Город звериного стиля - Ольга Сергеевна Апреликова

потянул Гальку бежать вперед; почему вперед, он бы не смог объяснить, и как понял, что не успеть им, – тоже, потому просто сбил Гальку с ног и грохнулся сверху, прикрыв собой. А потом словно во сне видел, как джип влетел левым передним колесом в зияющую дыру технологического люка, его бросило вперед и вверх – в синем-синем небе бешено крутились три колеса и одна раскуроченная ось – и, перелетев через отбойник, угодил брюхом на высокие перила метрах в трех от Мура и Гальки. Выл двигатель. Колесо поскакало вперед по дороге (от него уворачивались редкие встречные автомобили), а потом наконец врезалось в отбойник на той стороне и грохнулось на бок. Мур очнулся и начал отползать. Трясущаяся, ревущая мотором машина качнулась назад, и Мур, еще скорей отползая, потащил за собой Гальку. Та встала на четвереньки и быстро поползла, обдирая ладошки и коленки об асфальт. Джип качнулся капотом в другую сторону – за пределы моста, потом обратно. Мелькнул хорошо знакомый московский номер. Джип снова качнуло туда-обратно. Кто-то черномордый внутри лез с переднего сиденья на заднее – но капот перевесил и, сильно клюнув, автомобиль сорвался. Пахло выхлопом.

Внизу ухнуло. Мур кое-как встал, догнал и поймал все удирающую на четвереньках Гальку, поднял, обнял, прижимая ее голову к своей груди, а сам посмотрел за перила – далеко-далеко внизу в темной воде расходился пенный бурун. И было тихо.

С другой стороны моста, оставив «жигуль» на аварийке, бежал дядечка в панамке. Далеко лежало сорванное колесо. Рядом на перилах в черных завитках ободранной краски слепяще сиял металл забоин. Останавливались еще мигающие фарами машины, оттуда выпрыгивали еще люди, спешили к ним, перегибались через перила, что-то кричали. Гальку трясло, и Мур все крепче прижимал ее к себе. По руке, ободранной об асфальт, текло горячим и красным. Со стороны Перми послышалось мяуканье сирен.

А в сторонке из технологического люка посреди полосы вылезла Егоша, оглянулась на Мура и Гальку и побрела к городу.

Глава 9

Подземля

1

Дед не умер, и Долька тоже. Деда выписали, Долька все еще в Москве с мамой, но ей вроде стало лучше. Мур и Галька постояли, прижавшись к худому, дрожащему деду. Дед и Галька немного поплакали. Мур как-то укрепился. Суседушка под печкой бренчал блюдцем и тоже вроде бы всхлипывал. Дед недоумевал, откуда вообще взялась Галька, но пока не расспрашивал.

Потом Мур и Галька выпили у деда весь кефир, съели черствые мятные пряники, кроме одного, который сунули под печку, и легли спать. Мур в своей комнатушке почти провалился в сон, но тут же вывалился обратно. Невозможно было не слышать Галькино сопение, не понимать, в порядке она или что. Тогда он встал, взял подушку с одеялом и лег на пол в большой комнате возле дивана, где спала в белых простынях коричневая от загара и грязи, вся в пыльных полосах Галька. Только бинты на ладошках, что скорая ей навертела, были белыми. Пока что. Мур и сам был не чище. Потом. Всё – потом. В окно пахло летом, городом. А еще мокрыми лопухами и крапивой – из лога, с Егошихи.

Проснулись они к вечеру. Наконец поели нормальной еды из нормальных тарелок – если считать такими дедовы тарелищи с картинкой парового молота. Дед выглядел покрепче, ожил. Но еду не сам готовил, заказал доставку – значит, сил нет. Ну разве что на донышке. Потом Галька, придерживая ладошкой объетое пузцо и постанывая, ушла в летний душ, а Мур четко рассказал деду про литий, про родий и платину – почти дословно передав слова отца.

Дед помолчал и спросил:

– Ну как он?

– Он… Ну, все нужное он мне сказал. Думаю, он… Он был хорошим человеком.

– Хорошим, – горестно повторил дед. – Я ему с родием-то и помог, чтоб он там еще поработал, пожил, а то за одну платину-то, что поперла, ему бы башку-то давно свернули… А чего, дело налажено, на кой он им… Так, глядишь, еще поживет. Они ведь терпят только тех, кто нужен, зверюги…

– А литий?

– Ну, литий… Я б государству сдал. Обнародовать сведения о литии, и сразу придет большой бизнес с ЧВК и сроет этот гадский рудник вместе с бандюками большим экскаватором…

– С ЧВК? – испугался Мур.

