..

Мур все-таки поехал в больницу. Не пустили. Но хоть сказали, что состояние стабилизировалось, хотя еще очень тяжелое. Инфаркт, да. Нет, нельзя звонить, вот когда в палату интенсивной терапии переведут, тогда и позвонишь. Иди-иди уже, мальчик, иди, не задерживай очередь. Нет, никаких передач.

Как же подать деду знак, чтоб хотя бы знал, что Мур в курсе, где он? Вот каково это – лежать где-то в больничном лабиринте на жуткой, с кучей устройств, кровати, на которой уж сколько пациентов уже умерло? Так, стоп. Ведь и поправились многие тоже. Их в палату перевели. И деда переведут. Ох, деда.

По дороге домой «Крузак» тормозили раза четыре, хотя Мур идеально соблюдал правила, рядность и скоростной режим. Но со стороны посмотреть – Мур бы и сам такого водителя проверил: какие восемнадцать? Пацан в футболке, косматый, нервный, школьник школьником. Мур так и говорил, что правам неделя, машина дедушкина, дедушка в больнице. Проверяли, отпускали. Когда он доехал до дома, почему-то все уже стало золотым от заката. Прежде чем загнать машину в гараж, Мур осмотрел ее снаружи – никаких царапин и вмятин, впрочем, в госавтоинспекции сказали, что дед потерял сознание на светофоре. Хорошо, мол, что скорую быстро вызвали. Мур представил, как у деда темнеет в глазах и дышать нечем, в груди печет, а на светофоре уже зеленый, и сзади сигналят, сигналят…

Но ведь Мур никогда не видел, чтоды деду было настолько плохо! По Полюдовскому кряжу, когда ездили на майские праздники на Ветлан, Полюд и Помяненный Камень смотреть останцы из кварцевых конгломератов и песчаников, дед ходил легко, быстро, как молодой, и над Муром посмеивался, что пыхтит. Показывал сверху, где алмазоносные пески проходят. А ведь там по горам везде курумы, идти тяжело, а по моховой подстилке еще тяжелее. Что же, сердце взрывается вдруг? Само по себе, просто потому, что изношено? А если… А если деду кто позвонил или встреча какая-то плохо прошла, словом, он узнал что-то такое, что его расстроило? Все последние дни он мрачный был, всегда уставший, в мастерскую не спускался, приезжал поздно, мол, дела…

Мур решил обшарить салон, может, найдется что еще кроме папки с материалами к лекции и ноутбука, что вернули гайцы. В бардачке обнаружилась всякая знакомая ерунда – но и коробочка лекарства, Мур посмотрел в Интернете название – кардиологический препарат. Значит, дед уже мучился, и надо было в больницу, но он почему-то не мог? Зачем скрывал? Считал, что Мур не помощник? Пугать не хотел?

Запиликал телефон. Мур схватился за карман, но его трубка молчала. Пиликало из-под пассажирского сиденья. Он присел, пошарил – и вытащил знакомый дедов аппарат в толстом противоударном корпусе. Черт, значит, деду в больницу не позвонить; ладно, надо будет потом передать ему телефон… Экран жутко помаргивал, и на нам светился вызов: «Систра Д.» Мура обдало испугом, как огородной ледяной водой, и он уронил телефон. Тот лежал на коврике под сиденьем, помаргивал и знакомо пиликал.

Мур, продавливая густой воздух, как невидимый полимер, протянул руку, взял телефон и принял вызов:

– Алло.

В трубке было тихо. Тихо тишиной пещеры. Даже, кажется, слышался далекий звук капель.

Дождавшись утра, Мур встал, собрался и пошел на экзамен по математике. Потому что нечего осложнять себе жизнь неявкой. И так все непонятно и непросто. Надо всё сдать и закрыть вопрос с аттестатом. Потому что потом поступать. Чтоб отсрочка. А то в армию. Мало ли, что голова кружится от бессонной ночи и мерещится всякое… А где, кстати, Егоша? Нету. Провалилась бы она насовсем. Ох, если голова такая тяжелая, чего она кружится так легко… Мур купил кофе – но пить не смог, чуть не вырвало. Так, надо собраться.

– Ты чо такой? – спросил Колик, уже отиравшийся во дворе чужой школы. Тоже пришел раньше времени. – Зубрил, чо ли, всю ночь?

Мур и правда читал учебник, чтобы долгие часы ночи скорее проползли сквозь черный тоннель и притащили рассвет в последнем вагоне. Логарифмы прыгали в голове, параллелепипеды кривили по градусам свои вписанные прямоугольные треугольники, никак не замерить угол… Опять затошнило.

– Да нет. Дед в реанимации, я волнуюсь.

– А ты чо, один, чо ли, с ним? А взрослые? Батя?

Мур пожал плечами:

– Он далеко, – не объяснять же, что вовсе никогда отца не видел.

– Чо тебе батя скажет, если дед помрет без него? Ты звонил?

– Звонил, – в списке контактов на дедовом телефоне он нашел слово «сын», но… – Номер не обслуживается. Не знаю, что делать.

– А если он тоже помер?

Мур опять пожал плечами. Телефон деда, стоило его зарядить, стал звонить каждые пять минут, и Мур его снова выключил, чтобы сдуру не ляпнуть чего кому не надо, так много было у деда всяких дел, которые, похоже, быстро перерастали в проблемы, если судить по последним сообщениям. Мур почитал некоторые, и теперь голова шла кругом и поджилки тряслись. А то и вовсе реальный ужас накатывал, будто земля разверзается под ногами и летишь в ледяную пропасть. В общем, понятно, почему дед не распространялся об этих делах. Но и обидно немного – Мур ведь не маленький. Может, хоть в чем-то помог бы.

После экзамена он снова поехал в больницу. По дороге купил на свое имя симку и самый дешевый телефон, сдал в окно передач для деда, вышел в больничный сквер, сел на лавочку и стал ждать звонка – хотя сказали, что какие звонки из реанимации! Вот переведут в палату, тогда! Хорошо, хоть телефон взяли.

Мур сидел, зажав в кулаке камешек гнейса, глядел себе под ноги, на выщербленную плитку дорожки, потому что по сторонам глаза не смотрели. Через квадратик плитки хотелось провести диагональ и посчитать площади треугольников… Куда ж пропала Егоша? Заслать бы ее по водопроводным трубам в реанимацию, пусть бы капала из крана и подслушивала, что там с дедом. Хотя как бы она Муру потом рассказала? Она только с Галькой говорит. Вздохнув, Мур написал Дольке всякое хорошее, написал Гальке – и время опять остановилось. Надо ехать домой…

– О, ты вот он! – подошел Саша с коробкой нового телефона в руках. – А я вот думаю Петру Петровичу аппарат передать, как думаешь, возьмут?

– Я передал уже. Но сказали, нельзя из реанимации звонить, – Муру стало не по себе при виде цветной коробки у Саши в руках, особенно яркой на фоне его серой рубашки. Что же, у него тоже к деду неотложные дела? Насколько опасные? Мур спрятал гнейсик в карман, ответил на рукопожатие. – И нам туда тоже нельзя звонить. Надо ждать, как деда в палату переведут, тогда.

Саша сел рядом:

– А скоро? Чего говорят?

– Все то же: стабильное, тяжелое. И навещать нельзя.

– На кафедре-то знают?

– Надо позвонить, – Мур стал искать в Интернете телефон кафедры. Еще вчера надо бы это сделать, да он соображать перестал от адресованных деду сообщений. – А, вот, нашел…

Саша почему-то слишком внимательно