Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

— Если ты об этом, так ведь эти чокнутые и в твоем штабе есть.

— Да, есть. Вот и довольно. Гм-гм. Ну что ж, мое дело сторона.

Парень ушел, но Аксели невольно задумался: вот еще неприятность. Но тут же постарался успокоить себя: «Нет, не может быть, не станет же он серьезно бегать за этой чертовой цыганкой...»

Восьми часов еще не было, а Аку уже стоял у развилки Кюля-Пентти. Это было самое надежное место: Элма могла пройти только этой дорогой. Лаурила жили неподалеку: после сгона Анттоо снял у хозяина Кюля-Пентти старую избушку на горке, тут они и жили с тех пор. Парню не пришлось долго ждать. Элма шла не спеша, но, увидев его, зашагала быстрее. Подойдя ближе, она отвернулась. Аку быстро подошел к ней.

— Гей.

— Гей-гей. Это что, тут новый пост поставлен или барин просто так решил прогуляться?

— Ты же написала, что выйдешь в это время.

— Ну, написала. И что же?

— Не прикидывайся.

— Так это он подумал... О господи, неужели он вообразил... что я нарочно написала! Да уйди ты прочь с дороги, меня мать за салом послала.

— Ты только не задерживайся долго.

— Нет, конечно. Меня дома ждут.

Аку пропустил девушку. Незаметно взглянув через плечо, она удостоверилась, что парень остался ждать ее. Минут через десять Элма уже шла обратно со свертком под мышкой.

Она опять начала подтрунивать, что Аку все ждет чего-то, и парень сказал с обидой:

— Брось шутить. Зачем же ты тогда писала?

— Решила попрощаться, все-таки знакомы с малых лет.

— Так ты и другим писала? Всем, кого с детства знаешь?

— Нет. Но я подумала, что раз ты такой задавака спесивый, так напишу тебе. Ты уже читал это письмо всем?

— Ну, перестань...

Уже начиная сердиться, Аку решительно взял ее за плечи, повернул к себе и обнял, так что ее руки оказались зажатыми у него на груди.

— ...а теперь ты меня поцелуешь... не зря же я бегал и ждал...

— ...и не ду... май... так тебе просто... однако...

Они были почти одного роста, и потому ей удалось откинуть голову настолько, что парень не мог достать ее губы. Вся красная, отчаянно билась она, гневно сверкая глазами, полными слез, и вдруг с ненавистью плюнула прямо ему в лицо. В тот же миг парень выпустил ее и отшатнулся, утираясь рукавом.

— Что же ты плюешься, однако... человеку в лицо... Отколотить бы тебя хорошенько...

— Были бы у меня руки свободны, я бы тебе этим салом шмякнула по роже.

— Я знаю одно место, куда бы надо это сало припечатать... Да иди ты со своим салом... Дурачка себе нашла. Ошибаетесь, почтенная нейти Лаурила. Жестоко ошибаетесь.

Аку пошел было от нее, но его остановил плачущий голос:

— Ты же виноват...

— Чем я виноват?

— ...если бы хоть раз... хоть единственный разочек... а то все только силой... как будто я какая-то...

Аку нерешительно подошел к Элме. Она заплакала и повернулась к нему спиной, стыдясь своих слез.

— Ну что ты ревешь... Я не знаю, что я должен сделать.

Она проговорила сквозь слезы:

— Ты знаешь, только не хочешь... хоть бы одно хорошее слово когда-нибудь.

— Какое слово?

— Такое, как говорят... да ты знаешь...

Аку снова обнял ее за плечи, и на этот раз она совершенно безвольно дала повернуть себя. Даже голова ее склонилась чуть на бок, словно ее бросили и она так и застыла. Глаза ее были закрыты. Она вся так ослабела, что даже сверток с салом выронила на землю. Аку поднял сверток и, обняв девушку одной рукой за плечи, повел по дороге. Элма шла покорно, опустив голову. Возле самой дороги стоял сеновал хозяина Кюля-Пентти. Дверной проем был загорожен несколькими шестами накрест. Аку оттолкнул их ногой и усадил Элму на сено.

— Какое же это хорошее слово?

Элма смотрела вдаль, утирала лицо рукавом да пошмыгивала носом. Когда Аку пытался заглянуть ей в глаза, она все отворачивалась. И тогда он стиснул ее голову в ладонях.

— Скажи.

— Сам знаешь. Ты никогда не был так, как взаправду бывают. Я знаю все... Ты хотел бы просто так... а не то, чтобы уж так.

— Ну, а если вот так?

В звуке его голоса послышалось то «хорошее слово», которого она так ждала. И она принялась ласкать его. Аку был просто ошеломлен и даже растерялся немножко. Она ласкала его с какой-то буйной, яростной горячностью. Наконец она прижала голову Аку к своей груди и с тихим, приглушенным стоном проговорила:

— ...не ходи на фронт... убеги... удерем вместе... наймемся куда-нибудь... теперь никто не спросит, ведь много всякого народу бродит всюду.

— Я не могу остаться в стороне.

— Тогда обещай, что придешь потом... ко мне... что бы ни случилось.

Эти слова напомнили парню о событиях, происходивших вокруг, но они показались ему столь незначительными, что он спокойно сказал:

— Обязательно приду.

— Можешь делать со мной, что хочешь.

Аку крадучись подошел к двери и, осторожно выглянув из сарая, огляделся по сторонам.

— Кажись, никто тут не проходил.

— А какое нам дело. Я не боюсь ничего.

Аку вернулся и снова лег на сено рядом с ней. Она лежала навзничь, сложив руки на груди как для молитвы. Она спросила задумчиво:

— Мы теперь жених и невеста?

— Нет еще. Когда кончится война.

— Отец говорит, мы получим землю от Теурю. Той, старой уже не вернут, а дадут на новом месте. Тогда у нас можно будет и лен посеять. Мама умеет хорошо ткать и меня научит. А посуды у нас есть ужас сколько. И даже тарелки — такие с цветочками,— их выкупили тогда на аукционе. Мне из них часть уж дадут, конечно... Мама говорила, что мне и платье сошьют, когда будет рабочая власть и бедные тоже смогут все покупать.

Аку не хотел, чтобы она продолжала. Он вдруг ясно представил себе неприятную сторону всего этого. И ему стало не по себе, хотя он и убеждал себя, что Элму не за что осуждать. Но Элма, словно угадав его мысли, сказала шепотом:

— Я знаю, что Аксели не любит меня. И никто из ваших.

— ...Ммм... этакое... С чего ты взяла?

— Да уж я знаю. Я и не