– Так их часто нанимают для охраны горных работ в диких местах. Разобрались бы в момент… Но… Но не сейчас.

– Просто потому, чтобы он жил и родием занимался?

– Нет, чтобы родием занимался и потому жил… Простишь нас?

– Да за что? Деда, откуда ж я знаю, как надо было правильно, когда они за тебя взялись и ты сдал им эту платину?

– Вот и я не знаю. Знаю, что отца твоего тож вмешивать нельзя было… Тогда не знал. Что делать будем?

– Что скажешь, – растерялся Мур.

Он возвращался к деду с надеждой, что тот, как колдун, разведет руками любую проблему. А дед лишь вздохнул:

– Так, Петька, это ж твое будущее, тебе и решать.

– Да я всю дорогу думал, что не хочу иметь к этому отношения. Но нельзя же оставить все как есть… Еще бы придумать, как быть! И так проблемы. Дед, за нами от Чердыни москвичи ехали. Мы оторвались на Чусовском мосту от них, на тонар пересели, он нас перевез через КамГЭС на тот берег, и мы пешком мимо Курьи прошли потихоньку за ночь. А на Коммунальном мосту… этот джип московский…

– Видел в новостях. С баржи поднимали со дна краном. Два трупа.

– Это Егоша их убила, в общем.

– Нас-то так свирепо она не защищала, – задумался дед. – А за тобой вон ходит… Да за девчоночкой… Может, ты и не зря Гальке «Бабушку» отдал, может, и убережет.

– От Егоши? Так они уже с Галькой как подружки.

– Ото всего, – дед заметно устал. – Но нам тут, между овчарками и волками позорными, боюсь, и тайная сила не поможет… Вам уехать надо. Спрятаться.

– Не хочу я прятаться, – сказал Мур. – Мне документы скоро подавать в универ. Экспедиция, понятно, накрылась, но ведь будут же еще. Мне что, так всю жизнь от этих бандюков прятаться?

– Нэ варне варнут хумы ат вермаве, – мрачно сказала неслышно вернувшаяся Галька.

– Мужчина не сумеет сделать то, что сумеет женщина, – тут же перевел с манси дед и помрачнел: – Тяжело слышать.

– Так Егоша сказала. Я не буду бояться!

Она была в одном полотенце да с «Когтистой бабушкой» на шее, смотрела свирепо – и Мур вскочил и помчался к себе в комнату искать какие-нибудь подходящие штаны и футболки поменьше. Галька милостиво принимала заботу. Надела, что Мур дал, сказала растерянно:

– А как мне сходить за вещами домой? Я юбку хочу. Ту, новую, с синими бабочками…Что мне делать?

Выглядела она спокойной, но только внешне, потому что слова папы Богодая «девочка, не хулигань, Галя дома» и у Мура застряли в уме занозой. Дед, перебинтовывавший Гальке ободранные ладошки, удивился:

– Так я тебя отвезу! Но… Ох… Ты, значит, все время с Петькой была?

– Я от Кунгура в ЗИЛе ехала, он меня не заметил… Меня Егоша привела. Конечно, все время.

– Да я ж тебя на днях видел, когда Богодаю деньги отвозил… Или… Не тебя? Ты худющая, загорелая… А та девчушка светленькая, мягкая… С глазами у нее что-то… Я даже обиделся, что не улыбалась мне, даже, да подумал – переживает… Внученька, да чего ж Егоша от тебя хочет?

– Не знаю. Но она… Она нам помогает… Дедунечка, – Галька обняла его, всунувшись головой под подбородок, – я тебя так люблю! Давай завтра байдарашков напечем! Я помню как! Деда, дедушка, а та… светленькая… правда я?

А Мур спросил:

– Какие деньги?

– Долли твоей на лечение, в Германии в клинике договорились, поедут вот завтра… Или в Израиле? Забыл я…

– На лечение! Ой, – Галька ускакала и вернулась с драным рюкзачком, порылась там и достала завязанные в носок камешки, вытряхнула на ладонь: – Мы чего нашли! То есть не мы, а глухарь, он с елки свалился, мы его съели… Но вот, можно это тоже Дашке на лечение?

– Ох ты, – дед тронул пальцем грязный алмаз. – С полем! Карата два… А этот вон и все три. Ну, посмотрим после огранки… И золотишко. Хм, богатый глухарь попался. Любят они блестяшки, да. А для сестрички-то… так сразу не продать, милая, отложи себе в приданое, а сестричке я уж