Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков - Анна Александровна Сешт

в углах, и на обратном пути в пансион, когда один негодяй… Ох, такое даже вспоминать стыдно. Едва отбилась.

И ради чего все? Чтобы год спустя Олли призналась, что моя шляпа – дурацкая. Чтобы затащила меня сюда? В лавку, где все пошито руками модисток – без истории, без тайны. Нет, это совсем не для меня.

Я окинула взглядом зеленое несуразное нечто с ворохом кружева, к которому прилагались такого же тона перчатки, где между пальцами болтались клочки желтоватой органзы.

– Это что, жабка?

– Подходит к твоим глазам! – тут же нашлась Олли. – И я тоже в зеленом буду, кстати! Выйдет здорово, вот увидишь, дорогая.

«Да уж лучше тыкву на голову надеть, чем это!»

Я скривилась, но уродливый жабий наряд оплатила. Деньги у меня были, а вот желания препираться с Оливией – нет. Все равно я сделаю по-своему, но когда она это поймет – будет уже поздно.

3.

Я распахнула глаза, выныривая из воспоминания. Солнце, снег, Олли – все это было сегодняшним утром и одновременно будто вечность назад. Теперь же вокруг меня сжимались темнота, теснота, холод и страх. Запертая в проклятом гробу, словно в узком колодце, я беззвучно перебирала слова молитв, какие только помнила, да перемежала их с сетованиями на свое безрассудство.

Снаружи что-то шуршало, словно неведомая кухарка пересыпала рис из миски в миску, то ближе, то дальше.

Рассеченная бровь пульсировала болью, кровь текла по щеке. Но я боялась шелохнуться, чтобы хоть как-то помочь себе. Не позволяла себе толком вздохнуть и тем самым привлечь внимание того, что ползало снаружи.

«Это змея. Всего лишь потревоженная грохотом самая обычная змейка», – отчаянно успокаивала я себя. – «Скоро она уползет по своим змеиным делам. Никаких йормунгов больше не существует».

Верить в то, что снаружи шумит древнее чудовище, вот уже пару веков считавшееся вымершим, я отказывалась категорически.

Саркофаг натуженно скрипнул, и я ощутила его легкое движение.

«О, нет!»

Но моя жуткая темница вновь стала куда-то падать, заваливаясь на бок. Я лишь успела натянуть шляпу, чтобы уберечь голову от повторного удара.

4.

Сегодня ночью я сбежала из родительского дома. Это оказалось даже проще, чем из пансиона. Ноги не дрожали, сердце не замирало от каждого шороха, а в уме крутились заготовленные ответы на расспросы родителей, если попадусь. Все же отец, хоть и бывал порой строг, но до леди Вортель – директрисы пансиона, ему было как до второй луны.

Но из дома я выбралась благополучно, и теперь кралась по улочкам Эльна, погрузившегося в сон. Наученная горьким опытом прошлогодней вылазки, в этот раз я учла все ошибки и «принарядилась». Подбитое мехом длинное пальто нашего конюха волочились полами по снегу и вкупе со старой ведъминской шляпой делало из меня не леди, а что-то непонятное, небогатое и не вызывающее желание уволочь в темный переулок.

До болот я добралась за час. Постояла немного у низкого, сложенного из камней заборчика, отмечающего северную границу города, и, глубоко вдохнув, шагнула вперед. Казалось, здесь даже воздух был другим – тяжелым, колким, царапающим горло, а осенняя прохлада более морозной. Я зябко передернула плечами, плотнее запахнула пальто и решительно двинулась дальше.

Под ногами хрустел снег, кривые сосенки перелеска скрипели, раскачиваемые ветром, а где-то вдали ухала сова, нагоняя тревожность. Возможно, кто-то и обвинил бы меня в безрассудстве и глупости, но я ничего не могла с собой поделать. Жажда приключений с самого детства бурлила во мне как ведъминское зелье в котле, толкала на поступки, за которые отец не гнушался взяться за розгу, а матушка бледнела и хваталась за сердце. Но я – это я.

Наконец показалась покосившаяся избушка с заколоченными окнами. Лунный свет серебрил снег на проломленной крыше, а ветер звенел маленькими колокольчиками, что раскачивались на бечевках, подвязанных к покореженным деревьям и веткам кустарника. Звенящие в ночной тиши нити опоясывали ведьмин двор и не давали затаенному злу вырваться за отведенные границы. Я же считала, что все это бабкины сказки и глупые суеверия, а вместилищем зла может быть лишь человек. Дом, стул или котел ведь не могут убивать, грабить или зажимать в темных переулках! Именно человек может жить в доме, сидеть на стуле и варить в котле какую-нибудь отраву.

Такие мысли всегда придавали мне уверенности. Вот и теперь я без страха приподняла одну из бечевок и, пригнувшись, прошла под ней. Я добралась до заднего окошка и отодвинула в сторону доску, болтающуюся на единственном гвозде. Внутри было темно и тянуло запахом пыли и старости.

– Что ж, посмотрим, что удастся раздобыть в этот раз. Темный бал, жди меня!

Я уверенно перекинула ногу через подоконник.

5.

Холодная морская вода хлынула в щель, откуда прежде тянуло воздухом. Гроб теперь стоял наискосок – это было ясно по наклону стенок. Я трепыхалась из последних сил. Ползла вверх, упираясь в стенки пятками, коленями и локтями и отчаянно жалела, что столь опрометчиво отвергла жабье платье. Знай я, что все так обернется…

Всхлипнув, я сделала еще рывок. Нога соскользнула, и я рухнула вниз, непроизвольно оглашая все вокруг своим визгом.

– Выпустите меня! – заорала я, вынырнув.

Холод пробирал до костей, намокшее пальто сделалось неподъемным, а одеревенелыми пальцами никак не получалось расстегнуть пуговицы и сбросить его. Воды пока было по пояс, но она стремительно прибывала или…

– Или это гроб тонет, опускаясь на морское дно, – прошептала я и судорожно замолотила кулаками о каменные стенки. – Помогите!

Саркофаг, словно в ответ, содрогнулся под мощным ударом, я вновь оказалась под водой, которая не преминула хлынуть мне в рот.

«Это конец», – мелькнула мысль.

Меня чем-то сдавило, потом потянуло в сторону, ударило о стену и… ослепило.

Я зажмурилась и закашлялась одновременно. Легкие болезненно жгло то ли ледяной водой, то ли морозным воздухом. Но одно то, что я до сих пор дышала, давало отчаянную надежду:

«Ещё не конец. Я смо…»

– Ведьма погана-а-а-я, – вдруг прозвучали слова, полные презрения.

Я распахнула глаза и тут же прикрыла их ладонью. Рассвет розоватыми всполохами отражался от вкраплений горного хрусталя в скалистых стенах. Слева волновалось море, норовя подобраться ближе и затопить неизвестный грот, в котором я оказалась. А я и так была насквозь мокрая, и холод обнимал все крепче. Там же из воды торчали обломки саркофага и сиротливо качалась на волнах моя любимая шляпа.

Над головой скрипели цепи, на которых висел еще один гроб. Длинный, массивный и каменный. Рассветные лучи играли на искусно высеченных узорах его стенок и подсвечивали древние, сточенные водой