Нежность - Элисон Маклауд

– Хардинг, она что, еще что-нибудь делала? Ты видел? Если да, это может быть важно. Важно для нас. И полезно для тебя.

– Нет… – Конечно, он бы заложил ее, если бы было на чем. Но в голову ничего такого не шло. – Я просто хотел сказать, что ее в тот день пригласили на такой важный прием в Линкольн-центре, президент лично пригласил, но ей все было мало. Ей обязательно надо было связаться с этим слушанием и какой-то грязной книжонкой. Поневоле задумаешься. Это всё.

Он выдохнул. Он сегодня прямо артист.

Пепельница на столе Джонсона была в форме Соединенных Штатов. Джонсон потушил сигарету о Калифорнию:

– Я видел пару недель назад их досье. Кеннеди. Один агент ходил за ними в Джорджтауне в прошлом году время от времени. Как-то вечером они отправились развлекаться вместе с другой супружеской парой. Пошли в кино. Но не просто в кино. Мягкое порно, ты можешь в это поверить? И жены тоже пошли.

Хардинг покачал головой, будто потерял дар речи от возмущения. Такое пристальное внимание к моральному облику – это что-то новенькое. В Джоппе он иногда подумывал в воскресенье отправиться в церковь, потому что там он сможет стоять в ряду с другими людьми и казаться таким же, как они, нормальным добропорядочным гражданином. Более того, делать вид, что он существует.

Но он так и не пошел. Это женщины могут ходить в разные места в одиночку. А неженатый мужчина средних лет не может просто так взять и прийти куда-нибудь сам по себе – кто-нибудь обязательно задумается, не извращенец ли он. Извращенец, увлекающийся фотографией.

Чтобы переменить тему, он сообщил Говарду Джонсону, что еще в Джоппе интересовался результатом слушания на главпочтамте.

– В газетах писали, что председатель слушания вынес вердикт «Решение не принято».

– Не совсем так. Чарльз Аблард, главная шишка на слушании, таки принял решение в тот день… – Джонсон поднял голову. – Только не то. Не то, которое нужно нам. Гуверу пришлось вмешаться перед оглашением вердикта. Потому и объявили, что «решение не принято». Нам нужно было, чтобы он передал дело в руки своего шефа, генерального почтмейстера. Дика Уинтерсона. У Гувера есть компромат на Уинтерсона. Семейные дела. Межрасовые отношения. Семейные.

– Значит, дело в шляпе.

Хардинг сам не верил словам, вылетающим изо рта. Ему все равно, кто там с кем. Оставьте людей в покое. Пусть живут своей жизнью. Таков был его личный взгляд на вещи – в приватном пространстве собственного черепа обхватом двадцать два дюйма. Каждый фэбээровец знал свой размер шляпы не хуже калибра собственного револьвера. Револьвер нужно прятать в кобуре и прикрывать полой пиджака или пальто. Свои личные мысли нужно прятать в голове и прикрывать фетровой шляпой с загнутыми полями. Ни одна деталь не укроется от начальства. Ни одним прикрытием нельзя пренебречь. Такова первая заповедь. Прикрывай что надо. Не привлекай внимания. Не отклоняйся от хода мысли, предписанного сотруднику Бюро. Никогда, ни при каких обстоятельствах не выставляй Бюро в дурном свете.

Дым струился из ноздрей Говарда Джонсона.

– Мы оттягиваем настоящее решение, чтобы казалось, будто дело рассматривают всерьез. На самом деле Уинтерсон уехал на рыбалку во Флориду. Дополнительная приятная деталь – задержка раздражает издателя, Россета, и его адвоката. Рембар, это адвокат, подал петицию о временной отмене запрета на пересылку книги, в ожидании решения, но мы, конечно, не торопимся с ответом. Он подал прошение сначала письмом, а сегодня еще раз, телеграммой. Иными словами, они в панике.

Джонсон расхохотался, мотая головой:

– Гувер лично позвонил генеральному почтмейстеру. Сказал, чтобы тот ни в коем случае не отвечал адвокату Россета. Для маленького издательства такое подвешенное состояние должно быть очень неприятно… – Он снова затянулся сигаретой и улыбнулся. – Россет теряет деньги с каждым днем, пока эта его грязная книжонка лежит в заколоченных ящиках. Гувер хочет, чтобы она там и осталась. Если нам повезет, Россет разорится в процессе. Для нас это самый чистый способ его убрать. Не пачкая рук.

– Надо полагать, Россет теоретически может подать в суд на главпочтамт? В федеральной юрисдикции?

– Пусть только попробует, Бюро его побьет как ребенка. Наши юристы свое дело знают.

Хардинг вернулся мыслями в день слушания. На книжных лотках много такого, по сравнению с чем книга выглядит довольно невинной. Ему она показалась – он затруднился с подбором слова – полной чувства. Возможно, смущающей. Но не больной. Не извращенной.

– А чем именно она не нравится Директору?

Джонсон удивленно взглянул на него:

– Это грязная книжонка.

– Ты ее читал?

– Нет, конечно. Как я мог прочитать книгу, которая лежит в заколоченных ящиках? Кроме того, мне незачем ее читать. И тебе незачем. В ФБР никто не читает. Я просмотрел отчет, написанный отделом порнографии. А ты знаешь, что сказал сам президент?

– Не знаю.

– Он сказал, что она «ужасна». Что ее нельзя допустить.

– Просто мне показалось, Аблард, председатель слушания, не уверен, что она настолько плоха.

– Именно поэтому у него забрали дело. Эта книга антиамериканская. Россет у нас в списке неблагонадежных. С помощью этой книги мы его уничтожим.

– Конечно… Я понимаю…

– Но?

– У нас в списке неблагонадежных четыреста тысяч человек. Я понимаю, конечно, что он подонок. Я просто пытаюсь лучше понять процедуру – процесс, с помощью которого Бюро приняло это решение. Узнать…

Джонсон прищурил глаз и медленно заговорил:

– Разница между Россетом и остальными тремястами девяносто девятью тысячами девятьюстами девяносто девятью людьми из нашего списка в том, что Россет – ренегат-издатель. Он напечатает высер любого подрывного элемента, любого извращенца. А люди это читают. Впечатлительные подростки и школьники это читают. Оно проникает к ним в мозги – и работа коммуняк сделана. Они и пальцем не пошевелили, а страна, которую мы с тобой предположительно охраняем, уже отравлена.

– Конечно. – Хардинг расчесывал руки. Чешуйки кожи дрейфовали по воздуху на пол. – Но Барни Россет… Ты знаешь, он вовсе никакой не коммунист. Я видел его досье.

– Это не значит, что он не поддерживает замыслы русских, желающих натворить у нас беды. Такова политика русских. Разозлить людей. Еще лучше – запутать. Для молчаливого большинства такая стратегия, видимо, работает лучше всего. Запутать их, стравить между собой, расколоть общество. Ослабить страну. «Активные мероприятия», так это называется. Они активные, это уж точно. Притом такие вещи обходятся дешевле любой войны. Ты читал тот приказ, а, Хардинг?

– Конечно читал.

– Ты слыхал, у нас на будущий год ожидается такая штука, называется федеральные выборы?

Он сглотнул:

– Конечно.

– Ну и что это значит, по-твоему?

– Русские не