Пока мой труд не завершен - Томас Лиготти

В конце концов между двумя Вильямами Вильсонами происходит дуэль на шпагах, и Вильсон номер один – оригинал, не двойник, – побеждает. Перед смертью окровавленный тезка заявляет, что Вильям только что убил не только себя, но и всякую надежду сделаться когда-либо уравновешенным и порядочным человеком. Конечно, Вильсон понимает, что его близнец был кругом прав, и вскоре после прискорбной дуэли садится писать историю своей жизни – в качестве извинения и, возможно, предупреждения для других.

Пока он пишет, в дверь стучат. Сначала Вильсон не удосуживается ответить (пиши, Вильям, пропащая душа, пиши), но стук настолько настойчив, что он наконец открывает. В дверях, мокрый от грозы и озаренный вспышками молний, стоит тезка Вильяма Вильсона, незнамо как воскресший из мертвых.

– Привет, я войду? – спрашивает он. Вильсон в изумлении отступает в сторонку – и пропускает двойника к себе. Он с трудом находит стул для своего гостя (дом был снят по дешевке и не очень-то хорошо меблирован), но в конце концов подает тому колченогий, не покрашенный даже табурет, который второй Вильсон проверяет на наличие заноз, прежде чем сесть.

– С тех пор как мы виделись в последний раз, я кое-что узнал, – начинает тезка Вильяма. – Ты, наверное, помнишь, что я всегда убеждал тебя изменить свои взгляды на жизнь? Так вот, теперь я понимаю, что мои усилия были совершенно бессмысленны. Ни я, ни ты, ни кто-либо другой не в силах что-либо изменить.

– Нет! – протестует Вильсон. – То проявлялась моя собственная гнусная воля – ничто другое не обрекало меня на муки!

– Боюсь, всё не так, – возражает измученный тезка Вильсона, качая окровавленной головой. – Дело не только в тебе, дело во всех. Ты всего лишь мелкая сошка, дружище. Не хочу показаться паникером, да вот только я тут недавно побывал в таких местах… повидал кое-что… поверь мне, там одни только извращения и есть. Трение и взаимопроникновение – вот и все принципы тамошних механизмов, возведенные в чертов абсолют.

– Я давно оставил надежду на рай, – тихо говорит Вильсон.

– Рай? Ха, забудь о рае, – бросает ему тезка. – Вот когда какой-нибудь законченный дурень Вильям Вильсон напортачит так, что мир разлетится в клочья, а потом эти клочья снова слипнутся и вся история начнется заново, – вот тогда и поговорим о рае. А пока, раз уж мы оба знаем, как обстоят дела, – могу я рассчитывать на примирение? Мы так хорошо понимаем один другого – кто еще может этаким похвастать? Может, мы с тобой даже…

Но Вильяму Вильсону до смерти надоели бредни двойника. Он и так уже вдоволь над ним поиздевался – довольно! Он хватает шпагу, набрасывается на тезку и буквально иссекает беднягу в лоскуты, крича при этом:

– Хочешь примирения? Вот тебе – примирение! Вот тебе!..

Когда с двойником покончено, он расчленяет тело и скармливает куски бродящим по округе собакам, искренне дивясь простому и понятному голоду бесприютных животных.

Увы, очень скоро Вильям Вильсон умирает от голода, – ибо, придя домой, открывает, что при мысли о содеянном не может перестать смеяться; и этот заливистый, злорадный смех не дает ему никакой передышки – ни поесть, ни глотнуть воды.

Достойный исполнитель последней воли леди Лигейи

Леди Лигейя – женщина необычайной красоты: черные волосы, высокий лоб, ясные очи. Ее ум, помимо прочего, не ведает себе равных. Ее супруг, человек средней внешности и малых талантов, помогает ей в изучении оккультных наук, и временами ему кажется, что они с женой взаправду достигают чего-то запретного, потустороннего.

С самого первого дня их брак был отмечен определенными странностями. Например, Лигейя никогда не называла мужу девичьей фамилии – хотя он сам на том совершенно не настаивал. Когда неизвестная болезнь сводит госпожу Лигейю в гроб, бедный вдовец так и не преуспевает в понимании того, что же она в нем нашла. Он чувствует себя недостойным ее непостижимо сильной любви; твердит, что ничем ее не заслужил.

При жизни Лигейя часто говорила о желании победить смерть, вырвать из костлявых лап трофей неизбежной, казалось бы, победы над жизнью. Супруг всегда поддерживал ее начинания, хоть и мало что в них понимал. Будучи простым смертным во власти чувств, он после смерти жены начинает новую жизнь вместе с леди Ровеной Треванион из Тремейна, светловолосой голубоглазой женщиной из знатного английского рода. Однако вскоре после начала второго брака он отрешается от всего мира в комнате с причудливой обстановкой: в кошмарных цветах, с диковинной мебелью и со странными, исполненными тревожащих сюжетов гобеленами на стенах. Там он неосторожно ставит под угрозу свой рассудок при помощи наркотиков и странных снов. Его физическое здоровье не страдает, впрочем, – он в лучшей форме, чем когда-либо.

Леди Ровена в его присутствии то вдруг необъяснимо хворает, то снова оправляется – но в конце концов, став бледной истощенной тенью изначальной себя, умирает, забредя в один прекрасный день в фантасмагорическую келью мужа. Ее бездыханное тело покоится у его ног – но в этот момент он способен думать только о своей первой жене, о потерянной любви – Лигейе.

Странная комната, которую он обустроил для себя, идеально подходит для снов – и наш герой, зная это, отдает все силы Морфею; вся его воля устремлена, как поток, по руслу сна к образу первой жены, Лигейи. Чтобы быстрее отрешиться от чувств, он принимает неумеренное количество опиума. В то же время тело его второй жены, леди Ровены, по-видимому, демонстрирует невероятные признаки возвращения жизни – румянец на щеках, слабое биение сердца, – которые, однако, исчезают и вновь появляются через короткие промежутки времени. Так длится всю ночь – и процесс, наконец, увенчается мистическим воскрешением не леди Ровены, но леди Лигейи, которую их вдовец вернул к жизни во сне, предложив тело своей второй жены для приюта души первой.

Но воскрешение это иллюзорно. Леди Ровена не умерла; да и леди Лигейя не вполне жива. Несмотря на все усилия, во сне их муж не воссоздал ни одну из них, а лишь перенес себя из одного мира в другой. Упражнением своей воли он, наконец, заслужил любовь смуглой женщины, чьи волосы цвета воронова крыла развеваются, выбиваясь за клобук погребального савана. Волею этой проник он в то царство, из которого никто никогда не убегает и которое само по себе – источник всяческой воли. Теперь оба – извечные узники туманного фантазма, наполненного бесчисленными отголосками кровавострастного биения великого Божественного Сердца. Но что главней всего – у Лигейи вновь появился муж.

– О, Ровена, Ровена! – кричит он. Но никто