Нежность - Элисон Маклауд

– Еще бы! Они хотят задурить головы американцам. Чтобы американцы уже не знали, что есть что, что нужно Америке и что нет. Русские хотят нас достать, поиметь. Это не то что где-то в Москве кто-то положил кому-то на стол какой-то дурацкий приказ. Это происходит по-настоящему, здесь, сейчас. Поэтому даже если книжка про английских лордов и ихних аристократических баб, не факт, что она безобидная. Или что Барни Россет напечатал эту дрянь по глупости, безо всякой задней мысли. Мысль у него была, и еще какая. И я не удивлюсь, если деньги на публикацию дали Советы.

Джонсон присел на край стола. Всосал в рот верхнюю губу и с чмоканьем отпустил.

– В любом случае, Хардинг, ты не хочешь, чтобы эта книга была безобидной. Не забывай. Ты хочешь, чтобы она оказалась самой непристойной книгой столетия по версии журнала «Тайм». Понял? С фоткой сенаторши ты себя проявил молодцом. Гувер хочет ее добавить к своей личной коллекции. Но ты можешь достигнуть еще большего. – Джонсон подался вперед, поближе к Хардингу, и заговорил медленно, словно обращаясь к дурачку: – Гувер велел сказать: «Молодец… отличная… работа… на… слушании». – Джонсон кивнул на снимок. – Он велел сказать: «Продолжай… в том… же… духе». – Он подсунул Хардингу штат Техас для стряхивания пепла. – Можешь мне поверить. Это значит: «Не сваляй дурака, а то мне придется отправить тебя обратно в Джоппу».

Джонсон откинулся назад и метнул в рот пластинку «Ригли». После курения следовало непременно воспользоваться жвачкой. Так написано в руководстве. Он потянулся, высоко вскинув руки, и стали видны мокрые пятна пота – от подмышек до середины ребер.

– Скажи, Хардинг, ты хочешь так и остаться старшим агентом?

Хардинг не поднимал взгляд от стола. Смотрел в темные испуганные глаза жены сенатора.

– Хардинг, я тебя о чем-то спросил. Ты хочешь так и остаться старшим агентом?

– Нет.

– Тогда перестань задавать вопросы, как первоклашка. Имей хоть каплю уважения к себе. – Он забрал у Хардинга сигарету, потушил и сунул ему пластинку жвачки. – Я тебе вот еще что скажу, пользуйся моей добротой. Гувер велел нам – Вашингтонскому оперативному отделению, ни больше ни меньше – тебя прощупать. По протоколу для извращенцев. Причем до того, как мы тебе предложим – как я тебе предложу – новое задание. Но я за тебя поручился. По моему счету, я тебе вроде как должен. Кроме того, ты похож на брата моей жены. Я к нему хорошо отношусь. Он застенчивый, неловкий, совсем как ты. Отщепенец, но безобидный. Я ему помогаю, если есть возможность. В тот день, когда тебя послали в отель «Мейфлауэр», это задумывалось как шутка. Обычная шутка над новым сотрудником. Гувер терпеть не может, когда ему мешают есть. Говорит, что у него от этого бывает несварение желудка. Но шутка зашла немножко дальше, чем мы предполагали. Аж в самую Джоппу. Мне было как-то неудобно, скажу начистоту. Поэтому я заявил директору, что ты нормальный мужик. Сказал, что разнюхал: ты нашел в центре города маленький скромный бордель и ходишь туда. Это его, кажется, успокоило. – Джонсон скрестил руки на груди. – Тебе сколько лет, сорок? Ни семьи. Ни дома. Ни даже подружки. Ты и в отпуск не ездишь. Только сидишь дома и возишься со своими сраными аппаратами. Я про тебя все знаю. Не знал бы, не предложил бы эту работу. Раз в неделю ты ходишь к чистильщику ботинок, навести блеск. Раз в три недели ходишь подстричься и подровнять брови. Иногда берешь книгу в библиотеке. Любишь читать про великих путешественников. Марко Поло. Капитан Кук. Христофор Колумб. Я прав? Твой отец торговал энциклопедиями по всей стране, и его след обрывается в Милуоки. Ты думаешь, что у него где-то была другая семья. Подозреваешь, что он был двоеженцем. Ты хотел стать детективом, чтобы его отыскать. Высказать ему все, что ты о нем думаешь. Ты покупаешь открытку в каждом штате, где бываешь, и складываешь в коллекцию, которая у тебя хранится в фотоальбомах под диваном. Ты собирался отправлять эти открытки матери, но не успел начать, она умерла. Но ты все продолжаешь их покупать.

Ты раб привычек, Хардинг. Ты хотел найти отца, чтобы рассказать ему, как твоя мать плакала в подушку ночами. Как тяжело она работала, драила чужие конторы, и вы кое-как выживали за счет фудстемпов[36]. Я прав? Я прав, скажешь нет? Ты выследил его по долгам за азартные игры, но след оборвался. Ты его так и не нашел. Он вместе с – как ты подозреваешь – второй семьей сбегал с каждой очередной квартиры среди ночи. Ты много раз выслушивал тирады сердитых домовладельцев. Но ты все равно оказался здесь. Хотя шансы были не в твою пользу. Ты не какой-нибудь дешевый топтун. Ты пробился аж в Бюро. Ты из тех, кто рос без отца и потому ищет сильного лидера, вроде нашего Директора, и время от времени бунтует против него, как слабый и глупый подросток. С задержкой развития, как выражаются мозгоклюи.

Я знаю результаты твоей психометрии, Хардинг. Ты более предсказуем, чем думаешь. Мы все более предсказуемы, чем о себе мним. Ты тайно думаешь, что не такой как все, умный, даже художественная натура. В школьных характеристиках учителя писали, что ты «застенчивый». Ты считаешь себя чувствительным, но, как ни смешно, ты эгоист не хуже кого другого. Втайне ты думаешь, что умнее большинства людей, что видишь глубже, чем они. Считаешь себя умнее большинства сотрудников Бюро, хотя с оперативной работой справляешься хуже многих. Ты вообще не очень любишь людей. Но любишь женщин. В смысле, по-настоящему хорошо к ним относишься. Жаль только, что на близком расстоянии они тебя пугают. Ну что? Я опять прав? Как будто я мысли читаю. Владею черной магией. Искусством, которое тебе не преподавали на учебных курсах. Чтобы узнать то, что знаю я, нужно стать ООС. Дело в том, Хардинг, что ты не уникален. Ты – «профиль», и я тебя вычислил.

Ты ложишься в постель каждый вечер не позже половины десятого. Ты выписываешь «Нешнл географик» и «Лайф». Ты любишь ходить в кино. Садишься в среднем ряду у прохода, чтобы тебя не спутали с извращенцами в задних рядах и чтоб быстро выйти из зала. Ты не занимаешься спортом. Даже плавать не умеешь. В детстве от хлорки в бассейне у тебя облезала кожа, а от соленой воды слезились глаза. Я и твою медкарту видел. Одному Богу известно, когда ты последний раз был с женщиной.

В свой