Приз - Полина Дашкова

— Вы сказали, он дал вам визитную карточку, — напомнилГригорьев.

— На ней было только имя. И еще — профессор, доктормедицины, доктор философии. Не оказалось даже его отпечатков пальцев, хотя карточкуон доставал из кармана голой рукой. Только мои отпечатки, понимаете, толькомои.

Официант принес кофе и счет. Рейч опять замолчал.

— А связаться с кем-то из «лебенсборн» вы не пытались? Онведь предлагал вам встретиться с ними, значит, встречался сам.

— Пытался, — равнодушно кивнул Рейч, — мне удалось разыскатьдвенадцать человек. Каждый из них смотрел на меня, как на психа, и повторял:доктор Штраус погиб. Его нет. Только одна женщина призналась, что он часто ейснится, и сказала, что, наверное, мне он тоже приснился. Последний его визитбыл, правда, больше похож на сон. Я валялся с тяжелой пневмонией. Тогда у меняеще была другая сексуальная ориентация, так сказать, нормальная. За мнойухаживала подруга, милая, добрая девушка, ее звали Гудрун. Я лежал дома, свысокой температурой. Гудрун вышла куда-то. Не знаю, возможно, она забылазакрыть дверь. Я проснулся оттого, что кто-то был в комнате, сидел возле моейкровати. Я помню это кошмарное чувство. Мне хотелось крикнуть, но я не могвыдавить ни звука. Он положил мне руку на лоб. Рука была вполне живая, сухая ипрохладная. Он сказал, что у меня сильный жар, чтобы я не напрягался, непытался говорить, он все понимает без слов. «Ты хотел сдать меня, Гейни. Я несержусь. Для меня это не опасно. Пойми, Гейни, я им нужен. Они никогда нерешатся судить и казнить меня. Для них это все равно, что судить и казнитьсамих себя. Они меня берегут. Они сдувают с меня пылинки. Я живу в Вашингтоне,у меня отличный дом, в моем распоряжении большая научная лаборатория и сколькоугодно живого материала для опытов. Сыворотка правды, эликсир счастья, эликсиротваги. Все это мои know how, мои подарки и сладости для божьих деток. Ноособенно нравится им мое последнее изобретение, методика изготовлениячеловека-бомбы. Видишь ли, человека можно с помощью химии и гипноза заставитьсделать все, что угодно. Но проблема в том, что загипнотизированный, набитыйнаркотиками, он выглядит неважно, туго соображает. Нельзя сделать из человекаробота так, чтобы он сохранил здравый рассудок, ясный взгляд и, тем более,интеллект. Сегодня я близок к решению этой проблемы. Мои люди-бомбы сумеютдействовать разумно и будут выглядеть нормально. Божьи детки в восторге оттаких игрушек, в будущем они наладят массовое производство».

Рейч замолчал, машинально открыл папку со счетом, досталкредитку.

— Не надо. Я заплачу, — предложил Григорьев.

— С какой стати? Вы уже платили в русском ресторане, когда уменя украли бумажник. Это было значительно дороже. Теперь моя очередь. Знаете,Андрей, прошло столько лет, а я до сих пор иногда чувствую его руку на лбу. Ямолчал. Он говорил. Но это был диалог. Он отвечал мне, точно читая каждую моюмысль, каждое чувство. Потом он исчез. Я не слышал, как хлопнула дверь. Черезминуту вернулась Гудрун. Около недели я не мог говорить. Просто не мог, и все.Ком стоял в горле. Позже я спросил ее, встретила ли она кого-нибудь в тот деньвозле нашей двери, на лестнице. Нет. Никого не встретила. Неделю, пока ямолчал, со мной происходили ужасные вещи. Во сне, наяву, я видел целые кускижизни доктора Отто Штрауса, я смотрел на мир из его глазниц. Война, концлагеря,газовые камеры, опыты на живых людях. Моя немота и кошмары закончились, лишькогда мне удалось снять с пальца перстень, который он надел мне, перед тем какуйти. Надел и сказал: «Еще один подарок. Приз победителям».

Пока Рейч говорил, они успели выйти из ресторана. Медленношли по набережной. Григорьев слушал молча, не перебивая.

— Я не понял его тогда, — Генрих виновато, мягко улыбнулся.— На перстне с внутренней стороны, если посмотреть через лупу, можно прочитатьимя: Отто Штраус. Я больше не надевал его на палец, все не мог забыть, какмолчал неделю и какие мне виделись кошмары. Я показывал перстень всем, ктоинтересовался моей коллекцией. Мне хотелось избавиться от него. Просто выкинутьне решался, чувствовал, что лучше всего продать. Продать и забыть. Но тридцатьлет покупателей не находилось. И вот всего несколько месяцев назад явилсяВладимир Приз. Он купил перстень, не торгуясь, не задавая вопросов. Тогда мнестало ясно, о каком призе и о каких победителях шла речь.

— Вы уезжаете завтра? — откашлявшись, спросил Григорьев.

— Послезавтра. Не волнуйтесь, Андрей. У нас еще кучавремени. Я вам позвоню.

— Маша, я не понимаю, почему вы так интересуетесь этимактеришкой? — спросил Рязанцев с некоторой обидой. — Да, в него вкладываютхорошие деньги, его серьезно пиарят. Но сам по себе Вова Приз марионетка, ничтожество.

— Про Гитлера тоже так говорили, — проворчала Маша, тормозяу светофора.

— Про кого? — Рязанцев засмеялся.

Ей понравился его смех, искренний и вполне здоровый. Передток-шоу это было совсем неплохо.

Они ехали в «Останкино» на Машином черно-сером «Форде».Никакой охраны, никаких шоферов. Рязанцеву не пришлось долго уговаривать Машусопровождать его. В каком качестве — неважно. Режиссер программы, когда узнал,что Евгений Николаевич приедет с американской журналисткой, очень воодушевился.В последнее время стало модно приглашать на ток-шоу разных иностранцев. Этоподнимало передачу на международный уровень. Режиссер спросил, нужен липереводчик, и был явно разочарован, когда узнал, что госпожа Мери Григ говоритпо-русски почти без акцента.

— Гитлера даже после тридцать третьего года многие считалишутом, марионеткой, — напомнила Маша, трогаясь с места.

— Нет, вы это серьезно? — Рязанцев в очередной раз потянулсяза сигаретой. — Вы искренне верите, что в сегодняшней России мальчишка, ничтожествоВова Приз может увлечь за собой миллионы? Я имею в виду людей, конечно. Людей,а не деньги.

— Да, я поняла, что вы говорите о людях, потому, что деньгив него уже вбиваются. Но мне не нравится слово «увлечь». Я бы сказала,заразить. Заразить бешенством. Боюсь, это уже происходит.

— Нет, Машенька, вы совсем запутались и меня запутали.Сегодня Приз состоит в моей партии, а она демократическая. О каком бешенстве выговорите?

В салоне работал кондиционер, окна были закрыты. Машенадоело просить его не курить, он постоянно забывал, что она не выноситтабачного дыма. На этот раз она решила схитрить, после светофора свернула кзаправочной станции и с некоторым злорадством сказала:

— Вы лучше не закуривайте, Евгений Николаевич. Мне надозаправиться.

На станции, в ларьке рядом с кассой Маша купила бутылку водыбез газа для себя и пакет ржаных сухариков для Рязанцева. Она знала, что он неудержится, начнет грызть, и остаток пути до «Останкино» ей не придется дышатьтабачным дымом.