Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

как она еще маленькой девчонкой слышала рассказы старых людей о войне. Тогда еще живы были старухи, которые своими глазами видели, как из нашего прихода проводили сто мужиков, а вернулись только семеро.

— Так это ж есть наш последний и решительный бой. Только добьемся победы — все оружие поуничтожаем.

— Не шути, это тебе не шутки... Кто знает, для кого он и в самом деле будет последним боем.

Перед расставанием Элина и Аксели долго молчали. Только вскинув на спину дорожный мешок и надев шапку, Аксели протянул ей руку:

— Ты зря-то не тревожься.

Элина схватила его руку быстро и торопливо. Нижняя губа у нее задрожала, и она поспешила перевести все внимание на сыновей:

— Идите попрощайтесь с отцом.

Ребятишки робко подошли. Аксели подкинул вверх одного, потом другого.

— Смотрите же, будьте послушными мальчиками.

— Ага.

— А если тут у нас будут скотину требовать, отдай бычка Тэхти. Из него хорошего быка все равно не получится, так что не стоит держать... И, значит, как я сказал, не тревожься ни о чем. Я, конечно, напишу малость попозже.

— Да я ничего... Дети вот только будут скучать...

— Мужчины не скучают... правда?

Мальчики опустили головы, и Аксели поднял пальцем подбородок того и другого, сказав обычные в таком случае слова:

— Стыдно мужчине вешать нос.

Элина с сыновьями вышла на крыльцо. Алекси и Аку что-то весело крикнули ей на прощанье, но она не ответила. Алма тоже вышла во двор проводить сыновей. Когда они, помахав руками, скрылись за ригой, Алма вытерла глаза передником. Юсси стоял на крыльце нового дома. Он молча повернулся и скрылся в дверях.

Элина привела детей в избу и строго наказала:

— Побудьте здесь, маме нужно зайти в горницу.

Маленькие мужички тихо ждали ее. Мать все не шла и не шла, и Вилхо выглянул в переднюю. Воротясь, он деловито сказал младшему Ээро:

— Мама в горнице ревет.

У рабочего дома собралось много провожающих. Прибегали передать лишнюю пару носков или рукавиц, да, отойдя куда-нибудь за угол, мать совала сыну в руку сэкономленную десятку марок.

— Может, купишь там себе чего-нибудь...

Жена Лаури Кивиоя родила сына, и Викки шумел на всю округу:

— Будь спокоен... И не думай даже волноваться... Уж мы позаботимся о ребенке и о матери...

Однако сам Лаури, казалось, вовсе не проявлял о них ни малейшей заботы. Вскинув на спину дорожный мешок, он красовался перед окружающими:

— А что, неплохой вояка? Я думаю маленько того, Лате Кивиоя будет драться как лев.

Элма Лаурила украдкой сунула в руку Аку записку и, ни слова не сказав, тут же исчезла из рабочего дома. Аку не успел и рта раскрыть, как она, пригнув голову, убежала от него. Он положил записку в карман и вышел на площадку перед домом, где Аксели уже командовал строиться. Перед отправкой все старались быть особенно бравыми солдатами, движения исполняли быстро, хотя в большинстве неточно и неуклюже. Халме не пришел попрощаться. Кто-то просил его выступить с речью, но он наотрез отказался:

— Что подобает кайзеру Вильгельму, не подобает мне. Взвод построился в четыре шеренги, и Аксели сказал:

— Подумайте еще раз хорошенько, чтоб у каждого все было в порядке.

— Ладно, давай пошли. У этих парней всегда с собой все, что надо.

К этому добавили еще кое-что, столь же залихватское, и Аксели скомандовал «направо» и «шагом марш». А Викки Кивиоя заорал на прощанье, стараясь перекричать провожающих:

— Эх, сатана! Ну и молодцы ребята! Ни одна деревня не вышлет на поле брани такой красивый отряд. Если кто хоть слово молвит наперекор, так вы скажите, что я из Пентинкулмы, пропади ты пропадом!..

Шли колонной по четыре, а по бокам и сзади маршировали мальчишки с луками-самострелами на плечах. Они проводили взвод далеко за деревню, а потом вернулись назад строем, в том же боевом порядке.

В селе взвод соединился с другими взводами и дальше пошли ротой. До станции их провожало много народу и даже духовой оркестр. На морозце звонко гремела мелодия революционного марша, и две сотни пьексов, сапог и стеганцев четко отбивали шаг.

Но главные торжественные проводы были на станции. Рота построилась в четыре шеренги, и знамена рабочих товариществ вынесли перед строем. Тут же собралось много руководящих лиц, они стояли группками. А чтобы соблюсти все традиции, пригласили девушек из молодежного союза раздавать цветы отъезжающим. Цветы были сделаны из шелковистой красной бумаги, но девушки сияли свежестью и красотой, потому что их по внешности и выбирали. Смущаясь и краснея, они прикрепляли цветы на грудь каждому отъезжающему, и батраки и сыновья торппарей немного с опаской поглядывали на алые розы, украсившие их ватные куртки. Хеллберг произнес напутственную речь, и строй стоял не шелохнувшись, глядя на народ, столпившийся напротив.

Рота была построена спиной к вагонам. Многие украдкой оглядывались назад, потому что им никогда раньше не приходилось ездить по железной дороге и они даже не видели поезда. Но как ни подмывало посмотреть, они все же не смели вертеть головами, даже когда за спиной, заглушая гулкий на морозе голос Хеллберга, раздалось ужасное шипение.

И толпа провожающих стояла не шелохнувшись. Только в стороне осторожно ходили работники станции, стараясь не привлекать внимания. Они готовили поезд к отправке. После речи Хеллберга ротный командир Юлёстало подал команду садиться в вагоны повзводно. Более смелые, те, что уже не первый раз ездили по железной дороге, вышли в тамбуры, подходили к дверям, остальные выглядывали из окон вагонов. Железнодорожник, исполнявший обязанности начальника станции, отказавшегося работать, дал свисток, и только тогда кто-то не очень уверенно закричал «ура». Оркестр заиграл «Интернационал», мелодию подхватили люди на платформе и в вагонах. Паровоз, украшенный красными лентами, запыхтел, завертел колесами, и поезд тронулся. Торжествующие крики заглушили оркестр.

Поезд быстро набирал скорость, но некоторые из провожающих еще бежали рядом с вагонами не отставая. Паровоз все расходился, все быстрее работал рычагами, и вот уже бегуны отказались от состязания и только песня летела вслед поезду, исчезавшему в выемке. Кто-то в последнем вагоне махал руками, посылая прощальные приветы. Песня кончилась, и на лицах провожающих остались смущенные, немного растерянные улыбки.

II

В вагоне, где разместились парни из Пентинкулмы, еще долго сохранялось праздничное настроение. Места хватало на всех с избытком, и ребята, которые ехали и поезде первый раз, поминутно пересаживались из жадности, стараясь перепробовать побольше