Смерть чистого разума - Алексей Королев

пиратами в Сирте, жизнь на положении раба и так далее. Доподлинных сведений о его жизни в этот период не имеется. В 1878 г. он объявился под именем Домонтовского на Кавказе и в Ахалкалаки совершил неудавшееся покушение на наместника Кавказского, после чего сумел скрыться. Этим деянием К. приобрёл широкую известность в кругах радикально настроенной молодёжи, многие из которой стали искать с ним встречи. Впоследствии К. утверждал, что около двух лет провёл на нелегальном положении в южнорусских губерниях, а затем в Семиречье, откуда через Китай вернулся в Европу. Последующие 10 лет, имея местом постоянного жительства Лондон, К. много путешествовал с лекциями, в основном просветительского содержания. В это время его взгляды испытали сильнейшее влияние наследия Лассаля и лассальянцев, что, в сочетании с прежним и не угасшим увлечением анархизмом и привело К. в конце концов к формированию его оригинальной философии.

В 1889 принял участие в качестве гостя в учредительном конгрессе Рабочего интернационала, который со скандалом покинул во главе небольшой группы сторонников, ставшей основой его движения. В том же году сенатом окончательно лишён всех прав гражданского состояния, что, однако, незначительно повлияло на образ жизни К., так как незадолго до этого он получил крупную сумму в качестве наследства из неизвестного источника. Избрав местом жительства сперва Францию, а затем Швейцарию, К. посвятил себя литературной деятельности.

В наиболее концентрированном виде мировоззрение К. изложено в его «Диалогах», которые выходили (по-французски и по-русски) в виде отдельных брошюр с 1889 по 1896 г., однако значительный интерес с этой точки зрения представляют также и его наиболее популярные сочинения – «История одной борьбы» (1898) и «Геркулина» (1900). В них К. излагает свои взгляды в более доступной форме.

История человечества, по К., есть история постоянной борьбы за прогресс, сперва – отдельных индивидуумов, затем племён, общин, наций и государств. Прогресс есть единственный инструмент выживания для человечества. Конечная цель человека – абсолютная свобода от внешнего угнетения – может быть достигнута лишь на наивысшей стадии прогресса. Поэтому, полагает К., освобождение угнетаемых не должно сопровождаться отказом от технического и экономического развития и не может осуществляться путём «архаизации» общественных отношений (под которыми К. подразумевает опыты по созданию основанных на утопических принципах парцеллярных коммун) и установления примата экономических форм над конечным результатом. Инструментом угнетения является не целиком государство, как институт, благодаря которому, в том числе, человечество находится на нынешнем этапе прогресса, а современное, буржуазное государство. Следовательно, разрушение государственных институтов должно осуществляться точечно, поэтапно и на каком-то этапе должно быть прекращено, дабы не утерять потенциал для дальнейшего развития.

Соглашаясь с анархистскими взглядами на общину свободных людей как основу идеального мироустройства будущего, К., вразрез с мировоззрением остальных анархистов оставляет в этом будущем место для квазигосударственных институтов, которые он называет «сообществами». Сообщества – по сути федерации общин – вненациональны и экстерриториальны, создаются и ликвидируются свободно с целью наилучшего совместно управления отдельными социальными инструментами, например, внешняя торговля, абстрактная наука, общественное призрение или общественная безопасность. При этом внутренний уклад общины основывается на свободном творческом труде и справедливом распределении продуктов труда, с наилучшим использованием потенциала каждого индивидуума. Вместе с тем К. подвергает едкой критике Кропоткина с его идеей о том, что переплетающиеся между собой на почве взаимных услуг общины превратят все человечество в одно братское общежитие.

Особенный, хотя и, вероятно, нездоровый интерес публики вызвал описанный в утопическом романе «Геркулина» феномен «абсолютно свободного человека», который, по К., должен выделиться уже на стадии формирования общин и сообществ и взять на себя лидерство (главным образом, моральное) в новом совершенном обществе. Сюжет «Геркулины» составляет противоборство, сперва политическое, а потом и военное, двух социалистических систем – собственно Геркулины, в которой реализована подлинно свободная воля граждан с добровольным делегированием ими части функций «сообществу», и радикально-коммунистической Пифагории, основанной на принципах чистого анархизма, без каких бы то ни было государственных настроек. Вожди Геркулины, «абсолютно свободные люди», избираемые согражданами и одновременно полностью зависимые от них и полностью ими управляющие, организуют действенное сопротивление агрессии Пифагории, в которой царит неконтролируемая идейная одержимость. (Любопытно, что в «Диалогах», равно как и в немногочисленных статьях К., выдержанных в строго научном духе, этот феномен не упоминается.)

Энгельс первым применил для описания мировоззрения К. издевательски-абсурдный термин «анархический этатизм», который, однако, вполне прижился и ныне широко используется последователями К. безо всякого негативного оттенка.

Вследствие особенностей системы взглядов К., попытки создать какие-то отдельные коммуны его последователями никогда не предпринимались. Практическая деятельность корвинистов заключается в пропаганде идей своего вождя, в настоящее время живущего в уединении в Швейцарии. «Международное общество анархо-этатизма», иногда называемое также «Корвиновским интернационалом», имеет отделения в большинстве европейских держав и в САСШ.

38. Мудрец поднимает свой посох

«Он меня, разумеется, не помнит. В Париже нас было четыреста человек в аудитории, и я не задал ему за четыре лекции ни единого вопроса. Не то что Троцкий. А меж тем я был среди тех, кто выступал за его приглашение, давил на руководство школы[20], грозился студенческой демонстрацией. А на реферат и диспут я не пошёл, потому что свалился с ангиной. Говорят, от Чернова не осталось мокрого места. И на четвёртый съезд я не поехал, хотя был избран. Там-то наверняка познакомились бы. Человек, благодаря которому я выбрал силу, в которую верю, – пусть даже сейчас временно и не с ней. Человек, который сам по себе – сила. Надо записать это вечером, а лучше прямо сейчас, не полениться, подняться наверх к дневнику»[21].

Таким шумным Маркевич не видел пансион ещё ни разу – а может быть, его таким не видел никто и никогда. Сразу после завтрака Лавров довольно настойчиво потребовал от Веледницкого телефонировать Целебану с почты относительно сроков прекращения их заточения, как он почти выкрикнул, сминая салфетку. Веледницкий смиренно согласился, и менее чем через час обитателям пансиона было объявлено, что завтра утром они могут катиться на все четыре стороны (как сказал всё тот же Лавров жене и секретарю спустя некоторое время в комнате). И хотя до отъезда было ещё никак не менее двадцати часов, все вдруг дружно начали собираться. На лестнице Маркевича едва не сбила с ног Лаврова, она мчалась вниз, сжимая в руках какую-то склянку и листок с размашистыми каракулями: её целью, конечно, был кабинет доктора. Мадемуазель пронесла, как полковой штандарт, свежепочищенный костюм Шубина, а Фишер, судя по звукам, доносившимся из его комнаты, выколачивал свою пару самостоятельно. Луиза Фёдоровна мелькнула с горячим утюгом,