Город звериного стиля - Ольга Сергеевна Апреликова

телефон, стал кому-то звонить. Пассажиры тоже забеспокоились. Галька оглядывалась, посматривала на Мура, но молчала, крепко сжав губы. Алмаз девчонка. Что же делать-то? На следующей остановке вышли дедушка с сонным внучком, их встречала бабушка с маленькой собачонкой. В открытые двери пахло мокрой пылью и деревней. Шансов выйти, исчезнуть в белой ночи какого-то поселка не было никаких, джип стоял вплотную к автобусу. Водитель двинулся было к нему, но струхнул. Прыгнул на свое место, хлопнул дверью, и пазик с отчаянием рванул с места. Но куда ему оторваться от джипа?

А до Перми уже недолго осталось. Там-то их точно возьмут, хоть на автовокзале, хоть на ночной улице: что везете? Что знаете?

Что же делать-то? Нельзя приводить к деду этот джип с московскими номерами. Надо спасать Гальку и спасаться самому. Мур нечаянно нашел в кармане какой-то камешек, который неизвестно зачем таскал с собой. Серенький, шершавый, зачем… А! Это же архейский гнейс! Мур зажал его в кулаке. Странно, но чуть полегчало. Водитель автобуса опять звонил, ругался в трубку. И в километре перед Чусовским мостом патруль ДПС нагнал автобус и тормознул джип уже всерьез: вышли трое в брониках, с автоматами. Их в последний момент обогнул груженый самосвал и, не доезжая до автобуса, свернул на боковой съезд и скрылся в лесополосе, прошитой грязными глинистыми дорогами, по которым подвозили стройматериалы к новому, параллельно проложенному мосту. Навстречу тоже замелькали самосвалы и тонары. Пазик, удирая, быстрей завертел колесами, но тут ударило красным светом с временного светофора, и всё, автобус резко остановился. Проезд перекрыл испускающий клубы черного дыма тягач, волокущий на многоколесной платформе громадную металлическую ферму. Тягачу надо было ее завернуть на мост, допереть до назначенного места, а потом, видимо, плавучие краны переставят ее на быки нового. Вокруг суетились, махали флажками и фонариками рабочие в ярких жилетках. Как же много людей! Рычали двигатели, слепя, крутились яркие мигалки дорожных работ. Со всех сторон вокруг автобуса что-то везли, разгружали, подвозили гравий. Внизу по ночной хмурой реке буксир волок понтон.

– Попали. Теперь надолго, – сказал водитель, открыл дверь и вылез покурить. Сунулся обратно: – Э, кому в Пермь быстрее надо, дык щас электричка в Пальниках пойдет, бегитя. Вона платформа.

Пара теток подхватила баулы и ринулась наружу, матеря дорожное строительство, мостотрест и водителя, который какого-то ляда не поехал через Полазну, где объезд стройки. Студенты пошептались и вышли. Мур кивнул Гальке, и они тоже выскользнули из автобуса, где осталась только старушка с дребезжащим венком, в серые и вонючие от соляры и табака сумерки. Они не побежали за всеми к платформе, а вдоль автобуса прокрались к стоявшему впереди тонару. Мур запрыгнул на подножку, заглянул в открытое окно:

– Добрый вечер, простите, вы нас не перевезете за мост? А то у нас денег на электричку нет.

– А дедушка волнуется, – влезла рядом Галька. – Пожалуйста!

– Дак я на Гайву, – растерялся толстяк-водитель в скрученном клетчатом платке вокруг головы. Повыше жгута платка сияла загорелая лысина. – На КамГЭС и за Каму, за Гайву, на карьеры… Да перевезу, малые, чо там! Залазьте! Чо вы у колес тут шмыгать будете на трассе-то!

Немеркнущее небо светилось над бескрайней гладью великих рек.

– Прошла Хребет насквозь и пала в Каму[60], – когда въехали на плотину, сказал водитель, поглядывая вправо на место впадения Чусовой. – Красота, ребятки, а? Вот бы кораблик да и в плаванье по Каме, хоть до Каспия, а то чо, крути баранку…

– А вон и кладбище кораблей, – показала пальцем жестокая Галька далеко на правый берег Камы. – Я уж устала, что тут вся хорошая история уже в прошлом.

– Тогда надо строить свой кораблик, – мечтательно сказал водитель. – А чо? Подбить друзей, а то одному не выдюжить… Лекала найдем, корпус сварим…

Мур только вздохнул. Вспомнил другое кладбище кораблей – куски кают и ржавеющую океанскую якорную цепь далеко-далеко в дремучих лесах за Ныробом. Прошлое, конечно, тут не то чтобы хорошее, скорее, странное. Он и не представлял раньше насколько.

