Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков - Анна Александровна Сешт

повлиять. Здесь же, в этом формирующем себя из ничего безумии, он был беспомощен.

Гроза сгустила сумерки над поселением, и первая молния озарила вытянутые полупрозрачные фигуры, медленно выходящие из-за наваленных по обеим сторонам дороги камней. Каждая новая вспышка приближала их, делала реальнее, страшнее. Когда наваливалась тревожная мгла, Генри будто терял зрение, не видел, не ощущал призраков, и это было новое для него чувство. И вновь зарница – и снова искаженные страданием бледные лица вокруг. Кольцо сжимается, мышеловка расставлена.

– Я помню это, Генри, – воскликнул Сората. – Это было!

Они встретились взглядами, и в белом зареве молнии Генри увидел в глазах друга ужас. А он в его глазах – отражение прекрасной женщины с телом огромного паука. Все происходило быстро и вместе с тем удивительно растянуто во времени. Генри дернул Сорату на себя, призраки вокруг запрокинули головы к небу и завыли, темнота в арочном проеме часовни сгустилась и выплюнула из себя монстра. Грохотал гром – или это кровь стучала в висках, Генри не понимал. Дзёро-гумо, паучиха из легенд, пожирающая мужчин, раскинула руки и подняла вверх острые штыки передней пары ног. Где-то на фоне монотонно гудела натянутая струна сямисэна.

Кошмар в кошмаре. Но кошмар не его, чужой.

– Это неправда, – сказал Генри и с силой надавил на затылок Сораты, вынуждая его наклонить голову и не смотреть на ёкая. – Это просто твой страх.

– Пусти! – тот слабо брыкался, слишком обездвиженный увиденным, чтобы оказывать сопротивление. – Генри, это она!

О, Генри видел. Дзёро-гумо было именно такой, как он запомнил, отвратительная, уродливая в своей кукольной красоте, голодная, жадная… Но это была не она. Не настоящая.

Генри смотрел ей в белый овал лица и все больше уверенности обретал. Это не его страх, не его страшное воспоминание, искажающее разум. Он может с ней бороться.

Это долг, который он на себя когда-то принял.

– Нет, нет, нет… – все еще поскуливал Сората, позволяя прятать себя от опасности. Доверяя свою жизнь. И тогда в ослепительной вспышке исчезло все – и церковь, и руины, лишь готовая напасть тень чудовища держалась до последнего, пока и она не стерлась начавшимся ливнем. Перед глазами возникла деревянная дверь. Обычная межкомнатная дверь бывшей академии “Дзюсан”, и Генри, наконец, выдохнул.

– Я был прав, – сказал он, еще сам себе не веря. – И есть способ…

Его никто не услышал – Сората пропал.

В какой момент это случилось, Генри не успел понять. Метнулся туда-сюда, толкнул дверь, но в этот раз она не поддалась.

– Черт! – Он от души ударил кулаком по стене, и та вдруг стала зыбкой, точно дым, и Генри провалился в нее. Острая боль отозвалась в виске, на мгновение все поблекло перед глазами, и только эта боль белыми огнями вспыхивала в мозгу. Генри машинально прикоснулся к голове и нащупал кровь.

А еще он был один, это стало очевидно, стоило только оглядеться – это не коридор, не руины поселения колонизаторов, а академическая прачечная, в которую он лично не раз приносил грязное белье в прошлом. Сколько прошло? Два с лишним года? С тех пор это место не стало нравиться ему больше. Не имея окон, оно освещалось слишком скудно, буквально одной свисающей с провода в потолке лампочкой, да и та периодически мигала от перепадов напряжения, когда машинки начинали работать. Они занимали почти все пространство, похожие, почему-то, на камеры с окнами-иллюминаторами. В центре стоял длинный стол на колесиках, под ним на полке – пустые тазы и пластиковые контейнеры. Генри обернулся на ступени, ведущие к выходу, и только сделал шаг, как мигнула эта чертова лампочка. Загудели моторы стиральных машин, набирая обороты, закрутились барабаны, за толстым стеклом начала собираться пена. Генри метнулся к двери и толкнул изо всех сил – заперто. Лампа мигала, как в конвульсиях, гул машинок заставлял внутренности вибрировать от напряжения. Генри ударил по двери кулаком, еще раз, еще. На костяшках лопнула кожа, и на белой краске появились красные разводы. Комната будто сжималась вокруг, давила шумом, сбивала дыхание, ускоряла сердцебиение вспышками электричества. Генри хотелось выть. Генри хотелось плакать.

Генри хотелось, чтобы это поскорее закончилось.

Но ведь это просто его страх. Иллюзия. Обман его слабого разума.

Генри уже сполз на колени и теперь с трудом поднялся, чтобы встретить свое личное испытание лицом к лицу. Он стоял на верхней ступени короткого подъема, а по плитке пола внизу растекалась лужа пенной, отчего-то странно розовой воды. Она сочилась из иллюминаторов стиральных машинок, открывшихся по щелчку одна за другой. Стало безумно тихо, остался лишь шелест льющейся воды и шорох кровавой пены – и еще что-то. Генри застыл, прислушиваясь, и различил за спиной, сквозь дверное полотно, тяжелый звук шагов. И откуда-то точно знал, что это не Сората и уж тем более не Руми или Курихара. Это враг, это опасность. Это тот, кто стоял в коридоре возле гостиной, раскрыв мерзкую багровую пасть…

Генри бросился на поиски укрытия. Кровь, смешанная с водой и пеной от стирального порошка, разлеталась во все стороны от него, штанины промокли и отяжелели.

Топ-топ-топ. Оно все ближе. Оно уже прямо за этой дверью. Если Генри увидит его, то умрет.

В прачечной не хватало места, спрятаться было негде, и отупляющий страх снова начал подчинять Генри, как до того, как он решил стать хотя бы чьей-то опорой в жизни. Он остановился и заставил себя вдохнуть и выдохнуть. Поднял взгляд и завис на открытом барабане промышленной стиральной машины – в ней, искалеченный, переломанный, точно ненужная кукла, опутанный черными нитями мокрых волос, лежал… Сората.

Генри не издал ни звука, просто не смог. Его переклинило, выключило, полностью отрубило. Он не понимал, что пятится, пока не ударился о край стола, и его колесики мерзко заскрежетали. А кровь все вытекала из барабана. Его кровь…

Открылась дверь, порыв ветра донес до Генри запах разложения, а потом толкнул в грудь. Падение было нереально долгим, будто сквозь весь этот проклятый остров, а потом Генри оказался в темноте, и сверху упала крышка.

– Нет! – Еще не понял умом, но сразу почувствовал, где он теперь. – Нет! Выпустите! Выпустите!

Он бил ладонями по преграде в тупом остервенении, пинал ногами, рычал и извергал проклятия. Но могила глушила все звуки. Генри был похоронен – здесь, на Синтар, под академией, в земле, которая забрала у него сестру. В какой-то момент бессильная злость схлынула, и тело обмякло, распластавшись по шелковой обивке. Он слишком много кислорода потратил на крики и бесполезную борьбу. Темнота забила