Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков - Анна Александровна Сешт

дурацкой песенки сменился невнятным бормотанием, которое становилось всё громче и чётче. Пока наконец он не выкрикнул:

– Хочу, чтобы меня никогда не поймали, но имя моё помнили через века!

Мэри напрягла память:

«Как же он сказал? Джон? Нет, не Джон. Джек, быть может? Кажется, всё-таки Джек. В этом имени нет ничего особенного. Зачем его помнить?»

Он бережно спрятал камень в карман жуткого мясницкого фартука, выбрал гнутое лезвие и вновь подошёл к кровати. Мэри равнодушно смотрела, как остро заточенная сталь порхала в руках Джека блестяще-серой бабочкой, расчерчивая её тело алыми узорами. Темнота и холод забвения уже тянули к ней свои пальцы, и их ласковые прикосновения скрадывали боль, делая Мэри бесчувственной. А может, в том виновата пропитанная отравой тряпица. Кто теперь скажет?

В глазах Джека всё ярче разгорался огонёк возбуждения. Сотни раз Мэри ловила на себе подобные взгляды: полные предвкушения, жажды и желания. Но сегодня всё вышло до неправильного иначе.

«Хочу, чтобы меня никогда не поймали, но имя моё помнили через века – так он сказал. Наверное, всё же, это хорошее пожелание. Гораздо лучше, чем дом Эстер. Надо было тоже такое загадать».

Она грустно вздохнула.

«Нет. Опять не верно. Не хочу, чтобы меня помнили. Что они тогда скажут обо мне? Уличная девка? Очередная шлюха, которую выпотрошил Джек? Какая по счёту? Нет, не хочу. Не стоило вообще приезжать в чёртов Лондон! Пусть этот город катится в бездну вместе со своим Уайтчепелом – поганым районом; вместе с промозглым ноябрём и душной комнатой, которую теперь я так и не оплачу».

Мэри прикрыла глаза и перенеслась мыслями в далёкое прошлое, где развевались на ветру её длинные, солнечно-рыжие локоны, а над головой простиралось бескрайнее небо Ирландии, такое голубое, как глаза моряка. Он почему-то тоже оказался рядом, стоял, заложив руки в карманы брюк, а на его жёстких, чуть обветренных губах застыла печальная улыбка.

Валерия Шаталова

Черная чешуя

1.

В саркофаге было темно и тесно. Но я не сдавалась – пятилась на четвереньках, туда, откуда тянуло воздухом. Пусть затхлым, застоявшимся, но все же воздухом. Под ладонями и коленями мерзко хрустела, рассыпаясь в прах, древняя чешуйчатая кожа – все, что осталось от огромного змееподобного чудовища, некогда бороздившего Северное море.

Как бы я ни пыталась развернуться – тесные каменные стены не позволяли. Пробовала толкать крышку гроба спиной, со всей силы упираясь в пол, но без толку. Саркофаг лишь сильнее раскачивался, гремя цепями снаружи.

– Вот же йормунг проклятый! – не выдержала я гнетущей темноты. Чувствовала, что уже подступает к горлу ком, а в уголках глаз начинает пощипывать. – Нет, не время сдаваться. Еще метр, может, два… Этот гад ползучий ведь должен когда-нибудь кончиться?!

Наконец, о чудо, я уперлась в торец гроба. Здесь действительно дышалось свободнее, но и только-то. Я принялось с силой пинать пяткой стенку. Удар, другой, третий… Сзади что-то хрустнуло, будто каблуком раздавили хрустальный фужер. Глухо звякнула цепь и заструилась сквозь железную петлю – этого я, конечно, видеть не могла. Но звук уж очень отчетливо доносился снаружи, от правого угла каменного гроба.

А в следующий миг цепь особо звонко лязгнула, и меня повело в сторону, словно на старых качелях, что висели на яблоневой ветке в нашем саду. Не удержавшись, я плюхнулись назад, спиной на торцевую стенку, которая теперь и стенкой-то не была, а полом – саркофаг стремительно принимал вертикальное положение и куда-то несся.

– Мамочки-и-и!

Останки древнего чудовища поползли, посыпались на меня, забиваясь в волосы и нос. Рот я все же успела заблаговременно захлопнуть. Свалилась на меня и оброненная ранее шляпа. Я судорожно смяла ее в руках. А в следующий миг гроб с оглушительным грохотом ударился о скалу, резкая боль прошила все мое тело и заволокла сознание…

2.

Осень всегда приносила на улицы Эльна первый снег. Он тяжелыми хлопьями оседал на черепичных крышах двухэтажных домов, на мощеных округлой брусчаткой трактах и даже на пушистой шапке из заячьего меха, что сегодня надела Оливия. Мы не виделись с ней два месяца и четыре дня – с конца августа, когда пришлось разъехаться по разным пансионам. Так решили наши отцы, и противиться мы не имели права. Но теперь, после долгой разлуки, мы проведем вместе, я уверена, потрясающую неделю.

– Эй, подруга, ты уже решила, в чем пойдешь завтра на праздник? – с энтузиазмом спросила Оливия Поузи и чуть тише добавила: – Надеюсь, это будет не та дурацкая, поеденная молью шляпа.

– Олли! – Я возмущенно подтолкнула ее локтем. – Она же настоящая, ведьминская!

Я с улыбкой припомнила, как год назад заявилась на Темный бал в этой шляпе и то и дело ловила на себе взгляды. Восхищенные, как мне казалось. Но эта уверенность вдруг стремительно начала таять.

– Ох, Вив, тебе уже восемнадцать, а ты до сих пор такая наивная!

– О чем ты?

– Дорогая, – мягко произнесла Олли, подхватывая меня под руку и уводя в сторону лавки готового платья. – На Темном балу каждая вторая наряжается ведьмой. Избито, неинтересно, не для нас!

– Но в том году ты говорила иначе.

– Не хотела тебя расстраивать. Но теперь мы все исправим. Никаких уродливых шляп!

Олли толкнула дверь лавки и затащила меня в мир шелка и тафты. Нас тут же обступили суетливые модистки и их помощницы и принялись выспрашивать наши пожелания. Вот только хотела я одного – свою любимую шляпу. И да, она действительно была неказиста, изрядно потрепана и местами затерта до мелких дырочек. Но вместе с тем, она была настоящей. Темной, как сама ночь, но с легким шелковистым блеском, который можно уловить под определенным углом. А странная полужесткая ткань была словно кожа, что до сих пор хранила тепло живого существа. Немного жутко – но так и надо для ночного праздника. И плевать, что другие леди наряжались в подобное. Они-то свои шляпы раздобыли вот в таких вот лавках. Ни за что не поверю, что Кэйти Хугг или Сиа Лонгебли осмелились бы сбежать ночью из пансиона, добраться до окраины Эльна и вломиться в заколоченную избушку на болотах.

Не они, а я это сделала!

Было невыносимо сложно хранить свою тайну. Особенно от Олли. Но увы, моя любимая, самая замечательная подруга вряд ли смогла бы удержать такой дерзкий секрет.

А я тогда столько страха натерпелась! И в старой избе, где все шуршало, скреблось и подвывало