Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

стихли и нехотя вышли из буфетной. Наступило долгое молчание, так как Аксели не говорил ни слова и никто не решался заговаривать с ним.

Часа через два за пропуском приехал пастор. Он стоял у дверного косяка и мял шапку в руке, пока выписывали пропуск. При этом никто не сказал ни одного лишнего слова.

Халме все чаще наведывался в рабочий дом за каким-нибудь делом. А то ему надо было позвонить кому-нибудь. Когда Аксели просил его на минутку присесть, он соглашался. К делам он относился как сторонний наблюдатель, но все слушал с интересом. Попутно он делал некоторые замечания, в которых явно сквозила ирония. Ни одно мероприятие не было, по его мнению, проведено хорошо.

— Вот видите, как вы нужны. Передать торппы торппарям не сложно, но вот если будет раздел земли... И надо бы наладить работы. Они наверняка начнут весной саботировать, когда наступит сев и прочее. Может быть, нам придется и в бароновом имении провести сев силами товарищества, если Ману заартачится.

После нескольких бесед в этом роде Халме сказал:

— Конечно, все вопросы мирного характера — другое дело... Тут я мог бы кое-что посоветовать и подсказать.

Однажды, оказалось, он уже настолько обдумал очередной вопрос, что даже высказал свое мнение. Когда из волостного центра пришло распоряжение о том, что работы на хозяйских полях не должны прекращаться, Халме сам завел разговор:

— Торппари теперь освобождены от отработки, но, например, в бароновом имении торппари составляют большую часть рабочей силы, и без них управиться с работами просто невозможно, тем более что вся молодежь в гвардии. Не знаю, как вы думали выйти из положения. По-моему, единственный выход — потребовать, чтобы торппари выполняли то же количество работ за определенное вознаграждение.

— Конечно, к тому времени найдется и другая рабочая сила. Когда мы сможем отпустить людей из гвардии, вопрос будет решен. Ведь были же и безработные. Так неужели наша гвардия могла настолько изменить положение?

— И гвардия, и освобождение торппарей — все это вместе изменило положение. А кстати, нельзя ли узнать, когда людей отпустят из гвардии?

— Ну, этого я точно не знаю. Как только на севере все уладится.

— А когда на севере все уладится?

— Откуда же я знаю. Там готовится наступление.

— И на таких догадках должно основываться дело? Хотя, конечно, меня это не касается. Я только хотел помочь, поскольку, думаю, у Коскела слишком много забот. Тем более что сверху распоряжения бывают всякие. Эти, например, взаимно исключают друг друга.

— Садитесь-ка сами за стол и давайте правильные распоряжения. А то взяли да устранились. Вас же никто не гнал. Наоборот, чуть ли не на коленях упрашивали.

— Я уже обещал помочь тут как-нибудь разобраться с делами невоенного характера. Но это не значит, что моя позиция изменилась.

После этого он просмотрел бумаги, телефонограммы и циркулярные письма. Чуть заметная насмешливая улыбочка шевелилась в уголках его рта, да изредка он произносил вслух, словно обращаясь к самому себе:

— А это что же такое...

Аксели уже начинал понемногу злиться, но старался не показывать этого. Возвращение Халме означало бы для него не только практическую помощь и облегчение, но прежде всего было бы моральной поддержкой. Хотя днем он был твердым и решительным красным начальником и каждое слово его было ясно, но по ночам он часто чувствовал себя одиноким Аксели из Коскела, которого порой одолевали мучительные раздумья.

Отношение родных к восстанию удручало его. А реквизиции и обыски, которые приходилось производить в своей деревне, поневоле оставляли на душе неприятный осадок. Он всегда относился к своему учителю с почтением, и его коробило, что товарищи смеялись над Халме за его можжевеловые настои и хвойные отвары. Уход мастера явился для него тяжелым ударом, и теперь, когда тот хотел вернуться, Аксели готов был стерпеть его иронию. Он даже встал и с неловкой учтивостью открыл перед мастером дверь, совсем как мальчишка. Мастер, проходя по залу, сказал:

— А полы-то так и не прибрали.

— Лето как намочит, так и высушит.

Аксели быстро обернулся.

— Кто это сказал?

— Элиас.

—А ну, возьми метлу и вымети пол хорошенько. Элиас неохотно повиновался.

И когда Халме вышел, Аксели сказал бойцам:

— Если кто посмеет еще ему хоть слово молвить поперек, будет иметь дело со мной.

Заливаясь краской, он окинул всех таким взглядом, что лица у парней вытянулись. Тяжело ступая на негнущихся ногах, словно ноги одеревенели в коленях, он прошел в буфетную и прикрыл за собой дверь.

В течение двух дней Халме полностью включился в работу и фактически стал руководить штабом. Сразу же ему пришлось разбирать дело Кустаа-Волка, который ходил без пропуска и двое постовых из холлонкулмовцев задержали его. Они не знали Кустаа. Да к тому же у него было ружье за плечами.

— Оружия твоего я не касаюсь. Но пропуск-то ты ведь мог получить.

— Ружье мое, я его не отдам.

— Но пропуск тебе нужно иметь.

— Ни черта мне не нужно. Я хожу по своим тропинкам.

Халме хотел было оставить Кустаа в покое, но другие стали требовать, чтобы Кустаа сдал свое ружье. Вопрос об этом ставился и раньше, но Аксели некогда было им заниматься.

— Я своего ружья не отдам, черт побери, хоть кровь у меня всю сцедите в бутылку.

Кустаа стоял, прислонясь к косяку, в своем заплатанном ватнике, распахнутом на голой груди, хоть уже стояла морозная зима.

— Пора бы, Кустаа, и тебе все-таки прислушаться к тому, что говорят.

— Сам слушай, как пес на стреме.

— Ты, Кустаа, всегда с ехидцей говорил о деле рабочего класса... Теперь это надо кончать.

Халме велел отдать Кустаа его ружье:

— Для него это средство к существованию, во всяком случае, важное, если не единственное.

Кустаа получил свой дробовик обратно и пошел, ворча и чертыхаясь. Халме распорядился, чтобы патрули больше не задерживали Кустаа — пусть он свободно ходит куда хочет. Многим это не понравилось:

— Он столько раз выражал презрение к рабочему классу, что вовсе не следовало ему теперь особые привилегии давать.

Но больше всего пришлось портному помучиться со сплетнями. Приходили бабы и начинали нашептывать:

— Так и так, говорит... Конечно, я бы не стала... я не потому, что... Хотя он тогда завидовал и оттягал подло у нас эти канавы, с которых мы накашивали себе траву... Но надо же, пошел ябедничать на нас управляющему... Нет, я