Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков - Анна Александровна Сешт

по внутренней лестнице на кухню и оттуда перешли на второй этаж, где Руми и Хибики расставляли на столе закуски и посуду.

– Она не умеет готовить, – сдал ее с потрохами Хибики и раскрыл шуршащую упаковку с чипсами. – Хотя я не удивлен.

– Эй, молодой человек, побольше уважения! Я твоя бывшая учительница, вообще-то. – Руми с грохотом поставила на стол ящик с бутылками.

– Хороший пример вы подаете, – хмыкнул он, кивая на стол. – Уважаю…

Эти двое умудрялись своей дежурной перебранкой создавать вокруг себя какую-то неуловимо домашнюю теплоту. Как будто так было всегда и всегда будет. И пусть даже Асикага-сэнсэй давно не учит в “Дзюсан”, а Курихара вышел из возраста ее ученика.

Может, и правда… Правда, пора отпустить ситуацию?

– Я проголодался, – первым отреагировал Сората и сел возле стола прямо на пол. – Только не уверен, что мой желудок скажет мне за это “спасибо”.

Он покрутил чипсину в пальцах и сунул в рот. Генри бы не удивился, что он, строго воспитанный наследник традиционного семейства, ест подобное впервые в жизни.

– Вкусно! – сообщил Сората и подвинул миску к себе поближе.

Руми погасила большую часть освещения, расставила тыквы с горящими внутри свечами, чтобы создать подходящую атмосферу, и тоже плюхнулась на пол, задрав подол юбки.

– Ну и что, что Хэллоуин завтра, – сказала она, поднимая запотевшую бутылку. – Лучше начать веселиться заранее, чем никогда. Кампай!

– Кампай! – подхватили Сората с Хибики, и Генри хмыкнул, присоединяясь к ним.

Вспомнились другие такие редкие вечеринки – в школьные годы Генри был слишком озлоблен и замкнут, чтобы оценить их по достоинству, потом взялся за ум, но дар видеть мертвых не давал ему в полной мере отдаться беззаботному веселью карнавала, в который превратился этот день, День всех святых. Мертвые достойны тишины, именно поэтому чаще всего они и сами молчат.

Он сидел на полу, чуть в стороне от остальных, привалившись спиной к дивану. По телу распространялось тепло, желудок был полон вредной едой, и он лениво прислушивался к бесконечным анекдотам Руми, разумеется, все сугубо из ее личного опыта, к колким ремаркам Курихары и непривычно беззаботному смеху Сораты. За ними гроза снаружи едва угадывалась, лишь в паузах было слышно, как бьются о стекло дождевые капли. Генри потянулся к блюду с рыбными палочками, когда что-то промелькнуло в дверном проеме.

Это произошло быстро, возможно, что и вовсе лишь почудилось, но Генри уже ощутил неприятное холодное покалывание в позвоночнике. Мертвая душа? Чья? Зачем показалась ему?

– Генри? – позвал Сората, заметив, как тот поднялся. – Все в порядке?

– Да… да, – рассеянно отмахнулся Генри. – Я скоро.

Он вышел из гостиной и оказался в тревожном полумраке коридора. Ночная академия всегда будто бы жила своей жизнью, отражающей дневную, точно негатив, обостряя все самое зловещее, что в ней было. От стен, отделанных деревянными панелями, шел призрачный холод, настенные светильники мерцали, напоминая болотные огни. Генри помотал головой, прогоняя наваждение, но его уже толкало на теневую сторону – в мир-отражение, в мир, где души не могут найти покой, и живое кажется мертвым, а мертвое – слишком живым.

И вот он уже там. Собственная вытянутая в протестующем жесте рука прозрачна и невесома. Генри не часть этого искаженного пространства, соединяющего два мира и при этом чуждого и тому, и другому. Силуэт, выманивший его из гостиной, возник снова, впереди – там, в арке, выходящей в просторный холл с балконом. Генри вглядывался в него и не мог уловить ни единой четкой черты, будто он был просто клочком черного тумана, столбом дыма, по какой-то непонятной причине принявшим подобие человеческой фигуры.

“Кто ты? – мысленно позвал Генри, говорить вслух было опасно. – Кто-то из жертв “Дзюсан”? Ты не можешь найти покой?”

Думая это, он двинулся вперед. Коридор будто искажался, стены кривились, пол раскачивался, как палуба катера, на котором они сюда приплыли. А еще это очень напоминало сны, что мучили Генри в последнее время.

Даже слишком похоже.

Тень повернулась на него, и пусть у нее не было лица, Генри ощутил ее злой взгляд так ясно, что внутри все покрылось инеем. И тогда появился рот. Огромная красная пасть, разрезавшая “голову” тени пополам. И она закричала…

– Генри! Генри!

Живое коснулось спины, плеча, руки, а потом просто затрясло Генри изо всех сил. Лампы горели ровно, стены не двигались, а ноги крепко стояли на укрытом ковролином полу.

– Генри, скажи хоть что-нибудь, – взмолился Сората. С его щек уже сошел пьяный румянец, хотя глаза еще оставались немного хмельными.

– Синтар небезопасен.

– Что?

– Синтар не… – Генри оборвал себя и сжал плечо друга. – Здесь что-то осталось, Сора. Никакого Хэллоуина в этих стенах, пока я не пойму, что это. Идем.

Он направился обратно в гостиную, поставить перед фактом Руми (в лояльности Курихары он не сомневался). Дверь была приоткрыта, в щель просачивался сероватый дрожащий свет. И звук… Такой знакомый…

Генри толкнул дверь, и на него обрушился громкий монотонный шорох, сразу заложило уши, а в груди стало тесно от накатившей тревоги. Не хватало света. Единственный его источник – старый кинескопный телевизор у дальней стены, но по выпуклому экрану шла непрерывная серая рябь помех. Если долго смотреть, кажется, что это миллионы мелких насекомых роятся под стеклом.

– Где Руми и Хибики? – спросил Сората, с удивлением оглядывая незнакомую обстановку. Вроде та же комната, но старая, пыльная, душная, с заколоченными окнами и мебелью в белых чехлах. Кажется, здесь никого не было уже лет десять. Только телевизор почему-то работал.

Генри подошел к нему и наугад щелкнул кнопку на боковой панели. Он уже и не помнил, когда в последний раз сталкивался с такой древней техникой.

Хотя, стоит сказать, в родительском доме был совсем раритет, а тут… Тут даже видеомагнитофон Funai есть, Генри о таком в детстве мечтал.

– В доме нет такого помещения, – заявил Сората категорично.

Генри гладил видеомагнитофон, проверяя слой пыли. Жирная, бархатистая, как настоящая. На теневой стороне ничего не имеет настолько реалистичных свойств.

– Я бы заметил во время ремонта, – продолжал Сората, будто пытался убедить самого себя. – Руми что-то подлила в напитки? Это несмешная шутка.

– Она ничего не подливала, – сказал Генри, и стало тихо.

Помехи исчезли, и теперь темный экран отражал их нечеткие силуэты. От этой внезапной тишины стало еще больше не по себе.

– Ге… Генри, что ты делаешь? – голос Сораты испуганно дрогнул.

Генри опустил взгляд и понял, что вставляет в видеомагнитофон кассету, хотя не помнил, чтобы брал ее в руки. Ничего не нажимал, но экран снова ожил, заполняя мертвую заколоченную гостиную