Но, в общем, ему было наконец спокойно. Что сказал бы водитель, если б признаться, что они только что на маленькой лодке прошли Колву с самых верховьев почти до Вишеры? И что где-то там, может даже, уже по Каме, плывет их пластиковая пелла? Галька доедала талый шоколадный батончик, который ей сунул водила, а сам Мур только что на мосту видел великолепную картину: джип нагло обогнал их неспешный, как мамонт, тонар и пристроился в задний бампер пазику. И так, дружным гуськом, те поехали прямо на Пермь, а тонар скоро тяжело свернул вправо и покатил по пустым ночным улицам какого-то пригорода к Каме – а там скоро выросло впереди похожее на странный, какой-то советский замок здание ГЭС с квадратной башней и пустынный по ночному времени, в слепящих фонарях проезд по плотине в Закамье. Им, в общем, туда не надо… Но лучше запутать след.

На рассвете над Камой опять тянулись вороны: будто черный Змей Горыныч взорвался от ярости и распался на миллион жутко орущих птиц. Они шли, и шли, и шли по песку вдоль самой воды. Хотелось спать, хотя в Курье Галька сказала: «Всё», и они часа два поспали в кустах на краю пляжа, закоченели там и опять пошли. Денег не было даже на городской автобус. Пермь на том, высоком берегу висела в летней дымке, как спустившийся с неба волшебный город, и словно бы решала, причаливать к Каме или нет. Плескались тихие волны, орали вороны.

А впереди вырастал в голубом рассветном сиянии Коммунальный мост. Перейти – и, считай, дома. Прокрасться в Разгуляй… Поесть наконец нормально, а там… Там что-то разрешится. Галька все оглядывалась, наверно, выискивала в беспредельной шири Камы легкую пеллу. Но зачем Егоше лодка, если она может стать водой? Сам Мур выискивал по сторонам темные тени – под кустами, под соснами, и на пустом городском пляже его заставил вздрогнуть черный рваный пакет, который, шурша, прогнало ветерком мимо.

Галька ничего, шла, даже улыбалась, будто близость воды давала ей силу. Золотая девчонка с железными нервами. Но нет, нервы подвели: на мосту она прошла метров двадцать и встала. Постояла, зажмурившись, жалобно улыбнулась и взяла Мура за руку:

– Высоко. Страшно.

И храбро пошла дальше, жмурясь и прикусив губу. Муру и самому было жутко. Высоко. А из машины почему-то было не страшно… Теперь появилось чувство, будто они пересекают какую-то древнюю границу. Ближе к берегу желтели отмели причудливой формы, а дальше тянулась Кама – темная, тяжелая, жуткая. Широкая. Пустая. Почему на ней не видно судов? Неужели все – там, за КамГЭС, на ржавом кладбище? Только вон далеко, у Речного вокзала, который вовсе уже и не вокзал, а выставочный центр, причалены разноцветные прогулочные кораблики. Ноги иногда подкашивались. Галька чуть прихрамывала. Мур чувствовал себя локомотивом, который тащит и так тяжелый состав, к которому то и дело прямо на ходу прицепляют и прицепляют еще вагоны. А еще идти да идти. Мимо за черно-белым пунктиром отбойника пролетали редкие машины – часов не было, но, наверно, раз встало солнце, уже полпятого-пять утра. Ворон потихоньку всасывало далекое светлое пространство за железнодорожным мостом, в сторону аэропорта, и растворяло в себе; мир делался спокойнее и тише – зато чаще вскрикивали мелкие речные чайки с коричневыми головами и красными лапами, совсем как невские. Мур посмотрел на невыносимо медленно приближающуюся Пермь и стал рассказывать Гальке про Неву и бакланов, про Ладожское озеро и Финский залив, про ночные сухогрузы и танкеры, проходящие парадом меж разведенных мостов, – лишь бы отвлеклась и не косилась вниз, за перила, в темную камскую воду.

Навстречу со стороны Перми летел большегруз – и, казалось, мост затрясся, когда груженая многотонная фура с прицепом пронеслась мимо, ударив пыльным воздухом и шумом так, что Галька прижалась к Муру. Что-то гулко загрохотало и шарахнуло в отбойник рядом с ними. Мур разлепил глаза и увидел, как чугунная крышка выбитого фурой люка крутится на ребре, сверкая стертой шинами стороной, и с тяжелым звоном наконец брякается на асфальт.

– Могло бы в нас, – сказала Галька. – Ой… ОЙ!

За фурой летел черный джип. Мур