А&В. Бабочка - Tais

— это всего лишь слова. Так почему же это так сложно? Почему тело дрожит, язык заплетается, а сердце бешено стучит? Она закрыла глаза и шагнула в пропасть.

— Ало, — сказала трубка.

— Привет, — сказала она хриплым голосом. Во рту будто неделю не было ни капли. Она отпила кофе и повторила уже нормальным голосом. — Привет.

— Привет.

— Я это… В общем… Я…

— Да?

— Нам нужно поговорить.

— Да, было бы не плохо. Ты не могла бы ко мне зайти вечером? Родителей как раз не будет.

— Дэн, я не думаю…

— Прости, не могу сейчас говорить, — быстро почти шепотом сказал он. — Я на занятиях. Жду тебя сегодня в семь. Пока.

Телефон коротко брякнул, известив об окончании разговора. «Даже вякнуть ничего не успела».

Весь остальной день она, как и утром, была словно на иголках — дергалась от каждого звука, все время проверяла время на телефоне, пугалась собственной тени, ничем толком заняться не могла. Постоянно ей хотелось найти предлог отложить этот разговор еще на неопределенное время, но убедительной отмазки для самой себя она не находила.

За два часа до встречи она начала готовиться, сходила в душ, тщательно вымылась, высушила волосы, и решила их не заплетать, а распустить. Так ей больше нравилось. Выпотрошила весь шкаф, долго подбирала наряд. Накрасила глаза — смыла. Накрасила по-другому — опять смысла. Блеск для губ выбирала очень придирчиво. И с каждой секундой становилась только нервознее. Когда, наконец, время настало, она оказалась совершенно не готова. Надела в спешке то, что ей показалось наиболее подходящим — черные высокие гольфы, шорты короткие настолько, что это граничило уже с непристойностью, яркий рыжий свитер. Губы накрасила самым выделяющимся блеском со стразами. Когда ее окликнули, она в коридоре спешно натягивала свои сапожки.

— Ты куда? — спросила ее мать. — Вечер же уже.

— Я скоро приду, — выпалила она, накидывая пальто, и торопясь выскочила в подъезд.

На улице было ужасно холодно. Слишком холодно для начала октября. Без перчаток руки коченели моментально, щеки пощипывал мерзкий, но пока еще влажный ветер, словно напоминая о недавних теплых летних ливнях, о тепле, о аромате распустившихся цветов, о легком освежающем запахе недавнего дождя, приносящем облегчение в застоявшуюся знойную погоду. Странное, возможное только летом умиротворение на душе, спокойствие, от которого сейчас ни капли не осталось. Она шла по тёмной промерзлой улице, стуча зубами от холода, коря себя за столь легкий наряд и вспоминая ту совсем недавно ушедшую пору. Одуванчики, первое свидание, запах его резких и в то же время очень приятных духов, банальный абсолютно не запомнившийся фильм в задрипанном кинотеатре, первое робкое прикосновение их рук и первый влажный страстный поцелуй. Всё позади. Всё закончилось. Навсегда. Конец. На глазах проступили слезы, она неловко утерла их рукой, но только размазала, влажную кожу тут же обжег воздух. Она ускорила шаг. «Быстрее. Пока сдуру не передумала» — сказала она сама себе и шлепнула себя ладонями по щекам.

Вот и подъезд. Металлическая дверь, окрашенная облупившейся серо-коричневой краской с проступившими ржавыми пятнами и накаляканной пахабщиной то тут то там. Нужно набрать номер квартиры, но она не могла совладать с собой, стоя перед дверью и бесцельно смотря на нее. Ее всю трясло, от чего — холода или страха — она уже не понимала. Опять простое действие — нажать три кнопки на домофоне. Что может быть проще? Но рука упрямо отказывалась подниматься и набирать номер его квартиры. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула, пытаясь найти в себе силы. И тут же занудел ее внутренний голос. Она уже могла предугадывать, какие аргументы в этот раз приведет ее разумная сторона, и знала, что другой ее стороне ответить будет нечем. Заведомо проигранная битва. Тогда какой смысл ее начинать?

«Ну не убьет же он тебя, в конце концов!» — уговорила она сама себя. И из домофона раздалось: «Ало».

Разбирайся со своими проблемами сам

Дома никого не было. Мать опять уехала по работе. Новак уже даже не пытался запомнить в какой Район и город она направится в этот раз. Но наверняка там хорошо, лучше чем здесь. Сразу как вернулся от Эндрю, он упал на свою кровать, перевернулся на бок, подтянул к себе колени, и обхватив их, свернулся в подобие клубка. Слезы лились одна за другой нескончаемым потоком. Он не мог остановиться, всхлипывая, шмыгая носом. Подушка под его головой вскоре стала полностью мокрой, хоть отжимай. И чем больше он плакал, тем большая злость просыпалась в его душе. Злость на Эндрю. «Да я ему просто надоел! Вот и выбросил меня как мусор какой-то. Еще и на Дэна наговорил. Это неправда! Все вранье! И про дружбу в одни ворота и про мои чувства!». Резко он подскочил с кровати и почти бегом пошел в ванну, нашарил сверток под раковиной, вынул ножик, поднес к бедру. «…если я тебе хоть каплю дорог, не причиняй себе боли, не режь себя, не заставляй меня чувствовать себя виноватым в этом» — пронеслись в голове слова Эндрю.

— Черт! — выкрикнул Алекс, держа руку занесенной, захлебываясь собственными слезами. — Черт-черт-черт! Мать вашу!

Лезвие так и не впилось в плоть. Он выбросил его, даже не смотря куда именно. Нож ударился о кафельную стенку, отскочил от нее, звякнув, и громко упал на пол. Алекс медленно сполз по стене и опустился на пол.

«…он пользуется тобой. Это дружба в одни ворота, только ты с ним дружишь, а он с тобой нет. Ему плевать на твои чувства, он творит, что хочет».

«Это не так! Он мной дорожит. По-своему, да, но все же дорожит. Я сам виноват в его отношении. Узнать бы, в чем моя вина, и я сразу исправлюсь, и наша дружба станет прежней. Вот увидишь, Эндрю! В отличие от тебя я нужен ему. По-настоящему нужен. Он все для меня сделает, если я попрошу, потому что мы настоящие друзья. Никогда я от него не откажусь, как ты отказался от меня!».

Он вел этот монолог в своей голове еще долго, яро защищая Дэна. И тут, словно гром среди ясного неба, его пронзила мерзкая мысль: «А не себя ли я пытаюсь в этом убедить?». Не себе ли он говорит, что Дэн хороший? Не себе ли пытается доказать, что их дружба нормальная? Может, он просто не хочет принимать правду такой, какая она есть на самом деле? Что плевать Дэн на него хотел, а Эндрю был во всем прав? Может,